Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 137 из 185

Наступление началось вечером 16 августа, когда под покровом темноты примерно 300 канонерских лодок, на борту которых находилось примерно 4000 человек, поплыли в западном направлении по Мареотидскому озеру. Затем, на рассвете 17-го, две дивизии под командованием Мура и генерала сэра Джона Крэдока двинулись вдоль перешейка и атаковали передовые французские позиции. Операция прошла успешно, однако Мур, которому представилась возможность впервые увидеть укрепления неприятеля на его восточном фланге, счел их труднопреодолимыми и всерьез засомневался, смогут ли англичане с имевшимися у них силами овладеть ими. К счастью, оборона в западной части города оказалась заметно слабее. Успех предприятия, как казалось, зависел прежде всего от Кута.

Кут показал себя, несомненно, заслуживающим доверия. Вечером 21 августа благодаря сверхчеловеческим усилиям, которые приложили его люди в условиях ужасающей жары, он овладел фортом Марабу, маленьким островом, господствовавшим над другим концом длинной и мелководной лагуны, известной под названием Старой гавани, к западу от города. На рассвете 22 августа Кут начал наступление вдоль перешейка, поддерживаемый на левом фланге кораблями эскадры со стороны Средиземного моря и канонерскими лодками на правом. Казалось, ничто не могло остановить его. При приближении англичан французские солдаты, оборонявшие передовые позиции, дрогнули. К десяти часам утра они потеряли примерно двести человек убитыми, ранеными и пленными; английские потери составили 3 человека убитыми и 14 ранеными. После полудня Хели-Хатчинсон пересек озеро, чтобы посовещаться с Кутом и лично осмотреть укрепления на западном участке. Не вызывало сомнений, что здесь он увидел перед собой куда менее мощные сооружения, чем на другой стороне города. Теперь он решил, что главный удар должен наноситься с запада.

Большую часть орудий (в том числе самых мощных) поспешно погрузили на суда и отправили через озеро в лагерь Кута. Когда их доставили на позиции, начался артиллерийский обстрел, причем огонь постепенно переносился все ближе к городу. Однако план Кута состоял не столько в том, чтобы немедленно направиться к Александрии, сколько в том, чтобы занять выгодную позицию на возвышенности непосредственно над колонной Помпея к юго-востоку от города, откуда англичане могли обстреливать укрепления Александрии. Однако в этом не возникло необходимости: примерно в половине четвертого пополудни 26 августа французский офицер приблизился к одному из британских передовых постов с предложением перемирия. Кут тотчас приказал не стрелять, пока письмо передавалось командующему. И вскоре после полуночи он услышал, что Хели-Хатчинсон согласен остановить своих людей. Огонь прекратился.

Правда, в последующие дни были минуты, когда казалось, что все может начаться вновь. Генерал Мену, добившись заключения перемирия, делал все, чтобы уклониться от выполнения своих обязательств. Прежде всего он попросил о некотором продлении перемирия; затем предложил подписать соглашение, а не капитуляцию; потом — вернуть всех боеспособных солдат его армии и б о льшую часть артиллерии во Францию; позднее — сохранить всю общественную собственность в Египте в руках французов. Наконец Мену попробовал продлить перемирие ни много ни мало до 17 сентября, понимая, что французы могут возобновить боевые действия, если подойдут долгожданные подкрепления. Однако Хели-Хатчинсон не пошел на это, а просто изложил Мену свои условия: возвращение на родину всей армии с личным оружием и десятью орудиями, все корабельное и армейское имущество должно остаться в Египте. Если эти условия не будут немедленно приняты, то Александрию ждет разрушение.

