Страница 45 из 68
Я понял — это мой шанс, выяснил, кто они, и попросил взять с собой. Старший подумал и сказал: «Давай!» Он подозвал одного из парней и поручил ему меня. Парень мне велел держаться рядом. Так я и делал.
Сначала отряд по одному человеку просочился в бойлерную, потом рассредоточился по всему корпусу. Парни неслышно и незаметно перемещались по больнице, практически под носом у боевиков. Я снимал, только когда мне разрешали.
Большую часть медиков вывели из больницы, но двое остались, чтобы помочь выводить детей. Мне казалось, что все делается страшно медленно. Потом оказалось, что вся операция заняла меньше полутора часов.
Командир отправил с заданием моего сопровождающего, я поднялся следом за ним, но мне велели остаться. Парень вернулся, пошептался с командиром, тот позвал остальных и разделил на две группы. Мой спутник входил в малочисленную группу. Он не хотел брать меня, но я настоял. Он взял с меня слово, что я вернусь в бойлерную сразу, если начнется стрельба.
Террористы собрались в большой палате, откуда они выгнали больных детишек и организовали себе место отдыха. Очевидно, у них что-то шло не так, не получалось, потому что они ссорились и кричали.
Спецназ расположился так, чтобы никого не было видно ниоткуда, и сидели тихо, пока кто-то из боевиков не вышел из палаты. Его вырубили, за ним послали другого, его тоже вырубили. Боевики подняли переполох. Они пытались прорваться, стреляли.
Я честно хотел уйти, но тут увидел, как моя нянька вдруг крикнул соседу:
— Встань за меня! — И бросился бежать вдоль коридора. Не раздумывая я последовал за ним. Ну а что дальше, вы видели на экране. Так что о том, что парня зовут Алексей Истомин, я узнал уже в Москве. Один из тех, кто готовил материал к эфиру, узнал своего друга.
Дослушав Тимура, я молча развернулась и пошла в свою комнату. Сил не было ни на что. Хорошо, если кто-нибудь скажет Тимуру спасибо и проводит. А нет так нет.
Ночь подходила к концу. Я выключила свет, постояла, вглядываясь в темноту. Что делать? Что делать? Ощутила боль и осознала, что ломаю пальцы. Совершенно не свойственный мне жест, театральщина какая-то. Надо взять себя в руки.
Приблизилась к окну, отодвинула штору. Потом протянула руку, не глядя нащупала ручку и рванула изо всех сил. Раздался треск разрываемой бумаги, узкие полоски, скручиваясь, полетели мне в лицо. Я даже не заметила, когда мама заклеила окна на зиму. Раньше мы всегда это делали вместе и вместе же весной снимали побуревшие за зиму полоски бумаги, мыли окна. Мысли о маме пришли и ушли, не задержавшись в сознании.
Морозный воздух хлынул в духоту комнаты. Я несколько раз глубоко вздохнула и легла, не раздеваясь, на незаселенную тахту. Я сразу уснула и проснулась только один раз, когда пришла Людка. Людка закрыла окно и легла рядом со мной, натянув на нас одно одеяло.
Мы с Колей подъехали к Лешкиному дому в начале десятого. В девять Коля сделал отложенные звонки. По одному телефону обещали узнать и сразу перезвонить. По другому телефону ответили, что интересующий нас человек будет позже, ему передадут нашу просьбу, и он нам позвонит.
Сидеть и ждать не было сил, и мы с Колей решили попытаться узнать что-нибудь через Лешкину маму. Ехать на дачу не хотелось, боялись пропустить телефонный звонок. Я помнила, что на даче есть московский телефон, но номера не знала. Коля предположил, что номер может быть записан у Лешки дома, он сходил в общежитие за ключами, и мы поехали к Лешке.
К этому времени состав гостей в моем доме сменился. День был рабочий. Ребята поехали отпрашиваться и договариваться о графике. Васька привез Светлану с Леночкой и уехал. Светлана накормила и уложила ребенка в коляску, а сама села неподалеку от телефона с вязаньем. Она проводила нас взглядом, и от ее взгляда мне стало немного, совсем немного легче.
Коля повертел ключом в скважине замка и с недоумением взглянул на меня. Я отстранила его от двери и нажала кнопку звонка.
