Страница 62 из 185
Находиться же в Италии было не только неуютно, но и опасно. После Фридриха II, коронованного в 1250 г., там не избирался ни один император Священной Римской империи. Теперь города Ломбардии и Тосканы не тревожили нашествия имперских войск, и они развивались, предоставленные самим себе. По большей части столь трудно доставшееся коммунальное управление уступало место деспотизму, когда тот или иной могущественный род — Висконти и Делла Торе в Милане, Монтекки (герои трагедии Шекспира), а позднее Скалиджери в Вероне, Гонзага в Мантуе — провозглашал свою власть. Существование множества мелких, но неограниченных по своему характеру диктатур, наложившееся на традицию междоусобной борьбы и подрывавшееся враждебностью буржуазии с ее коммерческими интересами, привело к глубинному брожению, затронувшему все стороны жизни Северной Италии. Правда, иногда оно вызывало к жизни новые творческие поиски, уже предвещавшие Ренессанс: Джотто родился в год смерти Манфреда — но в связи с ним в памяти куда чаще всплывают тирания и непрекращающееся кровопролитие. Что до великих северных республик, то Генуя и Пиза продолжали душить друг друга, пока Генуя не одержала решающую победу в 1284 г. Лишь Венеция оставалась относительно не затронутой воцарившимся хаосом, поскольку была опоясана морями и, таким образом, изолирована, а также благодаря своей тщательно сохраняемой олигархии, свободы от борьбы партий, а также грамотной системе сдержек и противовесов, которая сделала правительство этой «самой умиротворенной республики» чудом — и ужасом — всей Европы.
Флоренция являла собой еще один уголок, где среди окружающей суматохи царил относительный мир. В то время ее творческий потенциал был выше, нежели у какого-либо другого города-государства Италии; еще большего внимания она заслуживает тем, что породила, возможно, единственное — из когда-либо существовавших на белом свете — успешно действовавшее правительство, состоявшее из художников и мастеров. Фактический административный контроль находился в руках шести цеховых мастеров, именовавшихся приорами; их полномочия были очень велики, однако они сохраняли их всего в течение двух месяцев «за раз». За плечами у флорентийцев также была традиция глубоко укоренившегося гвельфского движения, благодаря которой она спаслась от множества феодальных усобиц, столь сильно терзавших другие города с менее счастливой судьбой, однако к концу века среди гвельфов произошел раскол и в 1302 г. — папа Бонифаций принял сторону «черных» — лидеры более умеренной партии «белых» были отправлены в изгнание.
Среди них был и Данте Алигьери, чья «Божественная комедия» — уникальное в своем величии произведение на итальянском языке — является, среди прочего, глубоким и горьким комментарием, в котором поэт, возможно, имевший целью всего лишь перечислить главных лиц своей эпохи, покуда он путешествует по загробному миру, на самом деле буквально творит над ними Страшный суд. Величие замысла ошеломляет, так же как техническое мастерство владения находившимся в процессе становления родным языком. Но что до политических идей в этом произведении, то иногда может показаться, что они более отдают XI, а не XIV в. Эти идеи, которые Данте более полно развивает в сочинении «О монархии», по сути своей, представляют возвращение к старинной мечте о мировой христианской империи, которой управляют гармонично сотрудничающие между собой император и папа.
Полная нежизнеспособность этих идей выявилась в 1310 г., когда их самый активный адепт, граф Генрих Люксембургский, явился в Италию в качестве избранного императора — болезненно честный идеалист, действующий из лучших побуждений. В первый раз он был коронован в Милане; на него надели копию железной короны Ломбардии (настоящая лежала в закладе), по-прежнему подчеркивая его (императора) беспристрастность между сторонниками папы гвельфами и императора — гибеллинами. Но гвельфские города Ломбардии и Тосканы развеяли его сомнения по поводу чувств к обветшалой имперской идее, и к тому моменту, как он достиг Рима, его симпатии к гибеллинам возросли настолько, что его не впустил в собор Святого Петра и он вынужден был принять императорскую корону от папских легатов в Латеранском дворце. Между тем король Филипп восстановил против него бывшего в Авиньоне папу Климента V, а также находившегося на престоле внука Карла Анжуйского неаполитанского короля Робера Мудрого. Новый император с неохотой начал войну. Однако это ни к чему не привело. В 1313 г. он умер от лихорадки, бесспорно подтвердив своей судьбой тщетность надежд, возлагавшихся на него Данте.