Мену сдался. Он хотел воевать еще меньше, чем его истощенные и деморализованные люди. Капитуляция была тем не менее подписана на весьма мягких условиях. 2 сентября, в 11 часов утра, англичане вступили в Александрию, а оркестр 54-го полка окружил колонну Помпея и исполнил британский национальный гимн. Как раз в этот торжественный момент войска, отправленные из Индии, прибыли в Розетту после долгого путешествия по Красному морю. Полуголодные, не менявшие платья в течение шести месяцев в условиях ужасной жары люди Хели-Хатчинсона не поверили своим глазам, когда увидели их: в состав этого корпуса входили целые полки поваров с экзотическими блюдами, винами и пряностями; их лагерь больше напоминал Поле Золотой Парчи. Сипаев, в свою очередь, шокировал обтрепанный вид британских солдат. Неудивительно, что Хели-Хатчинсон почел за благо, чтобы армии расположились отдельно друг от друга.

Части, составлявшие ядро английской армии в Египте, отплыли домой — с точки зрения всякого воевавшего там солдата, ждать пришлось долго. В их задачу входило предотвратить попытки французов вернуться сюда, однако правительство в Лондоне отдало приказ разместить в Александрии неожиданно большой гарнизон — 6000 человек, чтобы удерживать ее до самого заключения мира. Командовать им назначили недовольного и отнюдь не желавшего этого генерала Мура, который, несмотря на тяжелое ранение, по-прежнему жаждал деятельности. Еще 7000 человек предстояло пребывание на Мальте, где предполагалось создать мощную базу, но Мальта, где многие оставили своих жен, была раем после Египта, и особых жалоб по этому поводу не прозвучало.





Потери, понесенные во время экспедиции в Египет, оказались весьма существенными, и не только в отношении финансовых затрат. 633 человека погибло или пропало без вести; еще 1000 человек умерли от ран или болезней. Число раненых, которых требовалось возвратить на родину, достигало 3000, в том числе 160 страдавших офтальмией. С другой стороны, с политической и стратегической точки зрения операция закончилась триумфальным успехом. За шесть месяцев британская армия достигла своей цели: показала Наполеону, что ему никогда не удастся завладеть Египтом. В ходе боевых действий английские войска овладели Каиром и Александрией и в течение всей кампании демонстрировали удивительную стойкость и дисциплину, что произвело немалое впечатление как на их офицеров, так и на французов. Они посрамили пессимистов в самой Англии. Сердце согревает история о том, как однажды король Георг III приехал в дом старого Дандаса в Уимблдоне, где поднял стакан мадеры за единственного виновника этой экспедиции. «Когда кто-то кругом не прав, — заявил он, — справедливее и честнее всего для него будет признать это публично».

Англичане торжествовали победу, французы потерпели поражение. «Quand les armées croient possible de sortir d’une position critique avec une convention sans se déshonorer, tout est perdu» [312], — писал Наполеон. Он сказал чистую правду. Но может быть, следует задаться вопросом: а как же сами египтяне, которые более трех лет страдали от войны больше, чем кто бы то ни было в их стране? Уйдя, чужеземцы оставили их во многом в прежнем положении. Теоретически они находились под безнадежно дурным управлением со стороны Османской империи, фактически же жили в условиях тирании мамлюкских беев. Однако это продолжалось недолго. 22 октября 1801 г. всех главных беев пригласили на пир на борту флагманского корабля капудан-паши, адмирала османского флота. Судно стояло на якоре близ Александрии. Большинство гостей были уничтожены турецкой канонерской лодкой еще до того, как они доплыли до корабля, остальных арестовали, едва они поднялись на борт. Хотя некоторые и уцелели — кое-кто находился в Константинополе, другие остались в Каире и продолжали борьбу еще года два-три, — но власти их пришел конец. Они также не могли продолжать пополнять свои отряды за счет рабов с невольничьих рынков на Востоке, так как в 1802 г. Высокая Порта запретила вывозить подростков в Египет. К несчастью, однако, дышавшая на ладан Османская империя оказалась неспособной учредить вместо мамлюкского другое эффективное правительство. Так случилось, что буквально в одну ночь Египет перестал быть яблоком раздора и вызывать какой-либо интерес. Подполковник Роберт Вильсон, который вел подробные записи о египетской экспедиции и впоследствии опубликовал ее обстоятельную историю, писал в 1803 г., не скрывая изумления:

312

Когда солдаты считают возможным бежать с ключевых позиций, полагая, что это не позорно, то все потеряно (фр.).