Страница 22 из 49
— «Бедный Кеша», — возмущенно фыркнула Таня. — Ты еще скажи — он при «бедной Лизе»!
— Угадала!
— Что я угадала?
— Малышку зовут Лизой.
— Серьезно?
— Конечно.
Таня приоткрыла дверь и осторожно заглянула в комнату: противная девчонка чинно сидела на диване и небрежно перелистывала страницы. Свирепый бультерьер лежал у нее в ногах, и Никита едва не топтался по собаке, что-то шепотом рассказывая гостье.
Таня уважительно хмыкнула: Китеныш совершенно не боялся пса, его гораздо больше интересовала новая подружка, что понятно: здесь редко бывали гости.
Странно, но и бультерьер практически не обращал на мальчишку внимания. Зато на открытую Таней дверь смотрел с нехорошим интересом, будто ждал нападения.
— И где ты познакомилась с этой сладкой парочкой? — Таня повернулась к подруге.
— Какая разница?
— Ага, значит, что-то нечисто!
— С чего ты взяла?
— Иначе бы ты не крутила, а честно отвечала на вопросы!
— Я и не кручу, мы на рынке познакомились.
— Ну, понятно, эта маленькая оборванка пришла за покупками, вы оказались в одной очереди и разговорились за жизнь…
— Тань, прекрати. Голодная малышка утащила булочку — кстати, уже надкусанную! — я как раз была рядом.
— Тысячу раз тебе говорила — никаких Тань!!!
Сауле оглянулась на дверь и прикрыла рот ладонью, ее душил смех.
Тане такая реакция показалась более чем подозрительной, обычно подруга лишь кротко извинялась. Впрочем, за годы их дружбы это случалось всего несколько раз, Сауле всегда называла ее Татьяной.
— Прости, — с трудом сдерживая улыбку, пробормотала Сауле. — Я вас сейчас познакомлю, и ты все поймешь…
— «Познакомлю»! — передразнила Таня. — Приволокла в дом черт-те кого…
— Всего лишь ребенка.
— Рыночную воровку, — ехидно уточнила Таня. — Да еще с мерзкой грязной собакой в кильватере!
— Тебе не стыдно?
Таня сделала вид, что прислушивается к собственным ощущениям:
— Кажется, нет. Точно нет. Ну, ни грамма!
Сауле невольно улыбнулась: артистка.
Она бросила встревоженный взгляд на комнату и подумала, что не стоило так надолго оставлять Лизавету одну в незнакомой обстановке, девочку и без того едва удалось уговорить прийти.
Печально, но реакция Татьяны вполне предсказуема, малышке, видимо, уже приходилось с таким сталкиваться. Всю дорогу Лизавета тревожилась, как ее примут в чужом доме.
Правда, держалась девчушка молодцом, басовито уверяя Сауле, что терпеть не может «шататься по гостям». И что — «они с Кешей уже поели, булочка сытная попалась, ужас просто, теперь бы только выспаться, пока мамка в бегах». Говорить говорила, но держалась рядом, видимо, не так уж часто Лизавету приглашали в гости, и девочке было интересно.
Кеша послушно трусил у ее ног, не понимая толком, куда они собрались на ночь глядя. Изредка он забегал вперед и тогда вопросительно заглядывал в глаза хозяйке: мол, не пора ли поворачивать к дому?
Что творилось в Лизаветиной квартире, Сауле хорошо представляла, хоть в сами комнаты — их оказалось две — и не зашла, ждала девочку в коридоре.
С нее вполне хватило и неимоверно грязной прихожей. Абсолютно пустой, если не считать ржавого кривого гвоздя, торчащего у двери, малышка аккуратно повесила на него свою голубую курточку. Ни тапочек у порога, ни коврика, ни полки или какой-нибудь простенькой вешалки под верхнюю одежду…
Мать Лизы она не застала, чему искренне порадовалась.
Сауле не представляла, что можно сказать женщине, которая совершенно не интересуется дочерью. Придуманные по дороге страстные обличительные речи казались сейчас наивными и даже глупыми.
Сауле распустила туго стянутые волосы и прошлась по ним щеткой. Потом тряхнула головой, радуясь свободе, и серьезно сказала:
— Малышка ту несчастную булочку даже есть сама не стала, понесла домой голодному Кеше. И честно разделила с собакой!
