Опасное хобби

— А вот потому. Моя это работа. Вы б со мной по-человечески, попросили бы со всем уважением, я бы и помог. А так — не буду. Прав не имеете заставлять.

— Я вот тебя сейчас все-таки посажу!

— Так алиби, сам говорил, начальник… Нет у тебя таких прав.

— Егор! — почти завопила Полина Петровна, потому что поняла: сейчас начальник озвереет от хамства пьяного Егора, и тогда уже никакой закон ему не указ — засадит. А после разбирайтесь сколько хотите, кто прав, кто виноват. — Прекрати свои выходки и помоги людям! Они здесь тоже не по своей воле! Хозяина убили, а ты выламываешься, вместо того чтоб помочь!

— Это другой разговор, — внезапно согласился Егор. — Когда со мной по-хорошему, чего, спрашивается, я-то буду возражать? Не буду Какие у вас ключи-то? Ну верно, эти все от двери А от стола — другие. Вы их в футляре от часов, — он показал на валявшиеся на полу часы с разбитыми стеклами, — поглядите

Один из милиционеров, осторожно ступая по битому стеклу, обошел очерченный мелом силуэт на полу — как лежал здесь хозяин — и, заглянув внутрь деревянного корпуса, поднял голову:

— Все точно, тут они! — И достал два ключа, висящие на колечке.

Начальник тут же попросил понятых подойти поближе и открыл дверцу одной из тумб стола. Достал оттуда здоровенный рулон, засунутый в целлофановый пакет. Когда рулон развернули, оказалось, что это были картины, снятые с подрамников.

Точно такой же рулон был извлечен и из второй тумбы. Начальник не знал теперь, что делать Сам он, как походя заметил, ни уха ни рыла не смыслил в живописи, а тут явно какие-то художественные дела творятся. И поэтому он сказал, что сейчас будет звонить в МУР, в отдел, занимающийся кражами и хищениями антиквариата и художественно-исторических ценностей, а потом к себе в прокуратуру. В МУРе есть специалисты этого дела, вот пусть они головы и ломают А ему хватит своих убийств. А ему своих дел хватает

Что он и сделал. Но дежурный быстро остудил его голову. Он сказал, чтобы ждал, потому что трубку сейчас возьмет Романова, начальник МУРа.

Услышав грубоватый женский голос, милиционер малость присмирел.

Романова потребовала, чтобы дежурный прокурорский следователь Полунин, так он ей назвался, быстро и по существу проинформировал о происшествии, а когда он рассказал о проведенных мероприятиях, а также вскрытии стола-сейфа, приказала ничего не трогать, а ожидать ее вместе со специалистами из отдела и следователем из Генеральной прокуратуры. Вот тут только и понял наконец Полунин, что дело оказалось весьма серьезное, не станет «важняк» из Генпрокуратуры вместе с начальником МУРа, бросив все дела, выезжать на рядовое убийство.

Поэтому, чтобы не терять зря времени, а заодно и выглядеть в глазах своей команды человеком, допустившим хоть какой-нибудь профессиональный промах, Полунин приказал членам оперативно-следственной бригады еще раз внимательно все осмотреть, проверить правильность записей в протоколах и вообще быть готовым к дальнейшим действиям, когда появится начальство. А сегодня пятница, значит, пропали выходные, будь она проклята такая работа…

2

Романова — полная и высокая женщина в тесноватом для нее милицейском полковничьем мундире — тяжелыми шагами мерила комнату-кабинет, в котором произошло убийство. Нет, это был не несчастный случай, когда старый человек мог, скажем, поскользнуться на вощеном полу, удариться затылком о футляр больших напольных часов и порезать осколками стекла себе затылок и шею.

Тело уже намеревались увезти в морг на Пироговке, и судмедэксперт из Первого медицинского института все на той же Пироговской улице, реконструируя событие, зачитывал, дополняя пока личными предварительными соображениями, свою часть протокола места происшествия. Конечно, вскрытие, или судебно-медицинское исследование трупа, должно было дать окончательный ответ, но уже сейчас можно почти с уверенностью утверждать, что смерть могла наступить от удара затылочной части головы о тяжелый тупой предмет, вызвавшего внутричерепное кровоизлияние, который в данном случае следует квалифицировать как тяжкое телесное повреждение, вызвавшее смерть потерпевшего.

