Страница 5 из 8
Таня тогда перед перерывом прошла к мадам Гийяр.
– Приглашаю вас принять участие в празднике по случаю моего дня рождения.
– О, поздравляю! – удивленно приподняла брови мадам и пообещала прийти, но Али в помощь не отпустила. – Сделайте заказ по телефону, – посоветовала она приказным тоном.
Таня послушалась и передоверила это дело Али, который заказал по московским меркам нечто невообразимое. В результате оказалось, что есть было просто нечего, хотя заплатила она по полной программе. Маму бы выписать из Москвы, она бы устроила стол! Все бы вылезли от обжорства полуживые! А им принесли крошечные порции французского салата с сыром «Рокфор», фуа-гра, еще по маленькой кучке зелено-розового салата с копченым лососем и ломтиком авокадо, какие-то непонятные фрукты, которые Таня до этого ни разу не пробовала, но которые, очевидно, очень нравились Али...
Все сидели как на похоронах. Выпивали не чокаясь, ели не улыбаясь. Мадам Гийяр сухо произнесла: «За ваши успехи!» И только Али продолжал глядеть на Таню, сияя своей невозможной улыбкой. Потом Таня даже стала нарочно присматриваться к нему – как интересно у него устроен рот, что губы почти не прикрывают белоснежные длинные зубы, – Но оказалось, что в обычных случаях рот у Али спокойно закрывался. Иногда африканец за работой свистел, и тогда его губы без усилий складывались в толстую трубочку, и лицо уже не казалось перерезанным пополам ослепительной белой полосой.
...На том дне рождения за кофе Таня решила познакомиться с мадам Гийяр поближе.
– Куда вы ездите отдыхать летом?
Таня была уверена, что грамматически построила фразу правильно, однако мадам уставилась на нее так, будто Таня спросила, любит ли та есть живых лягушек.
– Зимой мы ездим навестить родственников, а летом – на море.
– Вы ездите в Ниццу? В Канны?
– Нет, – сухо пожевала губами мадам Гийяр. – В Каннах шумно и дорого, а в Ницце много американцев и русских. Мы отдыхаем ближе к Испании, в Лангедоке. Осенью – в Египте.
– Вы любите путешествовать?
– Нет, – помолчав, недовольно сказала мадам Гийяр. – Мы ездим отдыхать всегда в одно и то же место.
«Вот они, миллионеры, – подумала Таня. – Зачем тогда иметь много денег, если ездить отдыхать всегда в одно и то же место?»
Мадам Гийяр допила свой кофе и встала.
– Приятного аппетита, я жду вас в лаборатории!
Она ушла, а Таня подумала, что подарить имениннице какой-нибудь пустяковый сувенир никому и в голову не пришло.
Вот тогда Татьяна и спросила:
– А кто-нибудь знает, какое имя у мадам Гийяр?
Все посмотрели на нее так, будто она спросила нечто неприличное. Даже Али перестал улыбаться и спрятал зубы. Больше Таня об имени своей начальницы никого не спрашивала.
За соседним столом чихнула Камилла, и Таня очнулась от воспоминаний.
«Неужели Али меня тогда нарочно подставил с этим угощением? – подумала она. – А что? Вполне может быть. Уж больно у него все-таки слащавая улыбка».
Она задумалась. Работа не шла. На душе у Тани скребли кошки. Все-таки кто-то же залезает в ее компьютер? Скорей бы уж наступила хоть какая-то определенность. Долго эта мадам Гийяр будет ее мучить? Сказала бы «да» или «нет»! Тянут, тянут до последнего дня...
Тане вдруг ужасно захотелось уйти, погулять по Парижу. В конце концов, она ни разу за два года не брала освобождения по болезни. Кое-как досидев в лаборатории до обеда, она вошла за перегородку.
– Мадам Гийяр, простите, но я очень плохо себя чувствую. Можно мне сегодня уйти?
– Конечно. – То ли серые, то ли зеленые глаза в легкой сетке морщин из-за стекол очков смотрели на нее как на подопытное животное. – Но что с вами, доктор Танья?
– Мне кажется, у меня грипп.
– У вас есть медицинская страховка?
– Да.
– Покажитесь врачу.
– Хорошо, мадам Гийяр.
– Можете идти.
– Спасибо, мадам Гийяр. Я надеюсь, что завтра буду в порядке.