— Нажрался, значит, зубастик? То-то я заметила: отрыжка его буквально замучила, — проворчала Таня тоном ниже, она всегда отдавала должное сильным людям, будь это даже грязная малолетняя бродяжка.
— Поэтому я и пригласила ее в гости, обещала познакомить с Китенышем. И покормлю заодно, ребенок почти прозрачный, вот-вот дистрофия начнется…
— Ты забыла добавить, что и собака у нее — настоящий мешок с костями, жаль, зубищи на месте!
— Само собой, Кеша тоже приглашен на ужин, — кротко согласилась Сауле. — Девочка без него не пошла бы, они дружат.
— Как же — «не пошла бы», побежала бы!
— Я приглашала. Она отказалась.
— Ой, только не надо душещипательных историй, время рождественских сказок прошло, на носу лето!
Сауле вкрадчиво предложила:
— В принципе ты можешь идти домой и с ней не знакомиться…
— Ну да, разбежалась, как же, — возмутилась Таня. — Я уйду, а эта шустрая девица вас с Китенышем тут же обчистит!
— Ну как тебе…
— И не мечтай — не стыдно!
— Что, совсем?
— Саулешка, ты настоящая дура, — рассердилась вдруг Таня. — Никто кроме тебя — поверь, я знаю, что говорю, — не притащил бы в дом замарашку с рынка! А уж если эту замарашку при всех поймали на воровстве…
— Она взяла всего лишь хлеб!
— Не взяла, а украла!
— Но хлеб.
— Да хоть хлебную корочку!
Услышав рычание, подруги перестали переругиваться и обернулись: в дверях стоял бультерьер. Набычившийся, чудовищные клыки наружу, он грозно поедал глазами оторопевшую Таню.
Сауле виновато пролепетала:
— Что ты, Кеша, мы вовсе не ссоримся, это же моя лучшая подруга…
Бультерьер недоверчиво заворчал. Сауле искательно улыбнулась. Никита из комнаты торопливо подтвердил:
— Они правда дружат.
Лизавета смотрела на женщин с нескрываемым злорадством и молчала. Она-то знала, что Кеша с самого нежного возраста не любит громких голосов, в их квартире они слишком часто кончались безобразными драками, а то и поножовщиной. Мамины приятели отлично это знали и, если пес с девочкой находились дома, вели себя тише воды ниже травы. Особенно после того, как Кеша порвал сухожилия дяде Юре, схватившему во время ссоры нож.
Впрочем, Лизавета практически никогда не оставалась в квартире, когда мама устраивала пьянки. Даже зимой забирала свое одеяло, уходила с Кешей на верхний этаж и устраивалась там возле батареи. Соседи не возражали, они жалели девочку и иногда подкармливали. Совали в руки то бутерброд с сыром, то пирожок, изредка выносили даже пластиковую тарелку с жареной картошкой и сосисками.
Как-то Лизавета получила большущий кусок шоколадного торта, в сорок восьмой квартире праздновали день рождения. Потом он часто снился девочке, этот воздушный бисквит, украшенный меренгами и нежным кремом.
В жизни Лизавета не ела ничего вкуснее!
При этом девочка не считала себя несчастной, отнюдь. У нее же Кеша! На улице Лизавету и пальцем никто не трогал, трусили.
Жаль, мамка никого не боялась и спьяну распускала руки. Она и Кешу била, если он не успевал спрятаться.
Ногами!
Кеша по-прежнему ворчал, демонстрируя всем желающим впечатляющий набор острейших клыков. Притихшие дети сидели на диване и смотрели на взрослых.
Сауле прятала от Тани улыбку, она не сомневалась, что пес никого не тронет. И первый раз видела подругу растерянной.
Татьяна, которая терпеть не могла никакого давления, неожиданно разозлилась. Подбоченилась и возмущенно прошипела:
— Ах ты ж, суповой набор в ассортименте, крокодил зубастый, крыса голохвостая, задница розовая! Ты в гости сюда заявился или так, шел мимо и заглянул на разборки?!
— В гости, — быстро ответила за любимца Лизавета. — Он в гости пришел. — И уточнила: — Со мной. Мы с ним вместе пришли. Нас вот она пригласила. Сауле называется.
— А чего ж тогда «пальцы веером»?!
— Это так… для порядка. Чтоб не кричали. Вдруг да поссоритесь? Кеша ссор ужас как не любит и криков не любит, он такой…