Страница 4 из 9
Да, поняла Людмила Петровна, выговором дело может не ограничиться. Гаряевы не привыкли спускать обиды. Оставалось идти домой и ждать. Чего? Трудно сказать. Ведь не придут же ее убивать, в конце концов. И почему она одна виновата в произошедшем? Да, она педагог, не имела права распускать руки. Но и Тимур тоже не белая овечка. Надо поговорить с Анфисой Романовной, решила Мумрикова. Да и дети все видели, даже на телефоны записали, как Тимур издевался над англичанкой, как потом матерился и бросался с кулаками на нее, Людмилу Петровну. Может, надо бороться? Но с кем? С учеником? Пусть подлым, пусть не усвоившим никаких человеческих правил, но все же учеником? А как она, педагог, ударившая ученика, станет потом смотреть в глаза ученикам, их родителям? Мысли зашли в тупик. Выхода не было.
Она пришла домой, села у окна и просидела так до самых сумерек. Но Гаряевы-старшие к ней не пришли. Часов в одиннадцать раздался звонок в дверь, Людмила Петровна открыла. На пороге стояла запыхавшаяся и испуганная Зинаида Васильевна. На сей раз, похоже, испуг был настоящий.
– Людмила, поговорить надо. – Тяжело дыша, она упала в кресло, удивленно крякнувшее под ее весом. – Ты ушла, а я ведь все в школе сидела, ждала. Знала, что просто так дело не закончится.
– Я думала, они ко мне придут, – проговорила Людмила Петровна. Обращение на «ты» ее насторожило больше, чем сам визит. – А что случилось?
– Только что Галина приходила. Говорит, иду с работы, вот и заглянула по пути, – переведя дыхание, начала рассказывать Зинаида Васильевна. – Спокойная такая. Говорит, я с сыном побеседовала. Возможно, он не прав, но он ребенок. Учиться ему осталось меньше месяца да экзамены сдать, так что скандала из-за того, что ваш педагог избила ребенка, мы с Маратом поднимать не будем.
– Я? Избила? – воскликнула Людмила Петровна. – Да я только…
– Погоди! – досадливо отмахнулась директриса. – У нас, говорит, только одно условие – чтобы Мумриковой в школе больше не было.
– То есть как?
– Пусть, говорит, напишет по собственному. С завтрашнего дня, – пояснила директриса, внимательно глядя на Людмилу Петровну, и добавила: – Еще, говорит, эта старая кошелка, Анфиса то есть, пусть остается, к ней вопросов нет. А Мумрикову, говорит, на х…
– Так и сказала? – начиная закипать, уточнила Людмила Петровна. – А вы что?
– Так и сказала, – подтвердила директриса. – А я что? Она начальство. Пусть, говорит, уходит по-хорошему, пока не поздно.
– А если я не уйду?
– А если ты не уйдешь по-хорошему, то они заявление в милицию напишут. И утопят тебя в дерьме по самые уши. Это не я, это она так сказала. – Судя по всему, Зинаида Васильевна старалась ничего не пропустить из сказанного Галиной и пересказывала не то что близко к тексту, а дословно.
– Да как же так? – растерялась Людмила Петровна. – Может, мне поговорить с ней? Ведь не по-человечески это… Что же она с парнем-то делает?
– Не советую. Я тоже ей говорю: Галина, может, миром решите? А она мне: если бы эта ваша училка ко мне сама сразу пришла, тогда, может, и миром. А так – нет. Марат, мол, считает, что если Тимур будет позволять себя бить, то из него вырастет не мужик, а дерьмо собачье. – Последние слова Зинаида Васильевна выговорила с явным удовольствием.
– А если парень будет над старухами издеваться, то вырастет настоящим мужиком? – уточнила Людмила Петровна. – Я сама двоих сыновей вырастила и никогда…
– Людмила, ты передо мной тут зря митингуешь! – прервала директриса. – Парни у тебя хорошие выросли, кто спорит. Хотя тоже всякое бывало. Но это дела не меняет. Уже двенадцатый час, а я еще дома не была. Так что давай так решим: ты завтра приходи и заявление приноси. Можешь после уроков, чтобы не встречаться ни с кем. Пойми: уйдешь по собственному – потом устроишься в районе в колледж или в школу, там их две, найдут тебе место. Подумаешь, сорок минут на автобусе, невелика беда! Тем более что у тебя педстаж, в сентябре двадцать пять лет будет. Хорошую характеристику тебе дам. Понравится – и квартиру поменяешь. У тебя ведь не изба. Тут продашь, там купишь, на однушку точно хватит. Куда тебе одной такие хоромы?
– Как одной? – воскликнула Людмила Петровна. – А Владька из армии вернется – ему куда?
