Три маленьких секрета

– Что?

– Она уверяет, что отец показал ей какие-то бумаги о признании нашего брака недействительным.

– Но… но ведь это невозможно.

– Да, – согласился Меррик. – Скорее всего это подлая уловка Джессопа. Во всяком случае, Мэдлин не чувствует себя двоемужницей. Мне на это наплевать. Не понимаю, в чем проблема? Кому от этого хуже?

Лорд Уинвуд долго не сводил с друга скептического взгляда.

– Что касается «мне наплевать», старина, в это плохо верится, хоть ты и стараешься меня в этом убедить.

– Когда-то я безумно влюбился, Куин, – спокойно сказал Меррик. – И дорого заплатил за это. Кроме того, я действительно не желаю обсуждать эту тему.

– Беда в том, – продолжал граф, – что ты не можешь двинуться ни вперед, ни назад. Ты оказался в ловушке. Будь все по-другому, ты давно мог бы жениться, у тебя бы уже была семья.

– Это слова новоиспеченного мужа, – фыркнул Меррик. – Посмотрим, что ты скажешь через десять лет!

Уинвуд не обиделся.

– Через десять, двадцать и даже через пятьдесят лет я скажу тебе то же самое, для меня ничто не изменится, – ответил он. – Поверь, так бывает.

Как странно слышать эти слова от другого. Меррик однажды сказал нечто похожее Аласдэру, когда брат пытался отговорить его от Мэдлин. Как и Уинвуд, Меррик просто знал: Мэдлин единственная, она создана для него. Она ею была и такой остается. Познав ее, Меррик понимал, что другой жены у него не будет.

Он не так глуп, как его друг. В свое время Куин, обманув себя, решил, что все женщины одинаковы. А в сердце Меррика, там, где когда-то жила любовь к Мэдлин, зияла рана. Ее ничем не залечишь. Попытаться закрыть ее, это все равно, что решить пресловутую задачу квадратуры круга. Место Мэдлин никто в его сердце не займет. Он больше не любил ее, но не мог полюбить и другую женщину. Меррик чувствовал это инстинктом, который никогда его не подводил. С уходом Мэдлин умерла большая часть его души. Вероятно, лучшая часть.

В одном из своих бредовых посланий Чатли назвал его бездушным негодяем. Оскорбление не слишком задело Меррика. Он действительно чувствовал себя лишенным души. И знал, что единственный способ выжить – это иметь дело с бездушными женщинами, подобными ему самому. С женщинами, которых не смущала мрачная пропасть в его сердце. Именно поэтому Меррик был рад избавиться от Китти Коутс. Она была доброй и почему-то казалась ему наивной, хотя он и не мог этого объяснить.

Уинвуд, вытащив серебряную спичечницу, нервным движением то открывал, то закрывал коробочку.

– Я снова об этом задумался, Меррик, – странным тоном начал он. – О нашем прошлом.

– О прошлом? – недовольно проворчал Меррик. – Господи помилуй, этого еще не хватало.

– Я имею в виду недавнее прошлое, – внес ясность Уинвуд. – Помнишь, мы в сентябре были на боксерском матче в Суррее, и цыганка предсказала нам судьбу?

– Ничего подобного она не делала, – ответил Меррик – Она взяла наши денежки и наболтала кучу всякого вздора.

– Да, я тоже так думал, – задумчиво продолжал Уинвуд. – Помнишь, цыганка сказала мне, что я погубил свою жизнь безрассудными действиями? И еще она сказала, что я… я причинил горе и должен искупить его, если хочу счастья. Я думаю, Меррик, она говорила о том, как я обошелся с Виви.

– Что же тут удивительного, дружище? Там, где замешаны женщины, без опрометчивых поступков не обходится.

Куин тихо выругался.

– Нет, Меррик, я серьезно, – настаивал он. – Я низко поступал с ней все эти годы. Действительно дурно. Отвратительно. Я не хотел бы вдаваться в подробности…

– Да уж, пощади, – перебил его Меррик. – Переходи к сути.

– Хорошо, ты помнишь, как цыганка сказала, что мы тратим жизнь впустую? – спросил Куин. – Да, мы с Аласдэром действительно прожигали жизнь вполне сознательно и получали от этого огромное удовольствие. Но ты? О тебе я такого никогда не думал.

– Какого «такого»? – начал терять терпение Меррик. Куин нахмурил брови.

