Страница 32 из 185
История появления норманнов в Северной Италии начинается примерно в 1015 г., когда группа, состоявшая примерно из сорока молодых норманнских паломников, посетила святилище архангела Михаила на Монте-Гаргано — любопытном скалистом наросте, выступающем на голени «итальянского сапога» и вдающемся в Адриатику. В этих малонаселенных непокоренных областях их появление восприняли одновременно как вызов и как благоприятный случай, и некоторые лангобардские лидеры с легкостью убедили их остаться в Италии в качестве наемников, дабы изгнать с полуострова византийцев. Те отправили весть в Нормандию, и поток ищущих приключений, легких на подъем молодых переселенцев быстро набрал силу. Иммиграция приобрела устойчивый характер. Неразборчивые пришельцы сражались за того, кто больше заплатит, и вскоре начали вымогать земли в уплату за свою службу. В 1030 г. герцог Сергий Неаполитанский в благодарность за оказанную ему поддержку пожаловал предводителю норманнов Рейнульфу графство Аверса. С этого момента норманны начали быстро продвигаться вперед, и в 1053 г., когда папа Лев IX поднял против них значительно превосходящую по численности армию и лично возглавил ее, они нанесли ему поражение при Чивитате, а его самого захватили в плен.
К этому моменту ведущее положение среди норманнских предводителей заняла семья Танкреда де Отвилля, скромного рыцаря с полуострова Котантен. Из двенадцати его сыновей восемь поселились в Италии, причем пятерым суждено было сделаться лидерами первого ранга. После Чивитате политика папства изменилась, и в 1059 г. папа Николай II признал Роберта Отвилля по прозвищу Гвискар — Хитрый — герцогом Апулийским, Калабрийским и Сицилийским. Из этих территорий значительная часть Апулии и почти вся Калабрия оставались под властью греков, а Сицилией по большей части владели сарацины. Однако Роберт, усилившийся благодаря недавней легитимации своей власти, не мог долго ждать. Два года спустя он и его младший брат Рожер пересекли Мессинский пролив и в течение последовавшего десятилетия оказались способны осуществлять постоянный натиск на сарацин как на Сицилии, так и на материке. Бари пал в 1071 г., и с ним — последний оплот византийской власти в Италии. В начале следующего года настала очередь Палермо, и мусульмане навсегда лишились владычества над Сицилией. В 1075 г. пал Салерно — последнее лангобардское княжество. К концу столетия норманны сокрушили противостояние чужеземцев. Они правили всей Италией южнее реки Гарильяно; на Сицилии же они были близки к тому, чтобы создать самый блистательный и утонченный двор эпохи Средневековья.
Правители Западной империи XI в. менее интересовались Италией, нежели ранее Оттоны. Ни Генрих II Святой, ни Конрад II не оставили заметного следа в жизни полуострова; этого не сделал бы, по всей вероятности, и преемник Конрада Генрих III, если бы ситуация в Риме не ухудшилась настолько, что тиару вырывали друг у друга аж три папы. Генрих поспешил в Рим, решительно низложил всех троих и предложил сначала одного, затем другого кандидата, но те протянули недолго — интервал между ними составлял менее года; например, второй кандидат, Далмаций II, скончался всего через 23 дня при обстоятельствах, весьма напоминавших отравление. Лишь в декабре 1048 г. Великий конклав, собравшийся в Вормсе, вынужденно проголосовал за второго кузена императора, епископа Бруно из Тула.
При Бруно, принявшем имя Льва IX, церковь, можно сказать, вернула себе чувство собственного достоинства. Страшные чары, столько лет губительно влиявшие на Рим, были разрушены, и хотя папа умер всего шесть лет спустя — попал в плен к норманнам при Чивитате и так никогда и не оправился от унижения, — он успел заложить основы реформы папства, которая вдохнула в этот институт новую жизнь. Выполняя эту задачу, он, однако, пользовался горячей поддержкой императора — преимуществом, которым более никогда не суждено было пользоваться его собственным преемникам, ибо с его смертью в 1054 г. и кончиной Генриха, последовавшей два года спустя, краткий период мирного сотрудничества императора и папы пришел к своему финалу. По иронии судьбы Генрих, стремясь превратить папство в союзника империи, преуспел лишь в том, что создал ей соперника. Церковь, восстановив свою добродетель, теперь также начала стремиться к власти, а эта задача неизбежно должна была привести ее к конфликту с интересами империи, особенно если за ее решение брались прелаты, отличавшиеся непреклонной решительностью, как, например, архидиакон Гильдебранд.
