Страница 6 из 68
Я покорно висела над полом в его вытянутых руках, а он гневно таращил черные глазищи, пытаясь проглотить навязший в зубах пирог.
Решив, что справился, Лешка закричал, и напрасно. Пирог он проглотил не полностью, и вместе со словами мне в лицо летели крошки:
— Что ты делаешь? Я ждал этого пять лет. А ты выбрала момент, когда у меня полон рот.
Я поняла, что испортила Лешке удовольствие и от пирога, и от моего первого поцелуя. Чувство вины захлестнуло меня и довело до слез.
Лешка всполошился. Он подвел меня к тахте и заботливо усадил.
— Впервые вижу такое чудо.
Он бумажной салфеткой вытер мне слезы и довольно больно крутанул нос, высмаркивая его.
— Ой! — вскрикнула я и спросила: — Какое чудо?
— Столь быстрая смена этапов опьянения. За пять минут: веселье, любовь ко всему, что шевелится, слезы... Осталось только захотеть спать.
— Уже хочу, — призналась я. — Но еще не очень.
— Хорошо, — одобрил Лешка и добавил застенчиво: — Ничего, если я поем еще пирога?
— Валяй, — разрешила я.
Лешка направился к столу, потом вернулся и нерешительно потоптался передо мной.
— Аль, на тот случай, если ты хочешь меня поцеловать... Давай сейчас.
Я заверила его, что вовсе не намерена целоваться.
— Ну, тогда, может, потом, — расстроенно протянул Лешка. Я пожала плечами, а он взял очередной кусок пирога, но есть не стал, повертел его в пальцах и со вздохом положил на тарелку. То ли наелся, то ли аппетит пропал.
Я скинула босоножки и, поелозив на краю тахты, села поглубже, прижимаясь спиной к спинке. Лешка не отрываясь смотрел на мои босые ноги. Я тоже взглянула на них, не увидела ничего нового, но на всякий случай смутилась.
— Ноги устали.
Я не знала, куда мне их деть, плотно сжала колени и скрючила пальцы, чтобы ступни хоть как-то уменьшились и не лезли назойливо Лешке в глаза. Лешка понимающе кивнул и быстро покинул комнату.
Я недоумевала, что это означает, а он уже вернулся, снова неся на вытянутых руках перед собой на сей раз таз. Было слышно, как в тазу плещется вода.
Мое недоумение перестало помещаться во мне, отчего вытаращились глаза и открылся рот.
Невозмутимый Лешка опустил таз у моих ног и сел перед ним с другой стороны.
Он взял в ладони мою ногу. Нога еще сильнее скрючилась от смущения, желания исчезнуть или хотя бы уменьшиться. Лешка расправил ее, щекотно погладив пальцами подошву, и опустил в чуть теплую воду.
Проделав то же со второй ногой, он принялся поливать из горсточки, бережно дотрагиваясь до щиколоток, подъема, пальцев.
Я, замерев от испуга, вызванного незнакомыми ощущениями, сидела сдвинув колени, судорожно сжав руки, и смотрела на Лешкино серьезное, даже торжественное лицо.
Никто никогда не мыл мне ног. Вот так в тазу, бережно прикасаясь нежными пальцами. Лешка потряс меня. Сегодня он совсем не напоминал себя всегдашнего. Он не схватил меня в охапку, не сжал, не притиснул к себе, лишая возможности дышать, пугая своей силой, подавляя мощью и агрессией.
Непохожий на себя Лешка продолжал действовать с одухотворенным выражением милого загорелого лица.
«Ноги мыть и воду пить», — вспомнилось мне. Выражение, олицетворяющее безграничную любовь. «Неужели Лешка готов пить воду?» — заинтересовалось скопившееся во мне шампанское, подбивая меня задать вопрос вслух.
Мне стало смешно, оцепенение прошло, я начала получать настоящее удовольствие от Лешкиных прикосновений.
Лешка вынул мои ноги из таза, обтер большой рукой сначала левую ногу и стряхнул воду с руки в таз, потом правую и опять стряхнул.
Я рассмеялась, пошевелила пальцами вытянутых ног.
— Сиди так, — велел Лешка и ушел, унося таз.
Я обрадовалась его уходу. Пришла пора побыть одной, разобраться что к чему. Но я чувствовала себя удивительно хорошо, мне не хотелось двигаться, не хотелось ничего выяснять и ни в чем разбираться. Блаженное состояние довольства снизошло на меня. Что явилось причиной: выпитое шампанское или Лешка?
