Страница 60 из 101
— Леня, скажи мне, а кто в святом деле собрался участвовать? Только честно.
Трубка опять вздохнула.
— Пока только я. В Душанбе Левочкин летел с моим барахлом. Там он разгрузился и взял на борт твое.
Я подумал и объявил:
— Значит, так. Я даю на всю эту историю пятнадцать тысяч долларов. Четвертую часть. Больше ни дам ни копейки.
— Это почему? — удивилась трубка.
— Простая арифметика. Арам не был владельцем самолета. У него есть босс в Симферополе, который и есть главный получатель бабла. Пусть платит свою долю, как и мы.
— Витя, — закряхтел Манюк. — но ты же знаешь, «Пятый океан» банкрот. Они же фактически закрывали глаза на «левые» рейсы, которые Арам делал на свой страх и риск.
— А контракт ты с кем заключал? С Левочкиным или с «Пятым океаном»? Так что дави на них, пусть ищут деньги у себя в Симферополе.
— Ну, ладно, а еще четвертушка? — примирительно спросил Манюк.
— А еще четвертушка с тех, кто «крышевал» эту компанию в Киеве.
— Да ты что! — охнул Леня. — Эти уж точно ничего не дадут.
— И я больше не дам. — Я замолчал. Потом у меня вырвалось, совсем случайно и очень злобно:
— Они зарабатывают на этом больше нас с тобой. Они и должны были сюда приехать. Хотя бы посмотреть на то место, где е...нулся этот борт! И потом написать свои выводы. Пускай фиктивные, пускай вранье! Но они могли бы сами себе сказать, что не испугались приехать на место летного происшествия. Что были на войне, на которой сбивают их самолеты и убивают их людей. Чтобы перед остальными своими камикадзе им не стыдно было. Ты-то меня понимаешь?!
Я перевел дыхание и успокоился. Потом заговорил снова.
— Леня, ты же знаешь, ты не святой. Я не занимаюсь благотворительностью. Я мог бы сидеть в Киеве, в Москве, в Дубаи, наконец. Но я нахожусь здесь и хлебаю то же дерьмо, что и мои летчики. Сколько раз для меня это могло закончиться так же, как и для Левочкина? А эти сидят в хорошо охраняемых офисах, носят дорогие костюмы и при слове «малярия» трясутся от страха и брезгливости. Так что пусть платят за свой комфорт. Я за них платить не намерен.
— Хорошо, — нехотя согласился со мной Леня. — Я с ними попытаюсь поговорить. А как ты сможешь перевести деньги?
Дальше пошли технические подробности. Их обсуждение заняло примерно в десять раз меньше времени, чем рассказ Манюка о его личной жизни.
— Ну, кажется, все, — подвел итог беседы Манюк. И словно спохватился. — А ты-то как? Жив-здоров? А то про малярию так громко кричишь. Знаешь, у кого что болит, тот о том и говорит. Ты там поосторожнее.
— Да все в порядке у меня, не волнуйся. Исправно пью виски. Регулярно поддерживаю уровень алкоголя в крови, чтобы малярия не пристала.
— Я вот что тебе скажу, Андрюша. Я старше тебя. Возможно, я не умнее тебя, но я старше. И, как старший, скажу тебе — пора возвращаться к нормальной жизни. Одеть дорогой костюм, занять достойное место в охраняемом офисе. Можешь, конечно, не трястись при слове «малярия», но для профилактики тебе уже положено переключиться на более прохладные страны. Тебе ведь не обязательно руководить твоим бизнесом из эпицентра. В дорогом костюме больше заработаешь.
— Леня, дружище, — я заговорил было менторским тоном, но сразу же осекся. В случае с Манюком поучительные интонации были неуместны. — Ну, что тебе сказать, как тебе объяснить? Я и сам не знаю, почему я застрял здесь так надолго. Наверное, потому что мне все это нравится.
— Нравится?
— Ну, да. Я втянулся. Я сел на аттракцион, с которого не спешу слезать.
— А деньги? Разве тебе они не нужны?
— Мне их хватает. Больше не надо. — Я мысленно представил себе, как вытянулось и превратилось в овал круглое лицо Манюка в тот момент, когда я произнес эти слова, сделал хорошую паузу и продолжил. — Но и меньше тоже не надо.
