Страница 152 из 185
Ситуация в столице была близка к панике; султан обратился с просьбой о неотложной помощи к Лондону. Министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон, однако, не откликнулся на нее, и у Махмуда не оставалось выхода, как призвать на выручку своего давнего врага — Россию. Царь Николай, всегда готовый вмешаться в дела турок, не мог пожелать ничего лучшего; в начале 1833 г. в Скутари — по другую сторону Босфора, прямо напротив Стамбула — по его приказу высадилось 18 000 человек. Ибрагим, понимая, что у него нет шансов выстоять против таких сил, проявил достаточно благоразумия, согласившись на переговоры. К этому времени Пальмерстон и французское правительство осознали всю серьезность ситуации и решили действовать. Вместе они оказали давление на Порту, дабы та настояла на отступлении русских в обмен на ряд значительных уступок. Султан вновь подтвердил право Мухаммеда Али на египетский и критский пашалык; вдобавок он получал сирийский пашалык, и в том числе власть над Дамаском, Триполи, Алеппо и Аданой. Одновременно султан заключил сепаратный наступательно-оборонительный договор с Россией; согласно его секретным статьям, русские военные корабли получали право свободного прохода через проливы из Черного моря в Средиземное — привилегия, которой без одобрения турок не могло получить ни одно иностранное государство. [336]
Султан благополучно отвел угрозы со стороны русских и египтян, хотя и дорогой ценой. Теперь, когда Мухаммед Али получил власть надо всем юго-восточным Средиземноморьем, он стал серьезным соперником, и хотя Сирия, что особо оговаривалось, была дарована ему лишь пожизненно, Махмуд серьезно беспокоился, что тот будет всячески стараться превратить свои владения в независимую наследственную монархию. Через пять лет его правота подтвердилась: в 1838 г. Мухаммед Али отказался платить Порте ежегодную дань. Султан использовал подвернувшуюся возможность и на следующий год объявил войну, направив армию в 24 000 человек и флот ей в помощь в Сирию с четким указанием изгнать оттуда египтян раз и навсегда.
С его точки зрения, экспедиция обернулась катастрофой. 24 июня армия Ибрагима, несмотря на очевидный численный перевес противника, сокрушила силы Махмуда при Незибе в северной Сирии. Египтяне не жалели денег на подкупы, и громадное количество турецких солдат дезертировало, а командующий флотом — возможно, во многом по той же самой причине — повел его прямо в Александрию и 1 июля 1839 г., в день смерти султана Махмуда, передал Мухаммеду Али. Французы, считавшие, что Египет является сферой их интересов, не предприняли каких бы то ни было действий, но другие державы ужаснулись. 15 июля 1840 г. конференция в Лондоне, проходившая под председательством самого лорда Пальмерстона (в числе участников были и Австрия, и Пруссия), предъявила Мухаммеду Али ультиматум. Он должен был вывести все свои войска из северной Сирии и Крита и возвратить турецкий флот в Стамбул. Если он это сделает, то будет признан наследственным пашой Египта и пашой Сирии пожизненно; если откажется, флоты Британии и России вместе установят блокаду Сирии и Египта.
Надеясь получить значительную помощь от Франции — нет нужды говорить, что она последовала весьма не скоро, — Мухаммед Али отказался, и британцы сдержали свое слово. Осенью они направили эскадру под командованием капитана Чарлза Непира, которая подвергла обстрелу форты Бейрута и Акры и уничтожила их; более того, они осуществили высадку экспедиционных сил, также под руководством Непира, и тот с помощью местных жителей арабов, жестоко страдавших при режиме Мухаммеда Али, с легкостью нанес поражение египетской оккупационной армии в битве при Бохарсефе (это была одна из наиболее невероятных побед британского королевского флота). Французы, разъяренные тем, что они назвали «неспровоцированной агрессией», угрожали войной, но это не было воспринято всерьез; как впоследствии подчеркивал сам король Луи Филипп, угрожать войной — это одно, а воевать — совсем другое. Затем Непир отплыл в Александрию, которую, несомненно, постигла бы та же участь, что два вышеупомянутых сирийских порта, если бы Мухаммед Али не согласился начать переговоры. Он поспешно вернул турецкий флот в Стамбул, возобновил ежегодные выплаты султану и увел свои войска из Сирии и с Крита.
