Страница 16 из 49
— Зачем?
Вероника удивленно приподняла брови:
— Что «зачем»?
— Ну… зачем одеваться как все?
Ответить на странный вопрос новой сотрудницы Вероника не успела. В приемную, едва не сбив с ног Сауле, не вошел, влетел мужчина в темно-сером костюме, и секретарша приветливо пропела:
— Евгений Сергеевич, здравствуйте!
Сауле испуганно сжалась: гость, не давая упасть, небрежно придержал ее за плечи. Крупный, высокий, он вдруг напомнил Нурлана. Сауле и Мазитову едва доставала до подбородка, и ладони у него — такие же лопаты, она словно в капкан попала.
У Сауле закружилась голова. Внезапно вспомнилась собственная беспомощность; злые глаза Нурлана — узкие, жесткие, с короткой щеткой ресниц; бесстыжие, бесцеремонные руки; травяной чай со странным привкусом, Сауле пила его с жадностью, захлебываясь, он дурманил, отуплял, приносил столь желанное равнодушие…
Как сквозь вату Сауле услышала изумленный голос Вероники:
— Ой, Евгений Сергеевич, ей плохо, кажется…
— И что делать? — растерянно спросил незнакомец.
— На диван ее, сейчас я водички налью… Вот уж недоразумение ходячее!
— Кто это?
— Это? А-а-а… уборщица наша! Из жалости взяли, дурочка деревенская, сами видите…
Сауле хотела возразить, но голоса куда-то уплывали, уплывали…
То ли вода оказалась слишком холодной, то ли Вероника перестаралась, бесцеремонно брызгая в лицо Сауле, но она довольно быстро пришла в себя. С трудом подняла ресницы — они показались вдруг неимоверно тяжелыми — и в панике прикрыла глаза ладонью: с нее сняли очки.
Первое, что увидела Сауле, — на нее встревоженно смотрел незнакомец. Рядом стояла Вероника с бутылкой минеральной воды в руках, ее щеки смешно надулись, она явно собиралась снова брызнуть.
— Может быть, вызвать врача? — предложил мужчина.
— Это я запросто, Евгений Сергеевич! — с готовностью воскликнула Вероника, проглотив воду. — Звоню, значит, в «скорую»?
— Не надо, — прошептала Сауле, — мне уже лучше…
Ей было не по себе под внимательным взглядом незнакомца, карие глаза смотрели сочувственно и в то же время в них — Сауле отчетливо видела — разгоралось изумление.
Сауле зажмурилась и потребовала вернуть очки. Машинально вытерла рукавом свитера лицо и виновато пояснила:
— У меня глаза от света болят.
Очки незнакомец протянул с явным сожалением, а Вероника почему-то сердито сказала:
— Ну и уродские у тебя окуляры!
— Мне нравятся, — пробормотала Сауле.
Спрятав ненавистные глаза за темными стеклами, она вздохнула с облегчением. И тут же смущенно заметила, что лежит на дорогом кожаном диване прямо в обуви. Торопливо села и невольно коснулась рукой лба, голова все еще кружилась.
— Да что с тобой сегодня? — возмутилась Вероника.
Налила в стакан воды и дала Сауле. — Ты же только на работу вышла, еще и сделать ничего не успела, а уже ноги не держат!
— Да я… в порядке, — пролепетала Сауле.
Сделала глоток и только сейчас поняла, насколько хочется пить. Во рту пересохло, язык показался Сауле слишком шершавым, горло почему-то саднило.
Сауле пила жадно, стакан дрожал в руках, на смуглом лбу выступили мелкие бисеринки пота.
— Хорош порядок, — проворчала Вероника. — Краше в гроб кладут!
Незнакомец строго приказал:
— Ну вот что — идите-ка вы домой! Завтра сделаете уборку, ничего с офисом за день не случится.
Вероника раздраженно фыркнула и отобрала пустой стакан. Сауле заставила себя встать и робко улыбнулась секретарше:
— Я правда хорошо себя чувствую. И все сделаю, вот прямо сейчас начну…
— Домой и только домой! — безапелляционно распорядился незнакомец. — Работа подождет!
— Но я…
— Иди уж, — неприязненно посмотрела на новую сотрудницу Вероника. Выдернула из рук Сауле пластиковую папку и проворчала: — Не волнуйся, Поле щука я предупрежу. Скажу — ты приболела и выйдешь завтра.
