Долина страха

— Вы нашли что-нибудь компрометирующее?

— Абсолютно ничего. Это-то и поразило меня. Впрочем, есть один пункт, о котором вы теперь знаете, — картина. Следует полагать, что он очень богатый человек. Как же, однако, он приобрел свое богатство? Он не женат. Его младший брат служит начальником станции где-то на западе Англии. Его кафедра дает ему семьсот фунтов в год. И у него имеется подлинный Грез.

— Итак?

— Разумеется, вывод совершенно ясен.

— Вы думаете, что его богатство создается незаконными путями?

— Именно. Конечно, я имею и другие основания для такого вывода: десятки тончайших нитей извилистыми путями ведут к центру паутины, где скрывается это, с виду бездеятельное, ядовитое существо. Я упомянул о Грезе только потому, что вопрос освещался данными ваших собственных наблюдений.

— Все это так, мистер Холмс, я признаюсь, что рассказанное вами очень интересно. Более того, прямо поразительно! Но укажите нам, если это возможно, на что нибудь поопределеннее. В чем его следует обвинять: в подлогах, в выделке фальшивых денег, в убийствах. Откуда у него берутся деньги?

— Читали вы когда-либо о Джонатане Уайльде?

— Имя как будто знакомое. Из какого-нибудь романа, не правда ли? Я, признаться, недолюбливаю сыщиков в романах. Герои совершают подвиги, но никогда не рассказывается, как именно они их совершают, Чистый вымысел, малопохожий на действительность.

— Джонатан Уайльд не был ни сыщиком, ни героем романа. Это был выдающийся преступник, жил он в прошлом столетии.

— В таком случае, мне до него мало дела. Меня интересует только современная жизнь, я человек практики.

— Мистер Мак, самым практичным делом, которое вы когда-либо совершали, было бы взять трехмесячный отпуск и начать читать по двенадцать часов в день уголовные хроники. В жизни решительно все повторяется, даже профессор Мориарти. Джонатан Уайльд был как бы невидимой пружиной, тайной силой лондонских преступников, которым он ссужал за пятнадцать комиссионных процентов с добычи свой исключительный ум и организаторский талант. Старое колесо поворачивается, и спицы возвращаются на прежние места. Все, что мы видим, когда-то уже было снова будет. Я расскажу вам кое-что о Мориарти, что, вероятно, заинтересует вас.

— Пожалуйста, крайне любопытно!

— Я имел случай узнать, кто служит первым звеном в созданной им цепи, цепи, на одном конце которой находится человек с наполеоновским, но направленным в дурную сторону умом. А на другом — сотня жалких свихнувшихся людей, мелких жуликов, карманщиков и шулеров. Что касается средней части этой цепи, то ее вы можете заполнить, без боязни ошибиться, едва ли не всеми видами уголовных преступлений. Начальник его штаба, стоящий также поодаль, вне всяких подозрений, и столь же недоступный карающей руке закона, — полковник Себастьян Моран. Как вы думаете, сколько он ему платит?

— Я право, затрудняюсь что-либо сказать.

— Шесть тысяч футов в год. Он платит за мозги — в духе американских дельцов. Я совершенно случайно узнал эту подробность. Сумма эта превышает оклад премьер-министра. Такая деталь дает вам представление о доходах Мориарти и масштабе, в котором он оперирует. Теперь другой пункт. Я счел нужным поинтересоваться несколькими последними чеками Мориарти — самые обыкновенные и невинные чеки, которыми он оплачивает свои счета по хозяйству. Они оказались выданными на шесть различных банков. Что вы скажите об этом?

— Странно, конечно. Но какой вывод делаете вы?

— Ясно, что он не желает лишних разговоров о своем богатстве. Ни один человек не должен знать, сколько в действительности у него есть. Я не сомневаюсь, что у него не менее двадцати счетов в различных банках; большая часть размещена, вероятно, за границей, скорее всего в Дойчбанке или в Креди Лионе. Если у вас окажутся свободные год или два, то я очень советую вам заняться профессором Мориарти…

Мак-Дональд слушал очень внимательно; любопытные факты, сообщаемые Холмсом, были ему явно интересны. Но шотландская практичность заставила его прервать моего друга.