Большой ученый был этот судмед доцент Миронов, привык лекции студентам читать, вот и тут не сумел удержаться. Можно подумать, будто присутствующие тут криминальные волки не знают, как и что надо квалифицировать.

Слушая заунывный, почти замогильный голос эксперта, Романова, глядя под ноги, продолжала шагать по кабинету. Наконец остановилась и стала разглядывать очерченную мелом бабочку на сером паласе, затягивающем половину кабинета.

— А это что? — спросила, указав пальцем.

— Здесь, собственно, находилось раздавленное пенсне. Мы его собрали — вот оно, для экспертизы, — ответил дежурный следователь из Мосгорпрокуратуры Полунин.

— Александр Борисович, будь добр, подойди ко мне, — позвала Романова стоящего возле открытого окна, выходящего во двор, по-спортивному подтянутого старшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре Турецкого.

Но тот лишь предостерегающе поднял указательный палец и, обернувшись, сам подозвал Романову быстрым движением ладони. Пока Романова огибала стол, он безнадежно махнул рукой и повернулся к окну спиной.

— Ну и душок тут! — Он сморщил лицо. — Как они здесь целое угро работали, не представляю себе… Да, так вы говорили мне, что похитители — армяне на красном «мерседесе»? Могу вас обрадовать: только что некий тип кавказской национальности въехал во двор на красном же «мерседесе», вышел из машины, несколько мгновений задумчиво разглядывал меня в окне, но быстро опомнился, сел и уехал. Как вам это нравится? Думаю, надо наступить ему на хвост.

— Мне это никак не нравится! — сердито отозвалась Романова, пропустив мимо ушей «хвост», и взяла Турецкого за локоть. — Потом об этом. А пока вот объясни мне, бабе недалекой, такое, что целая бригада битый час объяснить не может. Гляди. — Она поставила его лицом к себе и взяла за лацканы пиджака. — Только прошу учесть, что старик был человеком хилым и старым, тьфу, черт меня! Конечно, старый, коли он старик, совсем тут с вами сдурею. Ладно, короче. Если он постоянно таскал на носу пенсне свое, что подтверждает его домработница…

— Только на ночь и сымал, — вмешалась, чувствуя к себе внимание, Полина Петровна, — а бывалоча, и в душ с пенсне своим залезал.

— Хорошо, это уяснили, — махнула ей рукой Романова. — Значит, если я тебя вот так возьму, Саня, да тряхану как следует, это пенсне с твоего носа вполне может свалиться прямо мне под ноги. Так? А дальше я тебя… то есть, конечно, не я и не тебя, а некто нашего старика вот прямо отсюда пуляет в тот угол, где часы стояли, там и след на полу четко обозначен, сто лет часы с места не сдвигали. А теперь они валяются, да так, будто их с места кувалдометром снесли. Это ж с какой силой надо было те часы ударить! И чем? Ну, не понятно тебе?

Турецкий оглянулся в угол, прикинул расстояние и пожал плечами.

— А что, вполне реальная картина. Значит, убийца должен быть мужиком достаточно крепким, чтобы кинуть нашего деда. Часы от удара качнулись к стене и, упав на пол, приняли именно то положение, в котором и находятся сейчас. Вот вам и вся реконструкция, господа, — хмыкнул он, глядя на следственную группу, которая расположилась на стульях вдоль стены и сидела, поджав ноги, чтобы циркулирующая по кабинету Романова ненароком не отдавила их.

Турецкий, вытянув вперед руки, как бы продемонстрировал бросок. А затем, проследовав в угол, где валялись часы и на полу был очерчен силуэт лежащего человеческого тела, полетом руки показал траекторию движения тела, точки соприкосновения его с футляром часов и наконец место падения на пол. Все сходилось. Молодец, Александра Ивановна. Великое дело — опыт. А эти деятели все прикидывали да реконструировали, даже на алкаша протокол о задержании составили, умники. Один вопрос остался теперь невыясненным: кто убийца? Простенький такой вопросец, на засыпку…