Почти тридцать лет (до того как его избрали в папы под именем Григория VII) Гильдебранд играл ведущую роль в делах церкви. Вся его карьера прошла под знаком одной-единственной задачи: установить во всем христианском мире, начиная с императора, неукоснительное повиновение церкви. Таким образом, рано или поздно, но конфликт был неизбежен, и вот он — неожиданно — вспыхнул в Милане. В 1073 г. во время диспута по поводу того, кто займет вакантную должность архиепископа, сын Генриха Генрих IV усугубил ситуацию, формально введя в должность одного кандидата, хотя был осведомлен, что предшественник папы Григория — Александр II — уже утвердил другого, избранного конклавом. Это был акт открытого неповиновения, который церковь не могла проигнорировать, и в 1075 г. Григорий под страхом отлучения категорически запретил мирянам проводить какие бы то ни было назначения на церковные должности. После этого разъяренный Генрих немедленно пожаловал еще двоим германским епископам итальянские епархии и вдобавок на всякий случай назначил нового архиепископа Миланского, хотя прежний назначенный им кандидат был еще жив. Папа призвал его в Рим, чтобы тот ответил за свои действия, но император отказался, а затем созвал общий собор всех германских епископов и 24 января 1076 г. объявил о смещении Григория с папского престола.
Император, однако, чрезвычайно переоценил свое могущество. Последовавшее в ответ низложение папой его самого, сопровождавшееся отлучением Генриха от церкви и освобождением всех его подданных от вассальной клятвы, вызвало волну бунтов, прокатившуюся по всей Германии. В результате император был буквально поставлен на колени. Перейдя Альпы среди зимы вместе с женой и маленьким сыном, он явился к Григорию в январе 1077 г. в замок Каносса и там по прошествии трех дней крайнего унижения получил столь необходимое ему отпущение грехов.
История Каноссы, часто оживляемая иллюстрацией, на которой император, босой, в грубой одежде, дрожит, стоя на снегу перед закрытыми вратами замка, на века стала любимым сюжетом авторов детских книжек на исторические темы, использовавших его в качестве назидания о тщете суетного честолюбия. На самом деле триумф Григория ничего не стоил, и Генрих это знал. Он не собирался следовать своему обещанию покорности и в 1081 г. вторично пересек Альпы и вступил в Италию — на этот раз во главе армии. Поначалу Рим стойко держался, но по прошествии двух лет Генриху удалось прорваться через защищавшие его укрепления. Вялые попытки начать переговоры вскоре прекратились, и на Пасху 1084 г. Генрих возвел сам себя в сан императора руками своего же ставленника, антипапы Климента III.
Даже теперь Григорий, засевший в замке Святого Ангела, отказался сдаться. У него оставалась еще одна карта, которую он мог разыграть. Норманны, к которым он всегда обращался в случае затруднений, на этот раз не торопились откликнуться, так как Робер Гвискар был целиком и полностью поглощен ведением кампании на Балканах против Восточной империи. Однако в мае 1084 г. Робер неожиданно появился у стен Рима с армией численностью 36 000 человек. Перевес в силах не оставлял Генриху никакой надежды на успех; он отступил — и как раз вовремя. Норманны ворвались через Фламинские ворота, и в течение трех дней в городе шли грабежи и резня. К тому времени как мир был наконец восстановлен, целый район между Колизеем и Латераном оказался выжжен дотла. От приверженцев папы Рим понес более убытков, нежели ему когда-либо доводилось претерпеть от готов и вандалов. Робер, не смея оставить несчастного Григория на милость жителей, сопроводил его в Салерно, где тот и скончался на следующий год. До нас дошли последние слова папы, проникнутые иронией и жалостью к самому себе: «Я возлюбил праведность и ненавидел порок, и потому умираю в изгнании».