Страница 9 из 11
Соседка стояла в коридоре и явно ждала Леру, томясь одиночеством. Мило улыбнувшись, Лера проскользнула мимо нее по коридору.
– Ой, а вы куда? Мы же собирались…
– Добрый день! – новый Лерин знакомый сказал это с такой странной интонацией, что соседка осеклась на полуслове. – Я ее украду, с вашего позволения.
Прежде чем нырнуть в спасительную тишину первого купе, Лера не выдержала и оглянулась: соседка замерла в позе охотничьей собаки, натасканной на дичь, и изнемогала от любопытства.
В купе было прохладно. И тихо. Два часа, оставшихся до Перми, они ехали в блаженном молчании, нарушаемом только шелестом страниц и перестуком колес. Пермь была в час ночи. Лера погуляла на перроне, заглянула в свое окно. Свет не горел, соседка, кажется, спала.
– Спасибо вам большое! Вы меня просто спасли. Она спит. Я пойду.
– Может быть, вы останетесь? Проводница принесет комплект белья, – спокойно предложил Лерин благодетель.
Лера представила себе выражение лица проводницы и улыбнулась. Конечно, ей глубоко наплевать на мнение проводницы, но предложение было сделано как-то… не по правилам.
– А вдруг к вам кого-нибудь ночью подсадят, нехорошо получится?..
Новый знакомый хотел что-то сказать, но передумал, и только пожал плечами в ответ, и Лера ушла. Она испытывала непонятное чувство: вообще-то по сценарию он должен был настаивать, и она – возможно! – пошла бы на некоторые уступки. А он, видите ли, плечами пожимает. И вообще непонятно, какое она на него произвела впечатление. Такое с ней редко случалась. Странно…
Наутро соседка разбудила Леру в восемь утра (черт возьми!) громким звяканьем ложечки о стакан и шуршанием пакетов.
– Лерочка, доброе утро! А я вот уже завтракаю. Вы, наверное, легли поздно, я вчера и не слышала, как вы пришли…
На вопросительный знак в конце предложения Лера никак не отреагировала. Но соседка не унималась:
– Это ваш знакомый? Очень, очень приятный мужчина. Похож на Ричарда Гира. А вы давно знакомы?
– Вторые сутки! – с вызовом ответила Лера, надеясь переломить общий ход беседы. Но просчиталась.
– Это замечательно… – вдруг пригорюнилась соседка. – Такая удача… Лерочка… вы меня, конечно, извините… А он один в купе едет? Жаль. Вы знаете, у меня ближайшая жизненная задача – выйти замуж. Для женщины противоестественно быть одной, вы согласны? Мне необходимо нормализовать гормональный фон и восстановить энергетический баланс. Самовнушение – это все-таки временная мера. Я вот так прямо всем об этом говорю, потому что все сказанное где-то материализуется. Может быть, у вас есть знакомый или родственник?
– Нет. У меня вообще нет родственников, – заверила ее Лера. – Простите, я хотела бы еще поспать. – И она решительно повернулась носом к стене.
К ее великому удивлению, соседка оставила ее в покое, наверное, расстроилась по поводу своего энергетического баланса и отсутствия у Леры родственников. Говорит, канал у нее, а сама без посторонней помощи ничего не может… Невыспавшаяся Лера опять блаженно задремывала под стук колес, и мысли у нее путались. Проснулась она, судя по всему, ближе к обеду. Осторожно приоткрыла глаза – соседка раскладывала на столе карты, и, когда Лера села, потягиваясь и растирая ладонями лицо, она с необыкновенно серьезным видом приложила палец к губам. Лера обрадованно покивала, пару минут полюбовалась мелькающим за окном пейзажем и, не желая дальше рисковать, отправилась в коридор. Через минуту к ней присоединился ее вчерашний знакомый.
– Вы уже завтракали?
– Нет. Представляете, она молчала! А я спала.
– Рад за вас. Я тоже только что встал. Как вы относитесь к идее совместить завтрак с обедом – самое время?
В ресторане они не спеша поели, обменявшись несколькими ничего не значащими фразами.
– Вы не обидитесь, если я заплачу по счету? – спросил мужчина.
– Нет, – развеселилась Лера. – А почему я должна обидеться?
– Ну, мало ли, – уклонился от ответа ее спутник. – Бывает. Пойдемте ко мне. Будем молчать.