— Приму к сведению, — сказал он. — Но, согласитесь, мистер Холмс, вы несколько отвлеклись. Пока нам известно только, что имеется какая-то связь между профессором и преступником в Бирлстоне. Такой вывод вы делаете из предупреждения, полученного вами от некоего Порлока. Какие еще предположения можем мы сделать относительно нашего настоящего дела?

— Мы можем высказать кое-какие догадки о мотивах преступления. Оно, сколько я могу судить по вашим замечаниям, является непонятным или, по крайней мере, необъяснимым преступлением. Если принять во внимание тот источник преступлений, о котором мы говорили, но возможны два мотива. Во-первых, надо вам знать, что Мориарти держит своих людей прямо-таки в железных тисках! Введенная им дисциплина ужасна! Единственное наказание в его кодексе — смерть. Мы можем предположить, что убитый Дуглас изменил своему начальнику. Он понес наказание. Когда это станет известно остальным, то страх смерти еще сильнее укрепит в них дисциплину. Ожидающая Дугласа судьба была известна заранее одному из второстепенных членов шайки, и он сообщил об этом мне.

— Так, мистер Холмс, это одно предположение.

— Другое — что это одна из обычных махинаций Мориарти. Был там грабеж?

— Я не слыхал об этом.

— Если был, то это говорит против первой гипотезы и в пользу второй. Мориарти мог быть привлечен к делу обещанием доли в добыче или руководить им за плату наличными. И то и другое одинаково возможно. Но как бы там ни было, ответы на все вопросы мы должны искать в Бирлстоне.

— В таком случае — едем в Бирлстон! — воскликнул Мак-Дональд, вскакивая со стула. — Черт возьми! Уже поздно, господа, на сборы я могу дать не более пяти минут.

— Этого вполне достаточно, — Холмс встал и поторопился сменить халат на пальто. — Мистер Мак, в дороге вы расскажите мне обо всем известном вам…

«Все» оказалось довольно кратким и скудным, но все же выяснилось, что ожидавшее нас дело было совершенно исключительным. Выслушивая сухие и с виду незначительные подробности, Холмс оживился и время от времени, с удовольствием останавливаясь на некоторых деталях, потирал руки, похрустывая тонкими пальцами. Многие месяцы полной бездеятельности остались позади, но теперь, наконец, его замечательным способностям нашлось достойное применение. Холмс совершенно преобразился: глаза его блестели, и все тонкое нервное лицо точно озарилось внутренним светом. С напряженным вниманием слушал он краткий рассказ Мак-Дональда о том, что ожидало нас в Сассексе. Письменное сообщение о происшедшем было получено инспектором с первым утренним поездом, доставляющим в Лондон молоко с пригородных ферм. Местный полицейский офицер, Уайт Мейсон, — его личный друг; этим объясняется, что Мак-Дональд получил извещение скорее, чем это обычно происходит, когда кого-либо из Скотланд-Ярда вызывают в провинцию.

«Дорогой инспектор Мак-Дональд, — гласило письмо Мейсона, — официальное приглашение вы получите в отдельном конверте. Я пишу вам частным образом. Телеграфируйте мне, с каким поездом вы можете приехать в Бирлстон, и я встречу вас сам, или, если буду занят, поручу кому-либо. Случай очень странный. Приезжайте, не теряя ни минуты.

Пожалуйста, привезите, если можно, мистера Холмса, он найдет здесь немало интересного. Можно было бы подумать, что вся картина рассчитана на театральный эффект, если бы в центре ее не лежал убитый человек, даю вам слово: чрезвычайно странный случай».

— Ваш приятель, кажется, неглуп, — заметил Холмс.

— О, конечно же, сэр, насколько я могу судить, Уайт Мейсон очень деловой человек.

— Хорошо, что еще вы можете сказать?

— Только то, что подробности он расскажет нам при встрече.

— Как же вы узнали имя мистера Дугласа и то, что он убит зверским образом?

— Об этом говорилось в официальном сообщении. В нем не упоминается слово «зверский». Это — неофициальный термин, там названо имя Джона Дугласа. Указано, что причина смерти — ранение в голову и что орудие убийства — охотничье двуствольное ружье. Сообщается также и время преступления: вскоре после полуночи. Далее добавлено, что это, несомненно, убийство, но пока никто не арестован. В заключении сказано, что случай незаурядный и что вся обстановка дает возможность делать самые различные предположения. Это решительно все, мистер Холмс, что у нас пока имеется.