Страница 46 из 101
Казбек почесал свой небритый подбородок.
— В плане два слабых места. Первое кубинцы. А вдруг у них уже появился радар?
— Не думаю. Но если план принимается в целом, мы уточним. И потом, мы можем лететь через Гваделупу. Это дороже, но надежнее.
— Есть кое-что посерьезнее. Смена позывных. Если нас засекут, то самолет заберут наверняка.
— Не заберут, Казбек. Посуди сам. Машины принадлежат украинскому министерству обороны. Значит, имеют украинскую регистрацию. Я их взял в аренду. Теперь у них есть и второй регистр. Эмиратский. Я сдал самолеты в аренду азербайджанцам. И в Баку им тоже присвоили свои позывные. Вот эти позывные мы и дадим в эфир. В смысле, ты дашь в эфир. Именно по ним, в случае чего, и станут искать наш самолет. Но даже если это будет именно так, машина к тому времени уже вернется в Эмираты.
— Есть и третья проблема, Андрей Иваныч. — заговорил Кожух. — Может быть, это меня не касается, но как мы будем сбрасывать груз? У нас нет таких систем в наличии.
— Петрович, — отвечаю я ему. — Это самая большая проблема. Но я ее тоже решил. Выпей кофе, присаживайся и слушай.
Был в Крыму в советское время завод, который производил уникальные парашютные системы. СССР почему-то упрямо хотел вести войну на чужой территории. Причем, воевать с Западом собирался с помощью десантников. Следующим образом. Забросить своих суперсолдат в тыл к противнику, захватить все жизненно важные объекты в самом начале боевых действий, а потом уже наступать пехотой и танками. Объектов у Запада было много, людей тоже. Для десантных операций требовались сотни самолетов и тысячи солдат. Ну, а поскольку вместе с солдатами нужно было сбрасывать оружие и прочую технику, парашютов нужно было немало, и самых разных. С парашютными системами экспериментировали повсеместно, но главные экспериментаторы традиционно находились в Крыму. Удобное место. Тут тебе и степь, и море, и горы. Условия приземления можно смоделировать любые. Здесь также было в изобилии хорошее вино и красивые девушки. Нужно же испытателям снимать стрессовые состояния. Сюда съезжались лучшие парашютисты со всего Союза. Знатные были люди. У каждого тысячи прыжков с разной высоты, в разных условиях. Их привозили в сверхсекретное конструкторское бюро, где ученые создавали в единственном экземпляре свои уникальные воздушные крылья. Парашюты для катапультирования с больших высот. Парапланы для полета на небольших. Многокупольные системы для сброса техники, причем, вместе с экипажами. Сначала испытатели внимательно изучали на земле то, что должно было спасти им жизнь в воздухе. А потом сигали в открытый люк с парашютами за спиной. По результатами прыжков принималось решение. Если оно было положительным, то изделие тут же становилось на поток. Цех по производству парашютных систем был тут же. И вместе с КБ тоже являлся секретным объектом. Но вот закончилась холодная война, не перейдя, слава Богу, в горячую фазу. Парашюты стали не нужны. За годы конфронтации их наклепали такое количество, что каждого крымчанина можно было обеспечить отдельным парашютом. А также жителей некоторых соседних областей. Воевать на чужой территории становилось немодным. Так, во всяком случае, казалось в начале девяностых. Секретный цех на берегу моря рассекретили. Лучшие мастера стали зарабатывать на жизнь ремонтом корабельных снастей и подбадривать друг друга рассказами о былом за стаканом вина. Вино стало кислым на вкус. Крымские красавицы, предел мечтаний испытателей парашютных систем, нарожали потомство и, значительно прибавив в весе, превратились в сварливых теток. Снимать стресс стало некому и нечем. Жизнь круто изменилась. И этот факт, конечно, вводил обладателей секретных технологий в полное уныние.