«Он вообще немногословен, – думала Лера, идя впереди него по длинным вагонным коридорам. – Интересно, если он такой молчун, то зачем он приглашает меня в свое купе? Только из человеколюбия или я ему все-таки нравлюсь?»
Она привыкла без малейших усилий производить приятное впечатление на противоположный пол. Для нее нравиться мужчинам было так же привычно, приятно и необходимо, как душ или чашка кофе по утрам, это было, как говорил незабвенный герой актера Пуговкина, ее «професьон де фуа», а Лера во всем ценила профессионализм. Но странный пассажир ее озадачил – она не могла его просчитать, и это Леру задевало.
Весь день они провели в тишине и расслабляющем безделье: читали, думали, смотрели в окно, изредка обмениваясь репликами по поводу расписания, сигарет, кофе, душа в штабном (вот странно) вагоне… Что удивительно, молчание не напрягало, они молчали как-то привычно, как будто знали друг друга сто лет и давным-давно обо всем переговорили, и теперь им было приятно молчать вдвоем. Лера украдкой наблюдала за своим спутником, рассчитывая по внешности, одежде и манере читать, есть, говорить по телефону и прочим мелочам, незаметным для невнимательного глаза, узнать что-то о его характере. Когда-то так их учили в театральном, заставляя наблюдать за окружающими людьми и делать «этюды на характер». Вот тут у Леры всегда была пятерка. Но в данном случае, черт возьми, все ее умения пропадали даром – незнакомец ускользал, не поддаваясь анализу, классификации и обобщению. Ему не подходила никакая профессия, не просматривалась никакая биография. На Ричарда Гира он был совсем не похож. Тот был гламурным, томным красавчиком. Мужчина, сидевший напротив Леры, был внешности самой что ни на есть обыкновенной, роста среднего, волосы подстрижены не длинно и не коротко, а в самый раз, чтобы умело преувеличить их количество. Спокойный внимательный взгляд серых глаз без тени улыбки. Сдержанные, неразмашистые движения, минимум жестов, почти никакой мимики. Вещи тоже не выдавали своего хозяина. Молчаливые свидетельства очков в пятисотдолларовой оправе, сигарет «Данхилл» и навороченной зажигалки опровергались лежавшей поверх газеты с кроссвордами копеечной гелевой ручкой, китайскими пляжными тапками и мятыми турецкими штанами. На плечиках висел оливкового цвета костюм из льна, вполне возможно, что и дорогой, но тут Лера не особенно разбиралась в фирмах и ценниках. То же самое касалось и часов, поскольку для простого смертного «Ролекс» и «Чайка» с расстояния метра трудноотличимы друг от друга. Словом, этюд на характер на сей раз Лера бездарно провалила.
Ужин они заказали в купе, на этот раз он расплатился, не спрашивая Лериного согласия, опять как-то по-свойски. Когда совсем стемнело, и читать стало затруднительно, а смотреть в окно глупо, Лера поднялась:
– Спасибо вам! Я пойду…
– Скажите, что вас больше обидит: если я попрошу вас остаться или пожелаю вам спокойной ночи? – изучающе глядя на нее, спросил сосед.
Лера секунду помолчала, оценивая новый поворот сюжета, и кивнула:
– Я останусь.
…Под глупой гавайской рубахой он оказался очень приятным на ощупь, твердым и теплым, от него пахло мылом, водой и едва уловимо – дорогим одеколоном. В кратковременных вспышках пролетающих мимо фонарей Лере показалось, что его тело было загорелым (она очень любила загорелых мужчин, они априори выглядели гораздо сексуальнее своих бледнолицых собратьев), зубы – неестественно белыми, будто фарфоровыми. Очки он так и не снял, и это мешало Лере, потому что, когда она прикасалась к его приятно коловшей ладонь небритой щеке, все время натыкалась на мерцавшую в темноте дужку оправы. В конце концов она сняла с него очки и, потянувшись, пристроила на столик. Он смешно сощурил глаза, и Лера почувствовала, как от этого уходит ее зажим. Она всегда деревенела за кулисами, но, едва шагнув на сцену, будто сбрасывала, раскалывала ледяной панцирь – и летела свободно. Здесь было то же самое. И роль, которую сегодня Лере пришлось играть так неожиданно, угадывая и импровизируя на ходу, оказалась, что называется, ее ролью.