Страница 24 из 70
— А вы докажите! — напирал Орехов, пытаясь давить своей мощью.
— А мы докажем, что все это — чистое вранье, — отвечал невозмутимый москвич. — И вы за это, несомненно, ответите перед законом.
— А пошел ты!.. — уже открыто грубил Орехов.
— Я пойду, но требую, чтобы вы оставались на месте — до моего особого распоряжения. Иначе немедленно вызову наряд и отправлю вас в обезьянник. И вас, и ваших подчиненных. И будете сидеть там, пока мне это не надоест. Убирайтесь на свой пост, — спокойно говорил Елагин, даже, казалось, с долей юмора, отчего охранники прямо выходили из себя, подобно их хозяину, которому они немедленно докладывали о происходящем.
После обыска в доме сыщики приступили к обыску гаража. Но и там ничего подозрительного не обнаружили. В просторном утепленном помещении стояли машины — джип «мицубиси», большой черный «Мерседес-600» и микроавтобус той же марки, который теперь называют «мини-вэн». Чуть в стороне стояла темно-серая «девятка», казавшаяся чужой в этой блестящей, чисто вымытой компании. Удивило, что в багажнике каждой машины лежало по милицейской «мигалке». В Москве, известно, с ними уже стали бороться, снимать, наказывать водителей, а здесь, вероятно, были свои порядки. Во всяком случае, разрешения на них представили оба водителя, которых допросил Елагин, однако никакой полезной информации от них он не получил. «Девяткой» пользуются как рабочей тачкой все кому не лень, а иномарками — исключительно с разрешения хозяина.
В указанный день, точнее, ночь, водители никуда не выезжали, были здесь, в подсобном помещении, специально оборудованном для отдыха охраны и персонала. А подтвердить этот факт могли бы все те же охранники — словом, круговая порука. Хотя алиби слабое, но и возразить было нечем.
Елагин составил и по этому поводу очередной протокол.
Он вообще старался документально фиксировать каждую мелочь и требовал подписи понятых — двоих посторонних пожилых мужчин, привезенных с собой и теперь безучастно наблюдавших за «милицейским шмоном», как об этом действе говорили озлобленные охранники. И этим сильно раздражал и хозяина, и его «дворню», так Надо было полагать.
И вот настал момент, который Рюрик мог бы даже назвать переломным. Он сам, внимательно обследуя стену дома со стороны въездной аллеи, обнаружил не замеченный другими след пулевого отверстия. Позвав криминалиста, указал на дырку и предложил извлечь пулю. И тот немедленно принялся долбить фигурную кирпичную кладку.
Затем они, уже всей группой, начали исследовать стволы деревьев вдоль аллеи. И находки стали появляться одна за другой. Собрали больше десятка пуль, которые, по предположению эксперта-криминалиста, могли быть выпущены из автоматов, стрелявших с двух противоположных сторон.
Елагин приказал немедленно изъять все оружие, имеющееся у охранников, и составить протокол изъятия. ТС пытались возражать, делали зверские лица, обещая жуткую и неотвратимую месть, но Елагин так же спокойно позвонил Грязно ву и попросил срочно прислать отделение ОМОНа, а также приготовить в СИЗО места для троих охранников — причем желательно каждому предоставить отдельное помещение. А потом доложил о найденных в машинах милицейских «мигалках».
— Молодец, это очень важно, — сказал Грязнов.
Орехов с товарищами слышал, о чем докладывал следователь своему начальству, и решил по-хорошему сдать оружие и расписаться в протоколе.
И тогда Елагин отменил ОМОН, но устроил каждому из охранников жесткий допрос с целью выяснения, кто в ту ночь и где дежурил, кто и где находится в настоящее время, где хранится оружие и так далее.
Отвечая на вопросы Елагина, охранники стали путаться, но в конечном счете всплыли еще две фамилии — Барышникова и Алымова.
Выяснил Рюрик и фамилию их начальника — руководителя отдела вневедомственной охраны УВД полковника милиции Медведева Андрея Константиновича. И тут же сообщил об этом по телефону Вячеславу Ивановичу с просьбой немедленно проверить, где находятся указанные Барышников с Алымовым.
