Страница 49 из 185
Именно там он провел свое детство, получая образование, настолько далекое от того, которое обычно давали немецким принцам, насколько это можно себе вообразить. Официальными языками норманнской Сицилии являлись латынь, греческий и арабский; к ним у Фридриха добавились немецкий, итальянский и французский. Со времен его деда Рожера II двор на Сицилии считался самым утонченным в Европе — тут встречались гуманитарии и географы, знатоки естественных наук и математики, христиане, иудеи и мусульмане. Возможно, что наставником его был Михаил Скот, переводчик Аристотеля и Аверроэса, о котором известно, что он провел несколько лет в Палермо и впоследствии стал его близким другом. Фридриха интересовало буквально все. Он проводил целые часы не только за учебой, но и в долгих диспутах на религиозные, философские и математические темы. Он также часто удалялся в один из парков или дворцов, которые, как сообщают, окружали город точно ожерелье, чтобы понаблюдать за птицами и животными, это было его неизменной страстью. Много лет спустя ему суждено было написать книгу о соколиной охоте «Об искусстве охоты с птицами», ставшую классической и демонстрировавшую глубокое знание и понимание мира дикой природы, весьма редкое в XIII в.
Его физическая энергия полностью соответствовала интеллектуальной. Хорошо знавший его современник писал:
«Он никогда не бывает праздным, но весь день занят то одним, то другим делом, причем таким образом, чтобы сила его возрастала в результате его деятельности; он укрепляет свое проворное тело всеми видами упражнений и дел, какие можно делать руками. Он либо упражняется с оружием, либо носит его, вынув свой короткий меч, в умении обращаться с которым он достиг большого мастерства; он защищается от атак играючи. Он метко стреляет из лука и часто тренируется в стрельбе. Он любит быстрых чистокровных лошадей, и я думаю, что никто лучше его не знает, как надеть на них уздечку и как затем пустить их галопом. Вот так он проводит свои дни с утра до вечера, а затем сызнова начинает следующий день.
Притом ему присущи королевское величие и величественные черты и мина, которым сопутствуют добрый и любезный вид, ясное чело, светящиеся глаза и выразительное лицо, пламенный дух и живой острый ум. Тем не менее действия его иногда странны и вульгарны, хотя причиной этому не натура, но общение с компанией грубых людей… Однако доблесть его превышает ту, которой обладают люди в его возрасте, и хотя он еще не взрослый, но весьма сведущ в познаниях и обладает даром мудрости, который обычно приходит лишь по прошествии лет. Что же до него, то ею возраст не имеет значения; также нет нужды дожидаться, пока он достигнет зрелости, ибо он, подобно мужу, исполнен знаний и, подобно правителю, величия».
Это описание относится к 1208 г., когда Фридриху было тринадцать. Он достиг совершеннолетия в четырнадцатый свой день рождения, 26 декабря, и девять месяцев спустя женился на Констанции, дочери Алонсо II Арагонского, которая была старше его на десять лет и уже овдовела (ее первым мужем был венгерский король Имре). Ее выбрал папа Иннокентий III, и Фридрих, по крайней мере в первые дни супружества, по-видимому, не полностью разделял энтузиазм папы в ее адрес. Однако за ней следовала армия из 500 рыцарей, а учитывая, что в королевстве постоянно продолжались волнения, он нуждался в любой помощи, какую мог получить. Вместе со своими рыцарями, дамами и трубадурами Констанция также привнесла в Палермо элемент светской утонченности, которого здесь до сих пор недоставало. Фридрих, всегда живо откликавшийся на новые веяния, открыл для себя целый новый мир — мир куртуазной любви. Сам брак совершился по политическому расчету (хотя Констанция, как положено, через год или два подарила мужу сына, Генриха), однако Фридрих, так сказать, сгладил острые углы: задолго до достижения двадцатилетнего возраста он обрел светскую учтивость и изысканное обаяние, которыми славился всю оставшуюся жизнь.