В эту минуту Лешка вернулся, по обыкновению, не с пустыми руками. Принесенное им розовое полотенце оказалось мягким и теплым. Лешка сидел на полу и старательно вытирал чисто вымытые ноги.
Я вздрогнула, когда он прижался губами к чувствительному местечку под большим пальцем. Лешка оторвал губы, но дрожь не прекращалась. Меня просто колотило, и рука дрожала, когда я нерешительно протянула ее к коротко стриженной круглой голове. На ощупь голова оказалась плюшевой. Я очередной раз испытала потрясение.
Лешка прижался грудью к моим ногам, бережно прижал ладони к моим бедрам, попросил:
— Поцелуй меня.
Мои ладони лежали на его нежной шее. Я сдвинула их к плечам и, опираясь на них, нагнулась к поднятому ко мне лицу. Раньше мне не случалось смотреть на Лешку сверху вниз. В таком ракурсе знакомое до мельчайших подробностей лицо удивило меня детской беззащитностью. Я легко коснулась губами приоткрытых ждущих губ. И опять ощущение новизны, неизведанности происходящего пронзило меня.
Лешка закрыл глаза и остался неподвижным после моего поцелуя. И я снова поцеловала его, уже по-настоящему, и почувствовала ответное движение горячих губ.
Лешка пошевелился и опустил лицо мне в колени. Его пальцы дрожали на моих бедрах, горячее дыхание обжигало. Я погрузилась в странное, совершенно новое состояние — томление, и в забытьи гладила прильнувшее ко мне тело. Лешка уже не казался таким огромным, его податливое тело вызывало щемящую нежность. Мне захотелось снова почувствовать вкус его губ. Я по-хозяйски решительно взяла в ладони его голову, оторвала от своих ног. Удивилась собственной смелости и забыла о ней. Забыла обо всем, встретив взгляд черных глаз. Взгляд, полный любви и желания.
Впервые такой Лешкин взгляд не испугал меня. Я обвила руками его шею, притягивая к себе.
Лешкины губы прижимались к моему лицу. Я закрыла глаза, вбирая поцелуи.
Не знаю, как я догадалась, что Лешка хочет целовать мою шею, но я откинула голову, и тут же его губы, горячие, жадные, припали к моему горлу.
Лешкины руки неторопливо, нежно ласкали мою спину. Я уже не боялась, не думала... Я отвечала на поцелуи, сама целовала его разгоряченное лицо. Мои руки заползли под его майку, коснулись восхитительно гладкой кожи.
Лешка оторвался от меня. Я с тихим вздохом покорно отстранилась. Мне тоже требовалась передышка. Лешка тяжело дышал, его глаза лихорадочно блестели, а голос охрип:
— Аль, у тебя уже кто-нибудь был?
Я покачала головой, краснея и чувствуя слезинки смущения на щеках.
— У меня тоже, — спокойно сказал мой невозможный Лешка.
Мы засыпали, просыпались и снова засыпали. Сквозь сон я слышала, как Лешка вставал и ел пирог. Один раз мы проснулись одновременно и лежали рядом, касаясь друг друга плечами и сплетя пальцы вытянутых вдоль тела рук. Лешка говорил глухим ночным голосом:
— Я долго не был влюблен в тебя. Правда. Я не понимал...
Он замолчал и молчал долго. Я почти уснула, а он заговорил снова, все тем же ночным, но вовсе не сонным голосом:
— В самый первый день, когда шел в институт, я отчаянно трусил. У меня там не было ни одного знакомого. Я в первый раз попал в такое место, где все чужие. Я вошел в аудиторию и растерялся. Все перемещались, смеялись, разговаривали друг с другом. Мне показалось, что все между собой знакомы. Я не знал, что мне делать.
Вдруг мой взгляд выхватил девичье лицо. Очень белое, чистое и спокойное. Девушка сидела среди гама одна и не волновалась. Длинная толстенная коса была перекинута на грудь. Девушка тоненькими пальчиками расплетала и заплетала косу. Это сейчас я знаю, что так у тебя выражается крайняя степень волнения. Тогда ты казалась безмятежной и притянула меня к себе. Я сел рядом, и ты посмотрела на меня понимающе и одобрительно. Потом всегда, что бы ни случилось, я оборачивался и встречал твой взгляд, понимающий и одобрительный.
У меня долго все силы уходили на учебу. Я не сразу понял, что за тобой ухаживают.