— Кто там? — немедленно раздался дрожащий женский голос. Она, видно, услышала звук поворачивающегося ключа, подкралась к двери и застыла, ожидая страшного вторжения грабителей.
— Слава Богу! Таня, открой, это Аля.
Она облегченно залопотала, загремела ключами, открыла дверь. Было заметно, что эту ночь Таня не спала. Она взглянула на меня, я поняла, что Таню обуревают два одинаково горячих желания: выставить меня за дверь или со слезами упасть мне на грудь, и она не знает, на каком остановиться. Я вывела ее из затруднения, вошла, на мгновение прижалась к ней, отстранилась, задержав ладонь на ее плече, представила своего спутника. Таня провела нас в комнату, которую Лешка обычно держал закрытой.
— Нам позвонили несколько человек сразу. Они видели хронику по телевизору и узнали Алешу. Мы растерялись и не знали, что делать, кому звонить. Потом решили ехать в Москву. Сосед довез нас до станции. Ехали чуть ли не два часа. Дорогу занесло, машина буксовала. Еле успели на последнюю электричку. До дома добрались далеко за полночь. Мария Алексеевна не выдержала, пока я принимала душ, она выпила полбутылки коньяку. Все, что нашлось в доме. Конечно, ей стало плохо. Мы провозились до утра. Она с час как заснула. А я уже на ногах не держусь.
— Тань, мы всю ночь пытаемся что-нибудь узнать о Лешке. Ничего не получается. В окружном штабе обещали помочь, но им нужна фамилия командира группы. Может, Лешка писал что-нибудь Марии Алексеевне?
— А тебе он разве не писал?
— Нет. Мне он не писал. Мы расстались. Не надо делать вид, что тебе это не известно. Сейчас не до игр.
— Если вы расстались, чего ж ты беспокоишься?
— Таня, не сейчас. Обещаю, когда мы найдем Лешку, я отвечу на все твои вопросы. Помоги нам.
— Я помогу. Но не тебе. Тебе помогать я бы ни за что не стала. Я из-за Марии Алексеевны. Ты настырная. Я про тебя это сразу поняла. Если решила что, добьешься обязательно. Ты найдешь Алешу и скажешь Марии Алексеевне.
— Обязательно. Я сразу сообщу вам все, что смогу узнать.
— Я знаю. Ты честная и ответственная.
Она ушла. Коля слабо улыбнулся бледными губами:
— Сильно ты занимаешь мысли этой девушки. Анализировала и синтезировала впечатления о тебе вполне грамотно и по полной программе.
Я прошла вдоль стеллажей, занимающих одну из стен комнаты. Книги, фарфор, крошечные картины — миниатюры в деревянных рамках, фотографии в таких же рамках. Я застыла. С фотографии, старой, черно-белой, явно любительской, таращил поразительно черные глазищи Лешка-первоклассник с черной челочкой на лбу и щербатой счастливой улыбкой.
— Аль, — просяще сказал Коля, — постарайся не плакать. Если начнешь, не сможешь остановиться, а у нас дел по горло.
Ужасно хотелось наорать на этого бессердечного придурка, а потом дать себе волю и плакать, плакать, пока не умру.
Очень может быть, я бы так и поступила. Но вернулась Таня. Она принесла тоненькую пачку писем. Всего несколько штук. Одно из них протянула нам.
— Алеша только два раза упоминает своего командира. В одном письме он пишет Капустин, а в другом, Сан Саныч — и еще майор в другом предложении. Так что, если это один и тот же человек, его полное имя майор Капустин Александр Александрович. Это то, что тебе нужно?
— Да. Спасибо, Таня.
Я смотрела на знакомые каракули на затертом от частого чтения листочке и не собиралась больше сдерживаться. Тяжелая слеза сорвалась с ресницы и упала куда-то вниз на пол. Коля решительно взял меня за локоть и поволок к двери. Я пыталась присвоить письмо, но Танины пальцы жестко отняли дорогой клочок бумаги. Слезы полились с частотой летней капели. Коля выволок меня из квартиры. Последнее, что запомнилось, задумчиво-вопросительное выражение на Танином лице. Я опять чем-то поразила ее.
Я сообщила данные о Лешкином командире по двум телефонам. Потом на всякий случай по электронной почте разослала всем ребятам, имеющим выход в Интернет. Еще через некоторое время мне позвонили и конспиративным шепотом сообщили домашний телефон майора Капустина.