Старый головорез прожил до 1849 г. и скончался в возрасте восьмидесяти лет. Он продолжал править Египтом и Суданом как наследственный паша, однако под постоянным сюзеренитетом Порты. Более он не предпринимал попыток территориальной экспансии. Будучи человеком большого ума и, как сообщают, чрезвычайного личного обаяния, он действовал энергично и эффективно; нельзя отрицать, что его правление в Египте ознаменовалось разительными переменами. Однако ему не хватало образования, он не обладал подлинной политической дальновидностью, не был носителем собственной идеологии. Он правил, опираясь на принципы, принятые в Османской империи, и хотя в некоторых отношениях приблизился к созданию нового общества, устремленного в будущее, потратил значительную часть жизни на укрепление собственных позиций. Много лет он боролся с султанами, которые, один за другим, пытались избавиться от него, и в этом весьма преуспел. Династии, основанной им, суждено было просуществовать более ста лет, до середины XX в., и если он и упустил возможность заложить основы современного египетского государства, то по крайней мере расчистил путь для своих преемников. Если же и им не удалось осуществить это, то вину за их неудачу вряд ли следует возлагать на него.
Однажды в апреле 1827 г. Хуссейн, дей [337]Алжира, в гневе трижды ударил французского консула своим опахалом. Возмущенное подобным обращением со своим официальным представителем французское правительство направило морскую эскадру к городу, чтобы потребовать извинений и компенсации. Когда дей отказался, консул и все французские резиденты поднялись на борт корабля и Алжир подвергся блокаде. Затем, в июле 1830 г., французские экспедиционные силы высадились в Сиди-Феррюше, расположенном примерно в двадцати милях к западу от Алжира, причем сам город подвергся ужасающему обстрелу с моря, а несколько недель спустя пал. Дей удалился в изгнание. Началась французская оккупация Алжира.
Однако не все шло так, как хотелось оккупантам. Уже в 1832 г. во внутренних районах вспыхнула борьба под предводительством двадцатипятилетнего лидера сопротивления по имени Абд аль-Кадир. Она продолжалась следующие 15 лет, но к тому времени как Абд аль-Кадир сдался (в 1847 г.) маршалу Тома-Роберу Бюжо, французские колонисты уже хлынули в Алжир. К 1841 г. их насчитывалось более 37 000, и задолго до конца столетия они составили добрых десять процентов всего населения. Как они обнаружили, в этом месте легко можно поселиться (и вправду, так уже делали многие народы: карфагеняне, римляне, византийцы, арабы и турки). За некоторое время до их появления власть берберийских корсаров возросла настолько, что они фактически стали хозяевами страны — и не сделались ее правителями лишь оттого, что не пытались править. Неоспоримым остается тот факт, что в присутствии французской армии и «арабского бюро» Бюжо управление Алжиром осуществлялось более эффективно и честно, нежели до этого в течение столетий.
Климат территории Алжира, лежащей вдоль побережья и северных гор, типичен для Средиземноморья: летом сухо и тепло, зимы мягкие и дождливые. Никоим образом нельзя утверждать, что до прибытия французов в стране отсутствовала цивилизация. Уже в 1834 г. французский генерал отмечал, что неграмотных практически нет, так как каждая деревня может похвастать двумя школами. Но хотя формально Алжир находился под властью Османской империи, правительства, сменявшие друг друга, отличались крайней нестабильностью: из 28 предшественников более половины умерли насильственной смертью. Права собственности были нечетки и для французов не имели особого значения. Обращаясь к Национальному собранию в 1840 г., Бюжо недвусмысленно выразил свое мнение: «Мы должны расселять своих колонистов повсюду, где имеется свежая вода и плодородная земля, не задумываясь насчет того, кому они принадлежат». С другой стороны, в стране имелась часть территории площадью около 1 000 000 гектаров — примерно 4000 квадратных миль, — находившаяся в собственности османского правительства, которую, можно сказать, унаследовали от него французы, а также другие перешедшие под их власть участки, где ничего не росло — либо потому, что они остались неокультуренными, либо по вине их прежних владельцев.
336
Этот договор носит наименование Ункяр-Искелесийского. Он малоизвестен, поскольку действовал очень недолго. В июле 1841 г. великие державы гарантировали Турции независимость и объявили Дарданеллы и Босфор закрытыми для всех стран в мирное время. Следует отметить, что этот договор стал вершиной успехов России в ее восточной политике. Это, видимо, и обусловило некоторую его «непопулярность» в западной литературе (разумеется, речь не идет о работах профессиональных историков). Договор действовал восемь лет — не так уж и мало, если учесть, что многие соглашения не выполняются с момента подписания. Он, кстати, носил вполне оборонительный характер. Наибольшее значение имела секретная статья, в соответствие с которой Турция должна была в случае войны закрыть по требованию России Дарданелльский пролив для всех иностранных военных кораблей; Босфор же оставался при всех условиях открытым для входа русских судов. — Примеч. пер.
337
Должность дея — слово, кстати, пришло из турецкого языка и означает дядю со стороны матери — впервые была установлена в 1671 г. Поначалу дей избирался пиратскими капитанами и принимал власть от паши, назначавшегося турецким султаном. Именно он назначал беев — управляющих провинциями.