Страница 3 из 3
Если морю суждено было когда-либо расступиться, ему следовало это сделать именно тогда, но оно осталось необъяснимо равнодушным к человеку и лишь безгласно пламенело красками заката…
Старый монах молчал. Солнце скользило по растрепанным седым волосам, вспыхивало алыми искорками в прозрачно-голубых глазах. Красный диск начал тонуть в море за мысом Инамура. Воды окрасились кровью.
Ан-ри вспоминал минувшее: пейзажи родной страны и лица односельчан. Но его уже не тянуло туда вернуться. Все образы прошлого — и Севенны, и овцы, и сама родина — утонули в море вместе с зашедшим солнцем. И произошло это в тот вечер, когда море не расступилось…
Старик не отрывал взгляда от моря, пока закат, пройдя всю цветовую гамму, не догорел дотла.
На травы холма Сёдзё спустились сумерки, и очертания ветвей, узор коры деревьев стали рельефней и отчетливей. Верхушки башен обители уже скрылись во мраке.
Ночная тень доползла до ног Ан-ри; небо над его головой поблекло — сделалось тускло-синим и серым. Морской простор еще переливался дальними блестками, но сияние истончилось и вытянулось тонкой ало-золотой нитью, окаймлявшей небосвод.
И тут снизу, из-под холма, донесся звучный голос колокола. Храмовая звонница извещала о часе вечерней молитвы.
Гул меди плавно колыхался, и ночь, покачиваясь на этих волнах, расползалась по всему миру. Удары колокола не отмеряли время — нет, они растворяли его и уносили прочь, в вечность.
Ан-ри слушал звон с закрытыми глазами. Когда же он открыл их вновь, вокруг уже царила тьма, а полоска морского горизонта приобрела призрачно-пепельный оттенок. Закат догорел.
Пора было возвращаться в обитель. Старик обернулся к своему спутнику и увидел, что мальчик, обхватив колени руками, крепко спит.
.