Игра по крупному

—   

Нехорошо, — сурово сказал Гоша. — Ну взяли в заложники и взяли, а зачем измываться теперь?

—  

Так мы подумали, может, ее взять? Отпус­тить этого малахольного к папе, а ее взять и предупредить: мол, слово скажешь...

—  

А зачем он нам? — скривился Леха, про­драв глаза. — Мочить — и все дела!

Гоша налил себе коньяка и выпил, уже никого не приглашая.

—  

Просто-то как, — сказал он. — Замочить президентского сынка! А последствия за тебя дядя будет считать? Если уж знают, кто похитил, будут знать и кто замочил. И что папаша сделает, представляешь? России — полный поворот кру­гом. А мы о ней должны думать, о матушке. И о себе немного. К тому же он — председатель меж­дународного консорциума! Кого на его место по­ставят, не догадываешься? Другого сынка. Или племянника. Их там до черта. И наверняка закля­того врага России. Нужно нам это на переживае­мом этапе? Я тебя спрашиваю?

Леха что-то пробубнил в ответ. Вроде согла­сился, но как-то без энтузиазма.

— 

Мне нужно, чтобы свою паршивую нефть они через мои трубы погнали, — склонился через стол к братьям Гоша. — Вот Олежка ноет, будто я приписал ему какие-то тонны, извелся весь, будто я его уже по миру пустил, а того не пони­мает, что я решаю стратегическую задачу. Как обустроить Россию, ставшую мне вместо матери, когда я вышел на свободу. Так вот этому щелкун­чику, что из Акапулько сбежал, надо дать понять: бабу его в порошок сотрем, если соглашения не подпишет, или армяшкам танки дадим, как того они просят. Мы ведь общими усилиями их при­держали, когда они на Баку поперли, а сейчас никого держать не будем. Поэтому мне ваш вари­ант с этой актрисочкой нравится. Всецело одоб­ряю и поддерживаю. И более того — готов раско­шелиться. Но! — Он поднял вверх указательный палец. — Нравится ваш вариант, но как запас­ной.

—  

Неужели снова сможешь затеять войну в Карабахе? — с сомнением спросил Костя Русый.

—  

Да хоть сейчас! У меня в Сибири целый завод танковый, девать их некуда, все окрестные леса забиты. Армяшки, чечены, абхазы да грузи­ны так и вьются вокруг. А люди там пятый месяц без зарплаты сидят. Я им говорю: спокойно, квоту вам всегда выбью, если по моей команде забастовку начнете. Продам пару сотен Карабаху, полсотни в кредит абхазам... И куда они после этого нефть погонят?

—   

Силен! — восхитился Костя. — Прямо вы­дающийся государственный деятель и видный военачальник. Откуда что берется.

—   

Но я крови не хочу. — Гоша прижал руки к груди. — Пусть наши мальчики больше не гибнут за чуждые им интересы. Так вот мне ваш вариант, говорил уже, нравится. Сказали бы раньше, как он сопли распускает по этой бабе, давно бы дело сделали... А где, кстати, Серега? Почему его не вижу? Хочу полюбоваться на его загар мексикан­ский. Что он прячется от меня? Скажи ему, Костя, пусть придет ко мне, не трону. Только в глаза его бесстыжие посмотрю. И на загар. Может, сам на все плюну и в Акапулько махну... Я чего не так сказал?

Братья переглянулись, показали ему глазами на Томилина.

—  

Забыл, что ли? — негромко спросил Костя.

Томилин похолодел. Он здесь уже посторон­ний. Как, наверное, посторонним стал и Серега, прежде сиживавший с ними за этим столом, как и погибший на мексиканском пляже Андрей.

—  

А, ну да, да, — мучительно поморщился Гоша. — Ну хоть венок, я ведь специально зака­зывал, ему на могилку положили? Не забыли?

—  

Положили, — кивнул Костя. — И на па­мятник деньги собрали, все честь по чести.

—   

Представляешь, а убийцу до сих пор не нашли, — повернулся к Томилину Гоша. — Все ищут. Как думаешь, найдут?

14

—   

Перерезают глотку глубоко, вместе с тра­хеей, так что человек захлебывается кровью и не может даже ничего выкрикнуть... — сказал я Со­лонину. — Типично бандитское убийство, некий ритуал, схожий с жертвоприношением. Похоже на месть.

—  

Косят под чеченцев? — спросил Солонин.

