Страница 19 из 67
— Мы пойдем с тобой, Тинирау! — закричали они все как один.
— Нет, — раздался чей-то негромкий голос. — Я пойду. Я — Хине-те-иваива.
Мужчины с удивлением посмотрели на жену Тинирау.
— Да, я пойду вместе с другими женщинами из нашего племени. У Кае много воинов. Разреши, Тинирау, пойти нам, женщинам. Мы приведем сюда Кае, не пролив ни капли крови, и тогда ты поквитаешься с ним.
В доме Кае не умолкал смех. Хине-те-иваива и другие женщины из племени Тинирау развлекали гостей. Они уже давно переходили из деревни в деревню и радовали людей песнями и танцами. Никто не знал, кто они такие. В этот вечер в доме собрались соплеменники Кае.
Хине-те-иваива танцевала со своими подругами и зорко смотрела по сторонам. Где-то здесь, в этом доме притаился их враг Кае. Его можно было узнать по неровным обломанным зубам, но для этого он должен был засмеяться. Женщины старались изо всех сил, дом сотрясался от смеха. Только один мужчина сидел молча с мрачным лицом и плотно сжатыми губами.
Под конец женщины исполнили свой самый смешной танец. И тогда засмеялся даже молчавший мужчина. Он откинул голову назад, открыл рот, и все увидели его безобразные обломанные зубы. Это был Кае.
Когда костер догорел и в доме все стихло, женщины тихонько спели чудесную песню, от которой их хозяева погрузились в глубокий сон. Тогда они прокрались к двери и встали друг за другом двумя длинными цепочками. Женщины осторожно подняли Кае, завернули в циновки, на которых он спал, и, передавая друг другу, отнесли на берег и положили в лодку. Всю дорогу до Священного острова Кае не открывал глаза, усыпленный чудесной песней. Заря едва осветила край неба, когда женщины вынули Кае из лодки, отнесли в дом Тинирау и положили на те же циновки.
Когда Кае проснулся, день уже был в разгаре. Тинирау направился к своему дому под крики соплеменников:
— Вот идет Тинирау! Наш Тинирау!
Кае еще не совсем очнулся от сна. Он не знал, что произошло ночью, и думал, что находится у себя дома. Тинирау открыл дверь и крикнул:
— Приветствую тебя, Кае!
— Зачем ты явился ко мне в дом? — спросил Кае.
— Что?! — воскликнул Тинирау. — Зачем ты, Кае, явился ко мне в дом?
— Как ты смеешь так говорить? Это мой дом!
— Посмотри получше, Кае!
Кае огляделся. Он был в чужом доме. Узор плетения на тростниковых стенах был не такой, как у него. Резные деревянные балки были не такие, как у него. Кае выглянул за дверь и увидел позади Тинирау незнакомые лица с враждебной ухмылкой. Тогда Кае понял все и опустил голову.
Так Тинирау отомстил за смерть кита Тутунуи.
Отважный Тафаки
Тафаки и четверо братьев его жены удили рыбу на огромном плоском камне, который вдавался далеко в море, где на высоких волнах раскачивались спутанные пряди водорослей. Раз за разом вытаскивали они льняные лески с костяными крючками, и кучи рыбы за их спинами все росли и росли, превращаясь в горы сверкающего серебра. Но когда солнце начало погружаться в море, оказалось, что Тафаки один наловил столько рыбы, сколько четыре его шурина вместе.
Укладывая рыбу в корзину, Тафаки громко хохотал и дразнил родственников. Они молчали, но все больше и больше проникались решимостью сделать то, что задумали, когда позвали Тафаки удить рыбу. Зависть давно не давала им покоя. Высокого роста, со светлыми волосами и красноватой кожей, Тафаки был самым сильным и ловким в их племени. Он быстрее всех бегал и плавал, и не было мужчины удачливее его в бою и в любви. Взвалив корзину на плечо, Тафаки запел — он ведь не мог прочесть мыслей своих родичей.
Двое шуринов пришли в деревню, когда солнце уже погрузилось в море. Как только они опустили корзины на землю, к ним подошла сестра Хине-пирипири.
— Где мой муж? — спросила она.
— Остался на берегу, — ответили братья не задумываясь, будто ждали этого вопроса и заранее приготовили ответ.
Хине-пирипири пристально взглянула на них и нахмурилась. Слова братьев почему-то не понравились ей. Уже много недель братья косились на ее мужа, а сегодня рано утром пришли к ней в фаре, расхвалили Тафаки и уговорили пойти с ними удить рыбу. Она посмотрела на корзины братьев, доверху наполненные рыбой. В деревне все знали, что ее братья — плохие рыбаки.