– Я тоже надеюсь. – Мадам Гийяр уже отвернулась к своему компьютеру.
«Скорей, скорей собрать сумку и бегом!»
С Али она опять столкнулась в дверях.
– Танья, ты куда?
– По делу.
А Камилла даже не повернула к ней свою коровью голову.
Скорее вызвать лифт и вниз. Похоже на бегство. Действительно, куда она бежит? От кого, зачем? Она не знает. Просто в этой дурацкой лаборатории смертельно надоело. Как быстро все-таки промчались два года! Она и Парижем-то насладиться как следует не успела. Да разве им можно насладиться? Таня почти выбежала из здания. Слава богу! Здесь уже не догонят. Нет, она просто сошла с ума. Кому это нужно ее догонять?
На улице над головой – ясное небо. Конец февраля, а ветер уже по-весеннему теплый. На краю фонтана сидят африканцы. Они сняли теплые куртки и остались в футболках. У девушек точеные шеи и тонкие руки, словно сделаны из черного дерева.
Свобода! Таня остановилась у лоточника и купила пакетик сладких орехов.
– Какая красивая девушка! – улыбнулся он, и Таня заметила, что у него нет переднего зуба.
«Выбили в драке, наверное, – подумала она. – Между темнокожими здесь постоянно случаются потасовки. За что они борются? За место под солнцем Парижа. Как и я. Я тоже борюсь, только по-своему».
Она отдала продавцу монетку, сунула пакетик в сумку. Ей захотелось встретиться с Янушкой и посидеть с ней в кафе, но Таня не стала ей звонить. Сказалась больной – значит, болей. Тут ни с кем нельзя откровенничать. Никогда не поймешь, что здесь считается плохо, что хорошо. Таня вздохнула. Просто паранойя какая-то! Всех приходится подозревать. Ох, нелегка ты, французская жизнь, нелегка!
Подошел автобус. Две остановки – и она уже в вагоне метро. Сесть в уголок, прижаться спиной к велюровой обивке сиденья. Поехали! Мелькают станции – «Порт-рояль», «Ваве», «Дюрок»... Таня вспомнила, как в первые недели в Париже уставала так, что чуть не засыпала стоя. Глаза закрывались сами собой, и несколько раз она явственно слышала: «Павелецкая», «Таганская», «Курская»... Она улыбнулась, прислушиваясь к объявлению дикторши. Да, теперь она почти парижанка – хорошо знает город, понимает язык. Жить бы да жить ... Женщина-диктор, будто в насмешку, сказала, как всегда после объявления станции: «Мерси!»
Таня приехала на левый берег. Вежливый господин уступил дорогу, она улыбнулась ему дежурной парижской улыбкой и вышла. Через несколько минут она уже шла по бульвару Сен-Мишель в направлении Люксембургского сада.
4
Уютно горит лампа под стеклянным оранжевым абажуром в крохотной московской кухне. За окном темно и вьюжно, но плещется вода в раковине, шумит чайник, чистится в клетке мистер Ризкин, перекладывает с лапы на лапу голову сенбернар Сеня. Тина не чувствует себя одинокой. Вот и Азарцев встал с постели, неслышными шагами подошел, замер в проеме кухонной двери, навалившись спиной на косяк.
– Тина, что ты делаешь?
– Мою картошку.
– Зачем?
– Чтобы сварить.
– А почему не чистишь?
– Вареные шкурки Сене в кашу добавлю. Так сытнее.
Он помолчал, постоял еще, переступая с ноги на ногу, покрутил головой. Раздельно сказал:
– Понимаю. Хочешь показать этими словами, что я подлец. Не могу заработать на жизнь. А я и сам знаю, что я под-лец.
Тину эти слова словно ошпарили. Она бросила картошку в раковину, подошла к Азарцеву, потянула за руку.
– Володя, давай-ка сядем.
Она чуть не насильно усадила его за стол, а усадив, обняла, прижалась щекой в выемку между его шеей и подбородком.
– Володя, что ты выдумываешь? Зачем наговариваешь на себя? Разве когда-нибудь я тебе говорила, что ты подлец? – Тина вдруг принюхалась и удивилась. – Да ты что, пьян? – Она слегка потрясла его за плечо. – Володя, где ты был?
Он поднял брови, впервые с момента прихода домой прямо посмотрел ей в лицо.
– Ну, выпил чуть-чуть. Две рюмки. Приятеля встретил. Зашли к нему, посидели.