– Я думал, ты делаешь грандиозное дело. Но что, если это всего лишь способ уйти от жизни? Цыганка сказала, что ты великий художник, но чрезмерная гордость и горечь сердца ожесточили тебя.

– Ну спасибо, преподобный Уинвуд! – огрызнулся Меррик. – Мне только лекций о праведной жизни не хватало. – Отодвинув стул, он встал. – А теперь извини, мне пора в Уоппинг, надо заканчивать склады. Или это тоже плод моей гордыни?

– Есть много способов тратить жизнь понапрасну, Меррик, – обиделся Уинвуд. – Сядь, ради Бога.

Ради дружбы Меррик уступил.

– Куин, я совершенно не помню, что эта женщина мне наговорила, – примирительным тоном признался он, – но вряд ли ее слова имеют отношение к реальности.

– Думаешь, только ты способен видеть и слышать? – наклонился через стол Уинвуд. – Ты не допускаешь мысли, что возможно – всего лишь, возможно! – существует нечто, что мы не способны постичь? И существуют люди, которые… которые знают то, что скрыто от остальных?

Меррик смутился. «Все дело в шотландском воспитании», – подумал он. Его растили на суровых принципах упорного труда, прагматизма и бережливости. И в то же время, все вокруг было пропитано волшебством. Познания шотландских горцев порой не имели ничего общего с миром банальной реальности. Его бабушка Макгрегор была примером такой странной двойственности. Но он не собирался обсуждать способности бабушки с Куином.

– Не знаю, Куин, – наконец сказал Меррик. – Эти рассуждения не для моего ума. Я простой человек. Я строю дома и верю только в кирпич, железо и прочную древесину. На этом стоит мой мир.

Куин, сдаваясь, откинулся в кресле.

– И все равно, Меррик, ты должен задуматься о гордыне, – предупредил он, поднимаясь из-за стола. – По крайней мере спроси самого себя, есть ли у твоей гордости пределы. Или она забирает у тебя все лучшее, заслонив то, что так нужно твоей… твоей душе. Я… я не претендую на то, что знаю твою сущность, но, пожалуйста, подумай об этом.

Кивнув, Меррик обнял друга за плечо.

– Не скрою, такой совет нужен любому, – согласился он. – Да, Куин. Я попробую сделать то, о чем ты просишь. Я попытаюсь задуматься об этом. Спасибо тебе.

Куин скептически фыркнул и бросил на стол несколько монет.

– Как я понимаю, надо мной смеются, – проворчал он. – Что ж, пойдем. Прогуляйся со мной к Уолему, обсудим более увлекательные темы – потолки и стеновые покрытия.

Мэдлин в саду пыталась укротить буйные побеги розы, упорно не желавшей цепляться за шпалерную решетку. От неожиданного стука в дверь Мэдлин вздрогнула и, уколовшись о шипы, вскрикнула. Обмотав палец уголком фартука, она заспешила к дому. Миссис Дрексел вот-вот уйдет к мяснику, а Клара сегодня полдня свободна, так что встретить гостей некому.

Мэдлин с удивлением увидела на пороге своего дома леди Трейхерн в красной амазонке. Конюх держал под уздцы пару серых лошадей.

– Хелен! – воскликнула Мэдлин, сбрасывая фартук. – Вот нечаянная радость!

Визит леди Трейхерн на самом деле принес ей облегчение и удовольствие. С того злополучного обеда на Мортимер-стрит Мэдлин не имела известий от новой приятельницы.

Графиня чуть зарумянилась.

– Я подумала, что если буду проезжать мимо около четырех, то сумею уговорить вас с Джеффом угостить меня чаем.

– Жаль, Джеффа нет дома – сказала Мэдлин.

– Отлично. – Леди Трейхерн уже снимала шляпку. – Тогда мы сможем вдоволь посплетничать.

Рассмеявшись, Мэдлин дала указания конюху, и он увел лошадей.

– Располагайтесь, а я найду Элизу и велю подать нам чай.

Когда Мэдлин вернулась, Хелен бесцельно бродила в гостиной около груды книг и бумаг.

– Это очень похоже на кабинет моего деверя Бентли, – лукаво сказала она. – Что тут произошло? Чей-то письменный стол взорвался?

– Это личные бумаги моего отца, – покраснела Мэдлин. – Несколько дней назад из Шеффилда прислали целую повозку. Я подумала, что пришло время в них разобраться.

Хелен сочувственно улыбнулась.