Хине поторопилась на берег и встретила двух других братьев.
— Где мой муж? — нетерпеливо спросила она.
В ответ раздался смех, но даже самим братьям он показался неискренним.
— Откуда мы знаем, — сказали они. — Наверное, пошел домой с другими братьями. Мы не обязаны ходить за ним по пятам.
Хине ничего не ответила и побежала дальше, вглядываясь в следы на песке. Уже темнело, но у белой кромки воды еще можно было разглядеть слабые отпечатки ног. Хине бежала, а страх терзал ее сердце. Тень каменистого мыса лежала на песке темным пятном. И на ней виднелось что-то еще более темное. Хине упала на колени. Это был Тафаки. Она прижалась лицом к его лицу и почувствовала слабое дыхание, такое слабое, что его заглушало шипение маленьких волн, которые перекатывались через раскинутые руки Тафаки. Хине приподняла голову мужа, он вздохнул и открыл глаза. Улыбка искривила его губы.
— Твои братья, — произнес он чуть слышно, — не умеют ни охотиться, ни сражаться. Они думали, что убили меня.
Его голова запрокинулась. Боги послали силу Хине-пирипири. Она подняла мужа и взвалила его непомерно тяжелое тело себе на плечи. Оно легло поперек ее спины, едва не придавив Хине своей тяжестью, но она понемногу разогнулась, и ноги мужа оторвались от песка. С трудом делая каждый шаг, она понесла мужа, глядя на едва заметные отпечатки, которые только что оставили легкие прикосновения ее ног.
Тафаки открыл глаза только на следующее утро.
— Есть около фаре высокое дерево? — сердито спросил он. — Принеси сюда и положи в огонь.
Жена нашла в кустах огромное бревно и притащила в дом.
— Не руби его, — приказал Тафаки. — Положи в огонь целиком.
Когда огонь начал лизать кору, он протянул руки над пламенем.
— Пусть мои дети пожрут твоих братьев, как огонь пожирает это дерево, — сказал Тафаки, и кровожадные отблески пламени заплясали у него в глазах. — Когда родится наш сын, мы назовем его Вахиероа, чтобы он не забыл наказ отца. Мы назовем его Вахиероа — Длинное Бревно.
Прошло несколько месяцев, и у Тафаки родился сын. Его назвали Вахиероа.
Тафаки созвал своих родных и своих воинов.
— В этой деревне живут коварные люди, — сказал он. — Давайте уведем наши семьи и построим новую па. Поднимемся на гору над этой деревней, туда, на самую вершину, куда падают последние лучи заходящего солнца. Не будем медлить, пойдем сейчас же, пока наши коварные враги прячутся у себя в фаре. Никто не осмелится задержать нас, а если осмелится, мы не пощадим тех, кто встанет на нашем пути.
Тафаки построил па на вершине горы. По утрам снизу можно было разглядеть ее наружную ограду и часовых на башнях. А ночью окрики дозорных разносились над лесистыми долинами и долетали до деревни на берегу моря, где праздно и беззаботно жили братья Хине. После ухода Тафаки у них будто гора с плеч свалилась, и даже ограда, которую они видели под самым небом, не нарушала их покоя.
Но Тафаки не знал покоя. Маленький Вахиероа, которого мать держала на руках, постоянно напоминал ему о мести. "К чему ждать, чтобы отомстил сын? — размышлял он. — Оскорбили меня, а не сына, значит, отомстить должен я, а не сын".
Тафаки было нетрудно это сделать, потому что он был наполовину человеком, а наполовину богом. Дедушка гром научил его управлять молнией. Тафаки был еще совсем молодым, когда кто-то случайно увидел, как он сбросил с себя плащ и завернулся в молнию.
И вот однажды Тафаки вскарабкался на самую вершину горы, где едва не доставал головой до облаков. Он поднял руки, воззвал к своим предкам, богам, и попросил их разверзнуть небеса и обрушить на землю потоки воды. Тяжелые черные тучи нависли над самой землей. Ветер затих, воцарилась тишина. И небеса разверзлись. Ручейки превратились в бурные потоки, рев стремительных рек заглушал грохот ливня. Спокойная гладь моря побелела от пены, а ненасытные реки катили и катили свои воды в море, и небольшие волны быстрее самого высокого прилива подбирались по песку к деревне, где убийцы корчились от страха под крышами своих фаре. Они видели, как вода подступила к высокой гряде, отделявшей песчаный берег от травянистого склона. Потом вода залила марае и забулькала вокруг их ног. Длинная изогнутая стена воды поднималась все выше и выше и, прежде чем они успели покинуть фаре, сомкнулась над резными фигурками текотеко и заглушила крики людей.