Страница 61 из 80
На официальном закрытии Яану вручили приз – 400 гульденов. Он взял конверт, слегка поклонился, подошел ко мне и протянул этот конверт. Аборигены устремили на нас двусмысленные взгляды. Между тем Яан поступил так потому, что на нем был свитер без карманов, а совать конверт в брючный карман было не с руки. К тому же он не сомневался, что гульдены я отдам, а не конфискую, как, быть может, полагали некоторые голландцы.
Гронинген – город чинный и благородный. По утрам мимо нашей гостиницы проезжал патруль. Двое рослых полицейских на высоченных лошадях. Казалось, что эти всадники для того, чтобы украшать и одушевлять пейзаж. А кругом тишь да гладь. Рождественские каникулы и по телевидению показывают сентиментальную историю, как мальчик заблудился и стал замерзать. Потом он укрылся от метели в стоге сена, а там была козочка. Она согревала его и, кажется, спасала от голода своим молочком.
Последний раз я побывал в Голландии в 1986 году. И снова в Тилбурге. Артур Юсупов играл претендентский матч с голландцем Яном Тимманом. Артура сопровождали тренеры Марк Дворецкий и Сергей Долматов. Я осуществлял мудрое руководство. Организатором и спонсором матча была крупная страховая компания «Интерполис».
Тимман очень талантливый гроссмейстер, но мы почему-то были уверены в победе. Точнее не почему-то, а просто правильно оценили соотношение сил. На старте Тимман выиграл одну партию, но уверенность нас не покидала. И, действительно, Артур победил с крупным счетом. Организовано соревнование было отлично. Игровой зал невелик, соседний зал побольше, там демонстрационная доска и ход партии комментирует гроссмейстер. Постоянно много зрителей, спокойных, доброжелательных. Жила наша группа не в Тилбурге, а в соседней, по сути, деревне Остервийк. Правда, в деревне два универмага, гостиница. Все участники нашей группы могли пользоваться такси за счет «Интерполиса». И в Тилбурге можно было, нажав на любой автобусной остановке специальную кнопку, вызвать такси. Однако большую часть времени проводили в Остервийке в гостинице, недешевой, насколько я понимаю. Перед гостиницей был большой отличный газон, а по нему бродили две овечки… Буколический пейзаж. Весь Остервийк можно было осмотреть за час. С внешним миром связывал телевизор. Именно там я увидел душераздирающие кадры. Как на виду у родственников и провожавших сгорел «Челленджер» с семью астронавтами на борту. И еще интервью кинорежиссера Андрея Тарковского. Он говорил, что не понимает жестокость правительства СССР, разлучившего его с семьей. И долго витийствовал ливийский вождь Муарам Кадафи, ерзая на вращающемся стуле.
По дороге на игру из Остервийка в Тилбург я видел из машины поля, канал, но не видел людей. Невольно приходила мысль, что не так уж важен размер «жизненного пространства», все дело в том, как его организовать и как им пользоваться. У голландцев это отлично получается.
В 1971 году я по собственному желанию оставил пост главного шахматного чиновника. Причин было две. По службе я должен был регулировать направление наших ведущих шахматистов за рубеж для участия в международных соревнованиях. В этот процесс вмешивались и внешние силы. Приглашений в капиталистические страны для участия в турнирах с валютными призами было меньше, чем желающих поехать. Одни ехали, другие считали себя обойденными. Число недовольных росло. Я сформулировал свою позицию руководству так: «Надоело стоять на раздаче». Кроме того, когда я стал функционером, чемпионом мира был Тигран Петросян. У нас были дружеские отношения. В 1969 году, выиграв у него матч, чемпионом стал Борис Спасский. Авторитет чемпионов при решении разных вопросов в шахматном мире чрезвычайно высок, а их интересы иногда сталкивались. Приходилось терпеть конфликтные ситуации. Тигран старался меня убедить продолжать работать, но я проявил упрямство. На вопрос начальства, где я хочу далее работать, я сказал, что хорошо бы рядовым литсотрудником в журнале «Шахматы в СССР». Неважно, что потеряю в зарплате, поскольку я пишущий журналист. Мне объяснили, что по законам номенклатуры это ненадлежащий уровень и предложили стать заместителем редактора еженедельника «64», то есть Тиграна Петросяна. Он работал в еженедельнике в общественном порядке. Давал изданию имя. Тигран был против, но меня назначили. Он обиделся, и год не ходил в редакцию. Потом, правда, простил мое упрямство. Года два я работал и был доволен. Однако освободили от должности бывшего заместителя главного редактора газеты «Советский спорт» Николая Тарасова, который сыграл важную роль в открытии и становлении еженедельника «64». Тигран считал, что будет справедливо его назначить на должность заместителя в еженедельник. Меня вежливо, но настойчиво убедили согласиться на перевод обратно в аппарат Спорткомитета. Повысили зарплату, и несколько лет я занимался вопросами, не имеющими к шахматам отношения. Пригодился некоторый юридический опыт.