Но я знал, как его развеять. Еще не доехав до своего офиса возле Дубайских часов, я сделал несколько звонков. Один из них в Украину, знакомому парашютисту. Этот человек, у которого наград было больше, чем денег, согласился передать руководству забытого завода мою просьбу. Сделать на заказ парашютную систему, с помощью которой можно сбросить любую технику с любой высоты. Но так, чтобы парашют раскрывался возле самой земли. Сброс должен производиться автоматически, чтобы экипажу не пришлось вручную выталкивать контейнеры через люк. И главное условие. В грузовом отсеке после сброса не должно остаться следов парашютной системы — никаких направляющих, бугелей, тросов и прочей хрени, которая может вызвать подозрение при досмотре. Старый испытатель сказал, что на крымском заводе такую систему соорудить это не проблема. Мало того, они с охотой возьмутся за работу по своему основному профилю. Им порядком надоело чинить дырявые катера для браконьеров. Для чего мне это нужно, он не спрашивал. Хотя наверняка догадался.
— Иваныч, — поинтересовался Плиев. — А ты уверен, что крымчане не расколятся?
— Уверен. Им не в чем колоться. Заказ-то мой будет вполне законный. Они же теперь рассекречены и могут брать частные заказы. Хочешь — снасти штопай, хочешь — парашюты. А как мы ими пользуемся, никто не узнает, пока стукач не попадет на борт. А он ведь не попадет, так?
Я внимательно посмотрел на Плиева. Я знал, что этот человек не предатель, но тем не менее задержал взгляд на его зрачках. На всякий случай, чтобы пилот не расслаблялся.
— Ты что, Андрей Иваныч, — заволновался не Плиев, а Кожух. — Кто же из нас будет пилить сук, на которых сидит?
— Ты имел в виду «на котором»? — решил поправить я оговорку.
— Что «на котором»?
— Ну, «сук, на котором»?
Кожух напряг извилины и сморщил лоб. Его бортовой компьютер быстро проанализировал сказанное и нашел ошибку. Петрович рассмеялся.
— Хе-хе-хе, бывает, бывает.
— Знаешь, Петрович, — говорю ему. — Был такой ученый Зигмунд Фрейд. Так вот, он считал: именно тогда, когда человек оговаривается, он говорит правду. То самое сокровенное, о чем он думает.
— Так ведь о суках и думаю, Андрей Иваныч, не скрою. Здешние девки не по нашим карманам.
Я вынул две пачки долларов.
— Нате вам, коллеги. Это небольшой задаток. Отдохните пару дней, а потом за работу. И чтобы потом не вспоминали о том, кто на ком сидит. Договорились?
Пачки я приготовил заранее. Они были значительно тоньше тех, которые я предлагал Долорес и Крукоу. Но денег в них вполне хватало на несколько дней роскошной жизни на краю Персидского залива. Казбек открыл плоский портфель и кинул внутрь свой задаток. Петрович, бормоча цифры, пересчитал порцию долларов и поглубже засунул деньги в карман. Каждый из моих людей четко знал свой участок работы и ту линию красных флажков, за которую заходить было нельзя. Даже если очень хотелось. А я, в свою очередь, хорошо знал свои кадры.
Плиев не просто разбирался в грузовом «Иле». Он его чувствовал. Его собственные органы работали в унисон с начинкой крылатого красавца. Я очень люблю «семьдесят шестые». Это самый красивый в мире самолет, в котором, как в никаком другом, воплотились изящество и мощь авиации. Есть, конечно, самолеты помощнее. Но по сравнению с «Ил-76» они выглядят неуклюже. Когда стоишь перед его стеклянным носом и глядишь снизу вверх на линию крыла, то кажется, что для этого самолета нет ничего невозможного. Я без преувеличения был счастлив, что именно «семьдесят шестому» и суждено было провести самую виртуозную операцию в истории грузовой авиации. Которая, по понятным причинам, должна была остаться секретной. Казбек смог рассчитать подлетное время к северному побережью Колумбии, имея на руках лишь только минимальные исходные данные. Вылет из Аммана, дозаправка в Тунисе и дальше через океан. Следующая посадка поближе к Колумбии, в зависимости от того, где придумает дозаправку Петрович. И потом смело на Гавайи. А Петрович, будучи идеальным менеджером, смог договориться не с Кубой, а с маленьким островом Гваделупа, с которого мы можем взлететь в любое время и незаметно войти в колумбийское воздушное пространство.
На сброс у нас было часа полтора, не больше. По ходу сброса мы должны были решить массу прогнозируемых проблем. И, возможно, натолкнуться на непрогнозируемые. Мы были готовы к импровизации. В этом рейсе я решил лететь вторым пилотом. Но это было позже. После того, как мы смогли установить на борт новое оборудование.