Но тут уже ему самому перезвонил Володя Поремский и прочитал вслух то место из протокола, в котором лейтенант Замошкин свидетельствовал об упоминании Ореховым в их беседе про пьяную гульбу со стрельбой на даче Киреева, в которой принимали якобы участие сам губернатор, начальник УВД, дядя Юрия Петровича и другие гости, о которых вскользь поведал лейтенанту «капитан Орехов».
Елагин все это записал для памяти, а затем привел охранников в дом Киреева и в кабинете Юрия Петровича под протокол, который вел сыщик из местного уголовного розыска, устроил перекрестный допрос хозяину и его окружению.
Вот тут уже разразилась настоящая буря! Киреев, видимо, сорвался, похоже, нервы не выдержали. Он плевался в ярости, без конца вскакивал, размахивал руками, грозил всем, без исключения, самыми жуткими карами, на которые он только способен. Казалось, он терял рассудок. Но, как тут же заметил Рюрик, его лютая ненависть распространялась главным образом на охранников, которые посмели оболгать достойнейших людей города и за это должны понести жестокое наказание. Так что ж это? Очередная игра в истерику?
Но Киреев таким вот образом все отрицал, отметал безоговорочно. Не было никаких гостей, стрельбы «в Господа Бога» тоже не было. Ни о какой такой пиротехнике он и слыхом не слыхал, и вообще он больше ни слова не скажет без своего адвоката.
— Адвокат вам теперь вряд ли необходим, Юрий Петрович, — холодно вернул его на землю Елагин. — Тем более что выслушивать от вас очередную порцию лжи я не намерен. Вот когда получу санкцию на ваш арест, тогда и поговорим. И с вами, и с вашим адвокатом. А пока, господин Киреев, с вас будет взята подписка о невыезде на время проведения следственных мероприятий. Вам ведь известно, что нарушение ее строго карается по закону? Найденные вещественные доказательства, как и все изъятое здесь оружие, пройдут баллистическую и криминалистическую экспертизы и будут приобщены к уголовному делу, которое, я полагаю, мы возбудим в ближайшее время по признакам преступлений, предусмотренных статьей сто пятой, частью второй, пунктами «а» и «ж» Уголовного кодекса, то есть убийствами двух или более лиц, совершенными организованной группой. Не торопитесь возражать, я еще не закончил.
Елагин демонстративно позвонил Турецкому и доложил о своем предложении относительно Киреева и всех остальных.
— Но у тебя же есть постановление, подписанное Щукиным. В нем, я знаю, сказано и о задержании, если ты сочтешь это необходимым. Так в чем же дело?
— В данном случае, Александр Борисович, я имею в виду охранников.
— Боишься, что сбегут? Как и те двое, о которых ты говорил Славке?
— Что, уже выяснили, где они обретаются? — удивился Рюрик.
— А долго ли умеючи? — хмыкнул Турецкий. — Начальник их, Медведев этот, уверяет, что подуставшие на государевой службе ребятки отпросились в отпуск. Осень, мол, самое время поправить здоровье на южных курортах Испании. Не хило? При этом полковник ставит нас в известность, что они предъявили при оформлении отпусков письменное согласие господина Киреева, у которого они, собственно, постоянно осуществляли охрану. Покинули нас, как видишь. Но куда конкретно выбыли, этого никто не знает. Причем на другой же день после событий.
— Значит, объявляем их в федеральный розыск?
— А как иначе? С остальными сам используй данную тебе власть. Выноси постановление, а Щукину я перезвоню. Сейчас подскажу Вячеславу, он все-таки подошлет тебе помощь. Ты там, будь любезен, особо не рыпайся, неизвестно ведь, что у тебя за народ.
— Уже известно.
— Тем более! — Турецкий повысил голос.
Рюрик отключил свою трубку и повернулся к охранникам.
— Теперь о вас, господа, — нудным тоном педантичного чинуши заговорил Елагин. — Я получил указание руководства оперативно-следственной группы Генеральной прокуратуры и Министерства внутрен них дел Российской Федерации, на основании которого выношу постановление о вашем временном задержании — заключении под стражу. Пока за вами приедут, мы составим протоколы задержания и я разъясню каждому из вас отдельно либо, если пожелаете, всем вместе ваши права, предусмотренные статьей сорок шестой Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. В установленные законом сроки вам всем будет предъявлено обвинение, это я обещаю.