Однако волшебный шахматный конек вспомнил обо мне, и в 1973 году неожиданно экс-чемпион мира Василий Смыслов предложил мне стать его тренером и секундантом на межзональном турнире в Бразилии. Я не спросил его ни тогда, ни после, как он пришел к мысли такой. Хотя известный опыт тренерской работы у меня был, но моя спортивная квалификация для роли тренера экс-чемпиона мира была весьма скромной; («обнаковенный» мастер, как выражался легендарный Л. И. Шамаев). Мой административный ресурс остался в прошлом. Правда, мы познакомились на Стадионе юных пионеров в школьные годы. Я вспомнил прекрасные строчки Киплинга: «Из Ливерпульской гавани, всегда по четвергам / Суда уходят в плаванье к далеким берегам / Плывут они в Бразилию, Бразилию, Бразилию, к далеким берегам / И я хочу в Бразилию, Бразилию, Бразилию, к далеким берегам». И мне тоже захотелось в Бразилию.
Мое путешествие началось с маленького приключения. Бразильцы все не давали визы для делегации. Такие задержки дело обычное. Изредка случается, что надо переносить вылет. В этот раз визы дали в обед, вылетать надо было поздно вечером. Днем я сидел за своим письменным столом на работе, под столом стоял чемодан, и я ждал звонка. Но в суматохе обо мне забыли, и я не смог своевременно предстать перед ясными очами сотрудника бразильского консульства. Вспомнили обо мне к концу рабочего дня, и пришлось, в порядке физподготовки, проделать небольшой кросс от Столового переулка, где я сидел, до красивого дома на Большой Никитской, где мне вручили паспорт, украшенный бразильской печатью. Оставалась техника – перелететь через океан в Южное полушарие.
В Рио-де-Жанейро прилетели утром 21 июля 1973 года, то есть в разгар бразильской зимы. У бразильцев оригинально был устроен паспортный контроль. Один чиновник сидит за стеклом, он передает мой паспорт другому, которого я не вижу, тот – третьему, за стеклом. При этом в анкете есть вопрос об имени и годе рождения моей матери. Такие вот пережитки матриархата.
Из аэропорта автобус направился в горы. Первое впечатление было – горы какие-то очень большие. И позднее не раз поражала какая-то крупномасштабность бразильской природы. Проехали Петрополис, небольшой город в шестидесяти с лишним километрах от Рио, в прошлом главный город Бразилии. Он расположен на высоте 1100 метров над уровнем моря. Здесь должен был быть проведен межзональный турнир. Дорога и дальше шла в гору. Проехав 25 километров, мы поднялись еще на 250 метров над уровнем моря и прибыли к уединенному заведению «Амобтур», где участникам предстояло жить. «Амобтур», что-то вроде пансионата повышенного уровня для туристов, путешествующих на машинах. Вокруг лес, птицы яркого оперения и неизвестных названий. Одноэтажные строения, каждому по комнате, окно постоянно занавешено, чтобы не было слишком жарко. Открытый бассейн, вода в нем 18 градусов, желающих купаться, кроме гроссмейстера Гуфельда, известного затейника, ни одного. Одним словом, чудный уголок, но Смыслову и Геллеру захотелось жить в Петрополисе. Для них сделали исключение, а мы с Гуфельдом, секундантом Ефима Геллера, дважды в день ездили к ним в Петрополис. С утра к подопечным, обратно на обед, затем на тур. Итого сто километров. Обед в «Амобтуре», правда, отличный, но никаких супов.