Страница 6 из 80
К северо-востоку от гробниц князей находится небольшое уйгурско-дунганское кладбище, где, как указано в китайском путеводителе, изданном в 2000 году, погребены останки исламского проповедника Гейса из Медины. Существует предание, согласно которому Мухаммед — пророк и посланник Аллаха — в VII веке отправил в Китай трех своих учеников с целью распространения нового вероучения. Один из них направился на юг Срединного государства, другой — в район современной провинции Ганьсу, а третий — Гейс — остановился в Западном крае. Под Хами он серьезно заболел и вскоре скончался.
Единоверцы похоронили его в некоем ущелье и почитали могилу правоверного как святыню (араб, мазар). В 1945 году на средства местных мусульман в городе была построена гробница, куда и перенесли останки проповедника. К ней примыкают могилы раздельно погребенных уйгуров и дунган (хуэйцзу).
На кладбище никого не было, поэтому долго искал служителя, который открыл бы вход в мазар. Им оказался ушлый юнец примерно 10–12 лет от роду. Он взял с меня 5 юаней, после чего пустил во внутрь. Сразу обратил внимание на спертый воздух и недостаток освещения в довольно мрачном помещении. Гора из бесконечных разноцветных полотнищ и лоскутов ткани в середине зала выглядела уж очень провинциально, но в то же время давала определенное представление об особенностях совершаемого здесь обряда поклонения.
Очутившись на улице в старой части города, я пришел к выводу, что для первого дня пребывания в Синьцзяне чересчур увлекся созерцанием останков его давно усопших жителей и посещением мест их погребения, пора вернуться к реальной жизни.
Глава 2
СВИДАНИЕ С «ЛОУЛАНЬСКОЙ КРАСАВИЦЕЙ»
Поезд № К889 Дуньхуан-Урумчи прибыл на конечную станцию в 8 часов утра по пекинскому времени, т. е. в 6.00 — по местному. Хорошие знакомые моих коллег по работе в агентстве Синьхуа любезно предложили в течение 2–3 дней показать город и его окрестности, а также свозить в древний Турфан, но я просил не встречать меня на вокзале, ибо ехал через Хами и не знал точного времени своего прибытия в административный центр Синьцзяна.
Несмотря на столь раннее время народу на вокзале было довольно много, что полностью подтверждало информацию о наличии серьезных проблем с приобретением железно-дорожных билетов. Звонить ни свет ни заря по телефону и докладывать о своем приезде я счел в тот момент невежливым и, сдав рюкзак в камеру хранения, попытался сориентироваться на местности.
Прежде всего следовало определиться с дальнейшим маршрутом. Дело в том, что в Урумчи нет единого автовокзала, откуда можно выехать в любом направлении, отсутствует и общее расписание движения междугородных автобусов. На каждом автовокзале свои правила. Поэтому надо было четко для себя решить, когда и как лучше пересекать пустыню Такла-Макан: если делать это в начале путешествия, то моя дорога лежала в Хотан; если на обратном пути, — предстояло двигаться в сторону Кашгара с обязательной остановкой в Куче.
Мне объяснили, что автобусы на Кашгар отходят буквально в 200 метрах от привокзальной площади. Для того чтобы добраться до Хотанской конторы (кит. Хэтянь бань-шичу), обеспечивающей транспортное сообщение с городом на юге Синьцзяна, надо было брать такси. Переговорив с водителями и обслуживающим персоналом, я сделал окончательный вывод в пользу Хотана. К тому времени звонок по городскому телефону выглядел уже вполне уместным.
Спустя 40 минут в центре Урумчи встретился с очень коммуникабельными и мобильными братьями Ху, один из которых — Ху Дацин — взял шефство над приезжим иностранцем. Они отвезли меня в расположенную неподалеку 3-звездную гостиницу «Великолепие» (кит. «Фулихуа дац-зюдянь»), где в отдельном номере со всеми удобствами я прожил три дня и заплатил за все 300 юаней (менее 37 долларов), т. е. стоимость номера в сутки по официальному тарифу.