— Вот и ладушки, — кивнул незнакомец. Открыл перед ошеломленной Сауле дверь и весело предложил: — Вас подвезти? Я как раз на машине.
— Нет! Я… рядом живу.
Евгений Сергеевич проводил Сауле взглядом и задумчиво пробормотал:
— Какое необычное лицо…
— Дурнушка, — пренебрежительно хмыкнула секретарша. — Еще и очки эти дурацкие нацепила, а уж свитер, а юбка…
— Очки действительно страшненькие, — согласился Колыванов, по-прежнему глядя в коридор, хотя Сауле уже ушла. — Зато глаза…
Вероника передернула плечами и закрыла дверь в приемную. Обернулась к зеркалу и подумала, рассматривая собственное отражение: «Какие там глаза у этой черномазой дикарки! За темными стеклами черта с два разберешь…»
— И давно она здесь… уборщицей? — небрежно поинтересовался Колыванов.
Вероника наморщила лоб, пытаясь вспомнить хотя бы фамилию новой сотрудницы. Не вспомнила и с досадой воскликнула:
— Я должна помнить? Ну… второй месяц, кажется. Или третий? Да какая разница, Евгений Сергеевич?! — Она кивнула на кофеварку. — Давайте я вам лучше кофе сварю? Шеф скоро придет, он обещал к двенадцати. Если бы вы предварительно позвонили…
— Ты права, сам виноват. Мимо проезжал, вот и решил зайти. Спонтанно, так сказать… — Он усмехнулся. — Но кофе не нужно, спасибо. Совершенно нет времени!
Колыванов вышел, и Вероника разочарованно прошептала:
— Жаль. Классный мужик…
«Классный мужик» тем временем огляделся в коридоре и неуверенно пошел к выходу. Вдруг расхотелось заглядывать в комнату без окон, где работала мать его малолетнего приятеля.
Смешно, но Колыванов вчера полчаса на мальчишку потратил, пытался ответить на один из его зубодробительных вопросов. Хорошо, Кит позвонил уже после совещания.
Если честно, Колыванов сам не понимал, зачем дал ребенку номер сотового. Просто Никита так старательно делал вид, что все в порядке и он не слишком расстроен отказом нового знакомого заехать в ближайшее время…
Наверное, Колыванова тронула борьба Кита с самим собой, вот и разрешил звонить — не злоупотребляя! — если срочно потребуется «консультация». То бишь ответ на какой-нибудь «животрепещущий» вопрос.
Уже через пять минут, в машине, Колыванов пожалел о собственной мягкотелости. И почти не сомневался, что завтра-послезавтра придется менять номер. Однако забавный мальчишка за прошедшую неделю позвонил Колыванову всего два раза — редкая деликатность для шестилетнего ребенка.
Проезжая сегодня мимо офиса, Колыванов внезапно решил увидеть мать Никиты. По его расчетам, она уже находилась на рабочем месте, за компьютером. Не то чтобы Колыванову очень хотелось с ней познакомиться, но…
В голове мелькнула глупая мысль: вдруг они с Никитой похожи — не внешне, само собой. Мальчишка — семи не исполнилось! — говорил о матери непривычно бережно, с нескрываемой любовью и взрослой снисходительностью. Как старший о младшем, более слабом и ранимом.
Колыванов невесело улыбнулся — эта женщина просто не могла быть такой, как другие.
Посмеиваясь над собой, он все же припарковался у офиса. Правда, предварительно подыскал уважительный — для себя, не для других! — повод. Ему давно хотелось обсудить с Векшегоновым кое-какие идеи, и, понятно, не по телефону.
Жаль, пришлось уйти. Смешная девчонка в приемной вывела Колыванова из равновесия, в таком состоянии говорить о делах он просто не мог…
Колыванов непроизвольно посмотрел на руки. Ладони до сих пор чувствовали хрупкие плечи — косточки тонкие, птичьи. И сама она оказалась легкой, как ребенок, Колыванов буквально заставил себя уложить девчонку на диван, никогда с ним такого не случалось.
А глаза?
Что за необычные глаза! Яркие — невозможно. Колыванов и не понял толком, какого они цвета.
Голубые? Синие? Фиолетовые? Серебристые? Они словно подсвечены изнутри, странно светлые на смуглом худеньком личике.
Колыванов угрюмо усмехнулся: и почему эта молоденькая уборщица смотрела на него с таким страхом? Он что, похож на Квазимодо? Вроде до сих пор девицы не шарахались, скорее — липли, как пластырь.