И мы оба громко рассмеялись. Но на душе было необъяснимо грустно. Такая усталая грусть, похожая на затихающую зубную боль. Слегка беспокоит, но работать не мешает.
Я был не прочь воспользоваться единственным лекарством, которое могло бы мне помочь. Я вышел на улицу, сел в джип и отправился в ресторан «Бунгало». В это время Маргарет обычно руководила процессом зарабатывания денег на голодных монровийских чиновниках, которые заказывали бизнес-ланч в ее ресторане, восседая в своем кабинете или же за столиком на площадке, прямо среди гостей. Я уже неплохо изучил привычки Мики и обычно не отрывал ее от дел среди бела дня. Но в этот раз мне хотелось забыться. Пока я ехал в «Бунгало», тихая грусть вела себя точно, как зуб с дыркой. Сначала она едва напоминала о себе, потом стала давить все сильнее и сильнее, и, наконец, ко мне опять вернулось то отвратительное чувство, которое накатило на меня в Сприггсе, в день нашего с Маргарет знакомства. Это было странное и унизительное чувство. Как-будто бы одновременно тебя уличили в трусости и в чем-то невероятно постыдном. Например, застукали в постели с женой лучшего друга, и ты попытался бежать, забыв надеть впопыхах штаны. Когда я подъехал к «Бунгало», я готов был отдать гораздо большую, чем пятнадцать тысяч долларов, сумму, если бы можно было избавиться от чувства вины перед незнакомой мне женщиной и ее детьми, которые живут в далеком Симферополе и все еще надеются, — я уверен был, они надеются, ведь официально экипаж числился пропавшим без вести! — что однажды Арам Левочкин вернется. «Это совесть?» — удивленно спрашивал я сам себя. Ответа не было.
В ресторане людей было немного. В основном, мужчины в белых рубашках и при галстуках, восседавшие каждый за своим столиком. Пиджаки, черные и серые, висели рядом, на спинках свободных стульев. Среди посетителей было несколько военных. Они сидели дружной компанией и пили кока-колу, положив на стол береты голубого цвета. Военные наблюдатели ООН предпочитали наблюдать за мирным процессом из ресторана.
Среди посетителей Мики не было. Значит, она у себя в кабинете, решил я и направился к деревянным дверям, которые вели в служебное помещение ресторана. Оттуда слегка веяло холодком. Внутри работал кондиционер. Верный знак того, что хозяйка на месте. Когда Маргарет уезжала из этого заведения, администратор спустя некоторое время выключал кондишн. Из соображений экономии. Я не сомневался, что сэкономленные средства в виде неизрасходованного бензина для электрогенератора он использовал исключительно по своему усмотрению. Маргарет это устраивало. Она, как мудрый менеджер, позволяла себя обманывать, но, конечно же, в некоторых пределах.
В дверях я столкнулся с официантом в белой спецодежде с двумя рядами блестящих пуговиц. Он чуть не выронил из рук поднос с жареной рыбой.
— Сэр, вы куда? — спросил он, виртуозно восстановив равновесие тела.
— К мисс Лимани.
— Ее нет.
Я удивился. Работающий кондиционер говорил о другом.
— Она, видимо, уже уехала? — поинтересовался я у официанта.
— Нет, как раз наоборот. Она обещала приехать утром, но так и не приехала.
Очень странно, подумал я и тут же отправился к Мики домой. В этой непредсказуемой стране с ней могло произойти все, что угодно. Дорога в район роскошных вилл, которыми владела местная элита и иностранные дипломаты, была не слишком загруженной. Это была пятница, мусульманский выходной. Либерия, как известно, в основном исповедует христианство, мусульмане здесь составляют меньшинство. Но жители придорожных селений, мимо которых я ехал, были последователями Мухаммеда, насколько я мог судить по невысоким минаретам, выложенным из кирпича и оштукатуренным, все, как один, белым раствором. Вскоре появились лужайки с ровно постриженной травой, и вдалеке я заметил дом на сваях, в котором жила моя чернокожая невеста.
Через минуту я уже стоял под воротами ее владений. Я выскочил из машины, так и не захлопнув дверь, — здесь в этом не было особой необходимости, — и хотел было нажать на кнопку звонка. Вдруг моя рука остановилась. Не могу понять, по какой причине. Возможно, если бы я позвонил в дверь Мики, все в моей жизни сложилось бы иначе. Но я решил по-хулигански перелезть через забор.