Данте никогда не любил короля Робера, которого он именовал «re da sermone», «речистый король». На самом же деле у Робера были данные, чтобы стать великим правителем. Он был ученым, чья искренняя любовь к литературе сделала его щедрым покровителем поэтов и писателей — особенно Петрарки, который был его личным другом и восхищался им настолько, что выразил надежду, что в один прекрасный день тот станет повелителем всей Италии. В более спокойные времена он бы смог очистить Сицилийское королевство от заполонивших его миазмов. Увы, ему не выпало такой возможности. Бесконечные войны с его соперниками из Арагона опустошили казну, и даже дома ему приходилось постоянно бороться с мятежными баронами, не дававшими ему ни минуты покоя.
Робер скончался в 1343 г. Ему наследовала его внучка Иоанна, жена князя Андрея Венгерского, и в течение следующих пятидесяти лет история Неаполя являла собой сплошной кошмар. (Мы не ждем от читателя, что он дочитает этот и следующий абзацы; они включены в книгу только для того, чтобы сжато проиллюстрировать, как низко пала неаполитанская политика.) В 1345 г. Андрей был убит по приказу двоюродной бабушки его жены, Екатерины Валуа; однако и на Иоанну пало подозрение в соучастии. Затем ее брат, король Лайош Венгерский, под предлогом мести за убийство потребовал корону себе. Он изгнал Иоанну и ее второго мужа, на всякий случай убив ее сводного брата, но вскоре вернулся в Венгрию, и местные бароны вновь призвали на царство Иоанну. После этого кузен последней, Карл, правитель Дураццо, завоевал королевство и заточил ее в тюрьму. Вскоре, в свою очередь, она была убита. По смерти Карла спорный вопрос о престолонаследии вызвал гражданскую войну, и королевство вновь погрузилось в прежнюю анархию.
К началу следующего столетия сын Карла Владислав, казалось, одержал верх в этой борьбе, и к 1410 г. — по причине того, что схизма (церковный раскол) продолжалась — он трижды самолично захватывал Рим, который папа Григорий XII, законный владыка, не в состоянии был удержать. В последний раз Владислав сжег и разграбил город. Его смерть в 1414 г. не вызвала сожаления у подданных — по крайне мере до того, как его сестра и преемница Иоанна II не довела королевство до еще большего упадка. В 1415 г. она вышла замуж за Жака Бурбона, который держал Иоанну фактически на положении узницы, убил ее любовника и заточил в тюрьму ее главного полководца Сфорца, однако его надменность вызвала восстание среди баронов, и они изгнали Бурбона. Затем наступило время, ознаменовавшееся еще большими интригами между Иоанной, Сфорца, ее новым любовником Джованни Караччиоло, усыновленным ей наследником Альфонсо Арагонским и Людовиком III Анжуйским, который строил козни всем, солидаризуясь то с одним, то с другим. Хотя в 1435 г. Иоанна умерла, Альфонсо потребовалось еще восемь лет, чтобы одержать окончательную победу и стать королем Неаполитанским с благословения папы.
Армии мамлюков уничтожили Иерусалимское королевство, однако три великих рыцарских ордена продолжали существовать, хотя срок им был отпущен неодинаковый. Самый молодой из них, германский Тевтонский орден, после 1291 г. на несколько лет перебазировался в Венецию, а затем, в 1308 г., — в Мариенбург на Висле, где и исчезает из нашей истории. В то же время тамплиеры и госпитальеры Святого Иоанна Иерусалимского продолжали играть свою роль в жизни Средиземноморья.
Взглянем вначале на тамплиеров. В наши дни трудно понять и даже поверить, сколь велико было их влияние на закате Средневековья. Основанный в начале XII в., дабы защитить пилигримов, стекавшихся к святым местам после Первого крестового похода, в течение последовавших пятидесяти лет они прочно утвердились почти во всех королевствах христианского мира, от Дании до Испании, от Ирландии до Армении; через сто лет «бедные братья — воины Христовы» вопреки данным ими бенедиктинским обетам бедности, целомудрия и послушания финансировали половину Европы, будучи владельцами наиболее значительных международных банков цивилизованного мира. К 1250 г. они, как говорят, владели около 9000 поместий; в Париже и Лондоне их обители использовались как крепости, где хранилась королевская казна. У английских тамплиеров Генрих III занял деньги для покупки острова Олерон в 1235 г.; у французских Филипп Красивый с трудом получил приданое для своей дочери Изабеллы, когда она выходила замуж за Эдуарда II Английского. Они внесли большую часть выкупа за Людовика IX, а Эдуарду I ссудили не менее 25 000 турских ливров (четыре пятых этого долга им пришлось ему простить).