В начале января 1212 г. в Палермо прибыло посольство с известием, принесенным из-за Альп. Западная Европа вновь столкнулась с опасностями, связанными с существованием выборной монархии; с момента смерти Генриха IV Германию раздирала гражданская война между претендентами на императорский престол. Один из них, Оттон Вельф, герцог Брауншвейгский, на самом деле уже был коронован папой Иннокентием в 1209 г. и двумя годами позже захватил Южную Италию — всю материковую часть королевства Фридриха. К несчастью для себя, однако, он зашел слишком далеко: вторжение, предпринятое им в папскую область Тоскану, повлекло за собой немедленное отлучение его от церкви, и в сентябре 1211 г. совет наиболее могущественных германских князей встретил его в Нюрнберге и объявил низложенным. Они-то и отправили послов к Фридриху с приглашением занять пустующий трон.
Приглашение это оказалось полной неожиданностью и вызвало немалый переполох при сицилийском дворе. Ближайшие советники Фридриха настоятельно рекомендовали отказаться; то же говорила ему и жена. Он лишен уз, которые бы соединяли его с Германией; даже нога его никогда не ступала на немецкую землю. Его власть над собственным королевством по-прежнему была далеко не прочна, а положение небезопасно: менее года прошло с того момента, как герцог Брауншвейгский угрожал ему из-за Мессинского пролива. Разве в такой момент можно покидать Сицилию по меньшей мере на несколько месяцев во имя чести, которая, как бы велика она ни была, могла на поверку оказаться иллюзорной? С другой стороны, король знал, что его отказ будет воспринят германскими князьями как умышленное оскорбление и что он неизбежно укрепит позиции его главного соперника. И в Италии, и в Германии герцог Брауншвейгский по-прежнему имел много сторонников. Не отказываясь ни от одной из своих долгосрочных претензий, он имел полную возможность начать новую кампанию — и в этот раз уже не совершил бы прежней ошибки. С другой стороны, представлялась возможность нанести ему сокрушительный удар, и ее нельзя было упускать.
После некоторых сомнений папа Иннокентий дал свое благословение. Правда, избрание Фридриха должно было усилить власть империи над территориями, расположенными к северу и югу от Папской области, и дабы подчеркнуть — хотя бы в теории — независимость Сицилийского королевства от империи, папа настоял, чтобы Фридрих отрекся от имперского трона в пользу своего новорожденного сына, а королева Констанция стала регентшей. Когда эти формальности, а также некоторые другие, имевшие меньшее значение, были улажены, путь для Фридриха оказался расчищен. В конце февраля он с немногими верными товарищами отплыл из Мессины. Непосредственным местом назначения его, однако, была не Германия, а Рим. Там в Пасхальное воскресенье 25 марта 1212 г. он преклонил колена перед папой и принес ему оммаж (формально — по поручению своего сына короля) за Сицилийское королевство. Из Рима он отплыл в Геную на генуэзской галере, каким-то образом ускользнув от флота, который пизанцы (преданные сторонники герцога Брауншвейгского) отправили, чтобы перехватить его. Генуэзцы в отличие от своих соперников-пизанцев были ярыми гибеллинами [146]; наибольшим рвением среди них отличалась самая выдающаяся их фамилия, Дориа, которая предоставила свой главный дворец в распоряжение избранного императора, пока проходы через Альпы не открылись вновь, что позволяло ему завершить путешествие. Тем временем, к выгоде обеих сторон, было достигнуто соглашение, по условиям которого Фридрих обещал — в обмен на значительную денежную помощь, — что, взойдя на императорский престол, сохранит за Генуей все привилегии, дарованные ей его предшественниками.
Но даже теперь для Фридриха путь в Германию не был свободен. 28 июля его тепло приняли в Павии; однако Ломбардская равнина постоянно патрулировалась миланцами, сторонниками гвельфов. Одна из этих банд застигла врасплох отряд императора, когда тот покидал город на следующее утро. Фридриху повезло: ему удалось вскочить на лошадь и, перебравшись без седла через реку Ламбро, добраться до дружественной ему Кремоны. Свидетельств о том, по какому пути он в конце концов пересек Альпы, не сохранилось; очевидно, это не был перевал Бреннер, поскольку, как известно, герцог Брауншвейгский и его армия находились в Тренто. К началу осени Фридрих благополучно прибыл в Германию.
146
Названия «гвельфы» и «гибеллины» (борьба этих фракций определяла политическую жизнь Италии почти два столетия) происходили от фамилий двух крупнейших германских кланов — Вельфов и Вейлингенов (или Штауфенов). С течением времени случилось так, что они начали ассоциироваться со сторонниками господства папской и императорской власти соответственно.