Страница 77 из 96
Еще одним доказательством того, что у писателя не было корыстных мотивов, является, по его мнению, тот факт, что он участвовал в нескольких литературных выступлениях в Чехословакии и ГДР, но отказался от оплаты за них. Другие обвинения в свой адрес писатель также считал необоснованными. С иностранцами он знаком не был, за исключением четырех человек, которые были членами компартии и к тому же занимали ответственные посты. Литератор утверждал, что никогда не говорил о том, что «литература должна быть вне партий», так как никогда так не думал: «Это обвинение только на первый взгляд политическое: на самом деле — это обвинение в глупости.
Я, конечно, не Сократ, но, для того чтобы не говорить подобной ерунды — у меня ума хватает».
Единственный случай, когда он обсуждал вопрос, связанный с политикой, — это разговор с заведующим иностранным отделом министерства информации В. Котоновицем о том, почему в Чехословакии идет мало советских фильмов. Тот «откровенно пожаловался… что наши фильмы и пьесы несколько скучны для их зрителей с малой политической подготовкой и в этих фильмах слишком выпирает тенденция…». Вернувшись в Москву, литератор сразу же написал А. Жданову докладную записку по этому вопросу. Она была принята во внимание, и в Агитпропе ЦК состоялось совещание по этому поводу.
Соловьев выдвигает свои предположения по поводу появления жалоб на его поведение за границей. Литератор сравнивает две свои поездки в Чехословакию. За год до описываемых событий он также был в этой стране и получил тогда не 50, а 70 тысяч крон, которые тоже истратил. Но обстановка среди отдыхающих в то время была более доброжелательной, так как все они имели примерно одинаковые суммы. В 1947 году положение изменилось, и, в отличие от литераторов, чиновники высокого ранга, даже министры, не получили больше десяти тысяч крон. Именно поэтому «у многих отдыхающих ответственных работников и их жен совершенно естественно возник вопрос: почему писателю Соловьеву выдали такое большое количество чешских крон, а людям, нисколько не меньшим по своему общественному положению, в пять раз меньше?
Не все люди лишены мелких чувств…
Постоянное присутствие в своей среде человека с большими материальными возможностями совершенно естественно раздражает людей с возможностями весьма ограниченными, а занимаемое ими при этом высокое положение только обостряет это чувство, создавая ощущение явной несправедливости».
Трудно сказать, был ли искренен В. Соловьев, рассказывая о своей поездке. Но многие описанные им реалии не вызывают сомнений. Как бы то ни было, его объяснения не нашли понимания в Секретариате ССП, который постановил вынести ему выговор «за недостойное советского писателя и гражданина поведение… выразившееся в покупке вещей сверх нормы и в заключении договора с издательством „Хутор“ помимо официальных советских органов» [750] .
Кошачьи головы в наследство
В результате войны жилищные условия писателей значительно ухудшились. Квартиры многих литераторов оказались заселены людьми, не имеющими к писательским организациям никакого отношения. И. Соколов-Микитов писал А. Малофееву: «В квартире нашей — в двух первых комнатах — живут посторонние и очень зубастые люди… Все имущество, за исключением мебели (частично поломанной и сожженной), расхищено. Пропали все рукописи, книги, уничтожены охотничьи коллекции. Обитавшие в нашей квартире жильцы оставили нам в наследство две кошачьи головы с усами, уже превратившиеся в мумии… Стекол в окнах, разумеется, нет» [751] .
К 1946 году в доме № 2 по Проезду МХАТа из 58 писательских квартир 29 занимали посторонние лица, в доме № 3/5 по улице Фурманова соответственно из 57–24, в доме№ 17/19 по Лаврушинскому переулку — из 71–11. В домах, закрепленных за ССП, значительная часть жилья по разным причинам оказалась в распоряжении других ведомств. Так, в доме № 25 по Тверскому бульвару две квартиры занимало МГБ, а одну — МИД (причем использовалась она под фотолабораторию). В доме № 52 по улице Воровского разместилось общежитие охраны МГБ, а в общей сложности две трети всей жилплощади оказались здесь заселены посторонними [752] .
Союз писателей постепенно утрачивал право на подведомственное ему жилье. Еще в октябре 1937 года вся жилплощадь, занимаемая литераторами, перешла практически в полное распоряжение городских и районных Советов. Они стали выдавать ее лицам, не имеющим отношения к писательской организации. Так, например, поступили в Москве с жильем, принадлежавшим группе венгерских и немецких писателей-антифашистов, которые после войны вернулись на родину. В их числе были Бехер, Бредель, Вайнерт, Габер, Гергель, Эрленбех и другие.