Мы снова сидели у нас в номере, уже брезжи­ло за окном утро, пили кофе.

—  

Хоть бы ванну принять, — вздохнул Соло­нин. — Так опять горячей воды нет.

—  

Зато Новрузу больше не на что жаловать­ся, — сказал я. — Жаль парня. Это была наша единственная связь, если помнишь... А что наш общий друг Джамиль ибн Фатали?

—  

Даже не проснулся. Как и его охрана. Но уважаемого ибн Фатали хотя бы утомила женщи­на, с которой он спал.

—  

Ты разглядел ее? — спросил я.

—  

Только после того, как поменял батарейки в его гвоздике.

— 

И кто же она? — спросил я, чувствуя бес­пардонность своего вопроса. Неужели Делара? Это было бы величайшим разочарованием в моей жизни — такая женщина...

Витя ответил не сразу. Выдержка — стопро­центная, притом что та женщина ему явно нра­вилась.

—   

Все-таки было темно, — ответил он. — Свет я не зажигал. Но это не та, о ком ты поду­мал. Не наша общая знакомая. Какая-то дамочка из гостиницы. Такие тут не переводятся.

—  

Так что будем делать? — спросил я.

—  

Что будем делать? — зевнул Солонин. — Пожалуй, надо поспать.

—   

Ничего другого не остается, — согласился я. — Но следует хотя бы дослушать, о чем они говорили в машине.

Витя с сомнением посмотрел на меня.

—   

Передатчик там маломощный. Иначе его не удалось бы спрятать среди лепестков, — сказал он. — Если вы заметили, с удалением машины звук ослабевал. Послушать, конечно, можно, но не больше пяти минут.

—  

А что делать? Пять — значит пять... Но может, далеко они не уедут?

—  

Попытка — не пытка, — сказал Витя и включил магнитофон.

Опять пошли шумы, потом прорезались голо­са наших соотечественников.

«Два миллиона долларов! — убеждал, похоже, старший брат. — Скажи ему, жмоту уголовному, всего-то два миллиона на общее дело! Меньше эти чечены не возьмут. Я их знаю. Не даст — нефть потечет по усам мимо рта».

Леха как мог перевел. Так, мол, и так. Подай­те на бедность. Надо заплатить этим бандитам, чтобы придержали наследного принца Алекпера.

«Он там у себя миллиарды гребет! — добавил с пролетарской ненавистью старший брат. — А тут двух «лимонов» ему жалко».

Я представил себе состояние ибн Фатали. Сидят рядом две уголовные рожи из этой ужас­ной русской мафии и требуют два миллиона, будто бы на общее дело... А что может быть об­щего у него, кровного племянника султана, с этими урками? Только одно — как бы нефть не потекла через Турцию.

«Я дам вам ответ через неделю», — сказал ибн Фатали».

«У него при себе нет, — перевел Леха Костюхе. — Но через неделю обещал дать, если будем себя вести достойно».

«Неделя — много, — сказал Костюха. — Не­делю они не продержатся. Или сынок этот сбе­жит, или они его замочат. Было уже такое, про­ходили... Пусть чек выпишет через свой банк в Швейцарии, и черт с ним. Сами справимся».

Солонин выключил запись.

—   

Ну и ну, — сказал я. — Чеченцы теперь нарасхват. За два миллиона готовы снова захва­тить этого Алекпера. И продержать его сколько потребуется, пока его папа не подпишет, что им нужно. Ты понимаешь, что происходит?

—  

Понимаю, что зря теряю время, — пожал плечами Солонин. — Мне уже пора возвращаться в Тегеран.

—   

Быть может, стоит попросить мистера Реддвея о подкреплении? — спросил я.

—  

Обойдемся, — ответил Солонин и начал знакомую процедуру по облачению себя в амуни­цию весом не менее сорока килограммов.

—  

Скоро утро, — сказал он. — Первый само­лет в аэропорт Мехрабад, если не ошибаюсь, около восьми утра по местному. Завтра самолетов не будет. А на чартерный рейс меня уже никто не подсадит. А вам бы, Александр Борисыч, чем смотреть на меня с тоскливым выражением, по­звонить бы его превосходительству временному поверенному господину Самеду Аслановичу и до­ложить о случившемся. Только советую без по­дробностей. Ему плохо станет, когда начнете жи­вописать. Мол, остались здесь одни без всякой опоры на местное население.