– Да не вернется сюда твой Владька, – вдруг с неприязнью произнесла Зинаида Васильевна. – Сашка после института не вернулся, и этот потом поступать будет. Что он тут потерял, в Большом Шишиме-то? Ты сама их так воспитала, вот и гордись теперь. – Директриса с трудом поднялась с кресла и, сверху вниз глядя на сидевшую перед ней Людмилу Петровну, подвела итог: – А если начнешь волну гнать, то я тебе выговор влеплю, а Гаряевы в милицию заявление напишут. До управления образования дойдет, до министерства, не дай бог! Журналисты набегут. Это тебе не кружок «Зеленая лампа», – не удержавшись, добавила она. – Позора не оберешься. Сама не боишься – о школе подумай. О других учителях, о детях. Кстати, если со скандалом уйдешь, то тебя и в районе не возьмут. Пойдешь в ларек торговать. До пенсии-то тебе еще долго. Так что думай, Людмила. До утра у тебя время есть. – Не прощаясь, она пошла к выходу. Но в дверях опять, как тогда в школе, обернулась, чтобы выложить последний аргумент: – Но лично я – не советую. Ты Гаряевых знаешь. Не связывайся. Я тебе добра желаю.
Проведя бессонную ночь, Людмила Петровна решила бороться. В конце концов, никакого страшного преступления она не совершила. Она готова извиниться перед Тимуром за свою несдержанность. Хотя… не чувствовала она себя виноватой. Если человек совершает подлость, то почему надо с ним сюсюкать? Как же он иначе поймет, что делает недопустимое?! Нет-нет, нужно успокоиться и действовать. От мысли посоветоваться со старшим сыном Людмила отказалась. Сашка несдержан, если узнает, что обижают мать, побежит разбираться с Гаряевыми, а там все, что угодно, может произойти. Однажды Марат даже стрелял в каких-то ночных визитеров, которым не пожелал открыть дверь.
Без пяти шесть, как обычно, она начала собираться. И хотя кусок не лез в горло, Людмила Петровна заставила себя позавтракать. Хотя бы для того, чтобы все было как обычно, словно ничего не случилось. В семь часов вышла из дома. Еще с ночи зарядил дождь, поэтому поздороваться с солнышком, носа не казавшим из-за низких тяжелых облаков, не получилось. Утреннего «здрасьте», правда, непривычно рассеянного, удостоилась лишь смотревшая в окно сосна. Зато односельчане при встрече приветствовали ее не привычно-мимолетным «здрасьте», а полновесным «здравствуйте, Людмила Петровна!». И смотрели с интересом, кто-то даже оборачивался вслед. Людмила Петровна сделала вывод, что весь Большой Шишим уже в курсе вчерашних событий. О событиях в мегаполисах им рассказывал телевизор, а местные шишимские новости мгновенно распространялись старинным беспроводным способом, называемым «сарафанное радио».
Мать тоже уже все знала, и ее не обошли стороной добрые люди. Нет чтобы пожалеть старуху! Людмила Петровна всегда удивлялась, как мать, почти не выходившая со двора, всегда была в курсе событий, которые происходили в селе.
– Людмила, что же это? – едва не плача, спрашивала мать. – Ума ты лишилась, с Гаряями-то связываться? Самый поганый народ в селе, что Галка, что Марат ее. И Тимка – гнилое семя. Что же теперь будет-то?
– Ничего, мама, теперь не будет! Что ты раньше времени себя изводишь, – попыталась успокоить ее Людмила Петровна. – Все будет в порядке.
– Может, Сашке позвонить? Он один у нас мужик, – предложила мать.
– Ни в коем случае! – замахала руками Людмила Петровна. – Мама, если позвонит, ничего ему не говори. Не хватало еще, чтобы он сюда приехал разбираться. Вот уж ему-то точно с Маратом связываться не стоит. У него своих дел полно. А мы со своими сами справимся, так ведь?
– Ну, коли так… – вздохнула мать и украдкой ее перекрестила.
Но в школу в то утро Людмила Петровна не попала. Обычно она приходила первой и ей открывала вахтерша баба Даша, тоже работавшая в школе с незапамятных времен. Но на сей раз на школьном крыльце Людмилу Петровну встретили коллеги во главе с директрисой. Постоянную группу поддержки Зинаиды Васильевны традиционно составляли две учительницы начальных классов, историчка и химичка. У Людмилы Петровны такой группы не было, хотя большая часть педагогического коллектива обычно и была на ее стороне, но мнение свое вслух не выражала, вполне довольствуясь тем, что на амбразуру дискуссии с начальством всегда ложилась грудью литераторша Мумрикова.