В то же время, несмотря на многочисленные и настойчивые обращения ССП, Моссовет за восемь послевоенных лет предоставил жилплощадь не более чем десяти-пятнадцати писателям: В. Шишкову, С. Михалкову, Эль-Регистану, М. Шагинян, И. Эренбургу, С. Маршаку, А. Караваевой и некоторым другим.
Выборочное обследование и диспансеризация 155 писателей Москвы, предпринятая И. Альтманом в 1946 году, показала, что 50 писателей имели хорошие жилищные условия, 33 — удовлетворительные, 20 человек не имели рабочей комнаты, но их санитарно-жилищные условия оценивались как нормальные, 41 человек жили в неудовлетворительных условиях, 11 — не имели собственного жилья [753] . В записке был сделан вывод о том, что у большинства писателей жилищные условия неудовлетворительные.
Проведенное в том же году Литфондом полное обследование жилищных условий писателей Москвы показало, что свыше восьмидесяти литераторов совсем не имели жилья (среди них — Л. Субоцкий, М. Матусовский, Л. Ошанин, А. Софронов), подавляющее большинство жило с семьями в одной комнате и не имело отдельного помещения для работы (например, П. Арский, А. Арбузов, В. Гроссман, Е. Долматовский, С. Марков) [754] .
В. Гроссман жил с семьей в полуразрушенной комнате, лишенной всяких удобств. В. Инбер и ее муж, член Академии медицинских наук, проживали на двадцати квадратных метрах. Известный переводчик В. Державин ютился с семьей из пяти человек в комнате площадью 11 квадратных метров.
В Ленинграде В. Панова имела на семью из восьми человек две комнаты в коммунальной квартире общей площадью 22 квадратных метра, причем одна из комнат была проходной [755] .
Э. Казакевич в 1946–1947 годах жил между Малой Трубецкой улицей и Хамовниками, где в то время были кварталы двух- и трехэтажных деревянных бараков, построенных в середине двадцатых годов в качестве временных общежитий для строителей. Одноклассница его дочерей вспоминала: «Семья Казакевичей — в двухэтажном сооружении того же рода, а комната их была чуть больше нашей. Однако у нас было существенное преимущество: водопровод и канализация… Подниматься к ним на „второй этаж“ нужно было по шаткой деревянной лестнице…
Казакевичи занимали комнату площадью около 18 квадратных метров. При входе, как и положено, крошечный закуток, спрятались керосинка, кастрюли и прочая нехитрая утварь» [756] . Правда, после выхода знаменитой повести «Звезда» жилищный вопрос у писателя был решен — ему дали четырехкомнатную квартиру в Лаврушинском переулке.
У некоторых литераторов условия жизни были просто ужасающими. Например, Мальцев не имел собственного угла и вместе с женой и трехлетней дочерью нашел пристанище за городом в комнате отца, в которой проживало еще четыре человека. Ржешевский с семьей из семи человек кое-как разместился в гостинице в Переделкине, но и оттуда его грозились выселить. Тушкан с женой проживал в восьмиметровой комнате — бывшей кладовой — без окон и освещения [757] .
750
Протокол закрытого заседания Секретариата ССП СССР от 19 марта 1948 г. // Там же. Л. 38.
751
Малофеев А. И.Более полувека / Воспоминания об И. С. Соколове-Микитове. М., 1984. С 74–75.
752
Письмо исполняющего обязанности генерального секретаря ССП СССР Вс. Вишневского Председателю Совета Министров СССР И. Сталину // РГАЛИ. Ф. 1038. Оп. 1. Д. 3863. Л. 14–15.
753
Записка И. Альтмана А. А. Фадееву // Там же. Ф. 631 Оп. 15. Д. 803. Л. 8.
754
Письмо исполняющего обязанности генерального секретаря ССП СССР Вс. Вишневского Председателю Совета Министров СССР И. Сталину // Там же. Л. 15–16.
755
Записка И. Альтмана А. А. Фадееву // Там же.
756
Титова М.Отец моих подруг / Воспоминания о Э. Казакевиче. М., 1979. С. 180.
757
Список нуждающихся в жилплощади // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 980. Л. 29–30.