Вскоре младший из братьев, извинившись и сославшись на чрезвычайную загруженность (в те дни в Урумчи проходила ежегодная международная торговая ярмарка), покинул нас, и мы с Ху Дацином отправились в экскурсию по городу на его машине.
Урумчи в переводе с монгольского языка означает «Превосходное пастбище» и расположен в северных предгорьях
Восточного Тянь-Шаня. После образования в середине XVIII века нового наместничества, о чем говорилось в предыдущей главе, маньчжурские правители Китая назвали город Дихуа (1763 год, с 1884 года — главный город провинции Синьцзян), в переводе с китайского— «Приобщение к цивилизации». Следует заметить, что высокомерие, снобизм и неадекватные амбиции цинских императоров, наглядно проявившиеся и в данном конкретном случае, сослужили им в конечном счете плохую службу. Именно при них Срединное государство превратилось в полуколонию, заключило целый ряд неравноправных договоров и утратило контроль над частью территории.
Население Урумчи превышает 1,5 млн. человек. Большинство из них составляют ханьцы (по некоторым сведениям, около 80 процентов), на втором месте — уйгуры. Тем не менее официальные статистические данные, да и название интернационального по своему составу автономного района отражают тот очевидный факт, что самым многочисленным народом в СУАР являются как раз уйгуры (около 8 млн.).
Предками тюркоязычных древних уйгуров (кит. хуэй-ху) были племена, кочевавшие в Западном крае на рубеже I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. В письменных источниках уйгуры упоминаются с III века н. э. Позднее они входили в племенное объединение, которое китайцы называли «гаогюй», что в буквальном переводе означает «высокая телега», и вели продолжительную борьбу с соседями за контроль над оазисами Таримского бассейна.
Особенно острым было их противостояние с жужанями, в истории происхождения которых до сих пор много неясного. Известный российский историк и географ Лев Николаевич Гумилев (1912–1992 гг.) полагал, что их большинство на определенном этапе составили «выбитые из седла» и «скомпрометированные» люди, бежавшие в степь и горы. У них не было единого происхождения, языка или вероисповедания. Объединила их судьба, обрекшая на нищенское существование и заставившая организоваться в некую орду. За 200 лет у жужаней так и не отмечено какого-либо прогресса, поскольку «все силы уходили на грабеж соседей», отчего и оставили они о себе худую славу.
Знаменитый писатель Советского Союза и Кыргызстана Чингиз Айтматов в нашумевшем романе начала 80-х годов XX века «И дольше века длится день» называет их «жуаньжуанами», которые «исключительно жестоко обращались с пленными воинами». Именно они превращали людей в манкуртов, окончательно утративших память. Читатель, вероятно, помнит, что вскоре после выхода в свет яркого и оригинального произведения слово это стало практически именем нарицательным.
Примерно в то же самое время (V–VI вв.) китайские исторические документы фиксируют присутствие на просторах Центральной Азии крупного племенного союза под названием «теле», куда вошли и уйгурские племена. Тюрки из племени хуннов (кит. сюнну) ашина к середине VI века сумели подчинить их и в конце концов создали мощное государственное образование — Тюркский каганат, с перерывами просуществовавший до 745 года. Однако телеские племена на протяжении весьма длительного времени активно враждовали с его правителями.
После того, как один из тюркских каганов в начале VII века физически уничтожил несколько сот предводителей теле, значительная их часть бежала на территорию Северной Монголии, где возникло объединение так называемых девяти племен. В древне тюркских рунических памятниках они известны как токуз-огузы (в мусульманских текстах — токуз-гузы), т. е. «девять огузов». С середины VII века они энергично включились в военно-политическое противостояние в регионе. Возглавили новый союз представители уйгурских племен.