Страница 105 из 185
Пока Милан и Савойя чинили друг другу неприятности, Венеция столкнулась с еще большими трудностями в отношениях с другим испанским принцем на востоке — эрцгерцогом Габсбургским, Фердинандом Австрийским. Первопричиной стали пираты-ускоки — разношерстная, но чрезвычайно беспокойная община, состоявшая во многом (хотя и не целиком) из христиан, бежавших при продвижении турок. Они поселились в Сеньи (ныне Сень), а также распространились по всему побережью Далмации и занялись делом, традиционным для многих обитателей этих мест. Проблема была не нова: пираты, базировавшиеся на бесчисленных островах и в укромных бухтах вдоль восточного побережья Адриатики, представляли угрозу для венецианской торговли почти с момента возникновения республики. Однако в связи с ускоками существовала дополнительная сложность: их действия вызвали гнев турок, которые после каждого нападения ускоков на их торговые суда заявляли в адрес Венеции формальный протест, подчеркивая, что, будучи государством, претендующим на власть над Адриатикой, она должна эффективно обеспечивать безопасность в здешних водах. Так как Далмация теперь входила в состав империи, а «оскорбители» формально являлись подданными императора, Венеция, в свою очередь, выражала еще более настойчивые протесты Фердинанду, требуя принять против них меры. Однако, несмотря на многочисленные обещания, эрцгерцог ничего не предпринимал и ускоки оставались источником вечного беспокойства.
Вершина их зверств пришлась на 1613 г.: они обезглавили венецианского адмирала Кристофоро Веньера. Фердинанд по-прежнему отказывался и пальцем пошевелить; на самом деле по мере ухудшения отношений между Венецией и империей он смотрел на ускоков с нарастающей симпатией и, притворно выражая слабые протесты, оказывал им тайную поддержку всеми доступными ему способами. В конце концов Венеция — не впервые — взяла дело в свои руки и организовала карательную экспедицию. Фердинанд, в свою очередь, запротестовал. Последовала война; хотя и шедшая беспорядочно, она грохотала до осени 1617 г., когда Венеция, Савойя и империя заключили с трудом достигнутый мир. После этого судьбу ускоков можно было решить раз и навсегда. Их гавани и крепости уничтожили, корабли сожгли, а всех, кто избежал худшей участи, перевезли вместе с их семействами на внутреннюю территорию Хорватии, где они за счет браков постепенно смешались с местным населением, утрачивая свои отличительные черты.
Благодаря этой маленькой победе Адриатика, да и все Центральное Средиземноморье, стала гораздо безопаснее, однако она мало изменила политическую ситуацию в целом. Главную угрозу миру в регионе создавала Испания, которая, защищая свои интересы, рассчитывала не только на вооруженные силы или на искусную дипломатию. Конец XVI — начало XVII в. было прежде всего временем господства интриг. Сама идея, конечно, была нисколько не нова: во Флоренции при Медичи, в Милане при Висконти, в Риме при Борджиа во множестве имели место заговоры и отравления, шпионаж и контршпионаж, случаи со стилетами под плащом. Но теперь во Франции и Англии, как и в Италии, заговор стал почти что образом жизни. Люди, еще не вышедшие из среднего возраста, помнили убийства адмирала Колиньи и самого Генриха IV, бесчисленные махинации, наложившие свой отпечаток на несчастную, тяжелую жизнь Марии Шотландской, — и последовавший затем, 5 ноября 1605 г., Пороховой заговор.
Ни одно европейское правительство не было вовлечено в мрачный мир интриг так глубоко, как правительство светлейшей республики. Каждое посольство и даже каждая иностранная семья были буквально нашпигованы венецианскими агентами, сообщавшими непосредственно страшному Совету десяти во всех подробностях о приходах и уходах, о вскрытых письмах и подслушанных разговорах. Специальная слежка велась за наиболее известными куртизанками; некоторые из них состояли на жалованье у государства за то, что сообщали содержание разговоров в постели, могущих представлять интерес для шантажа или иных целей. Как правило, однако, Совет десяти предпочитал исполнять наиболее отвратительные свои обязанности тайно. Именно поэтому рано пробудившиеся люди, пересекавшие Пьяцетту 18 мая 1618 г., с некоторым изумлением увидели два мертвых тела, каждое из которых было подвешено за ногу (несомненный знак того, что они виновны в измене) на поспешно воздвигнутой виселице между двумя колоннами на северном конце площади. Еще более удивляло, что даже после того как к двум трупам прибавился третий, носивший на себе несомненные следы пыток, не было объявлено ни кто были эти несчастные, ни по какой причине их постигла такая участь. Распространились неизбежные слухи; особенно много говорили о вероятности большого заговора против республики, у которого мог быть лишь один зачинщик. Близ испанского посольства начались враждебные демонстрации, в результате чего послу, маркизу Бедмару, пришлось просить власти об обеспечении специальной защитой силами полиции. Тем временем он сообщал в Мадрид:
«Имя Католичнейшего из королей и самой испанской нации для венецианцев — самое ненавистное, какое только может прозвучать [в их устах]. Для народа даже слово „испанский“ является оскорблением… По-видимому, он жаждет нашей крови. И виновны в этом правители, которые постоянно учат его ненавидеть нас».
Строго говоря, это не было правдой. В течение многих лет испанское посольство было активнейшим центром интриг в городе. В его приемных и коридорах толпились зловещие фигуры в широкополых шляпах, закрывавших им лица; они собирались группами и шептались в ожидании приема у посла. И когда в октябре того же года Совет десяти наконец раскрыл в полном отчете сенату детали произошедшего, выяснилось, что маркиз — все понимали, что так оно и будет, — является одной из главных фигур в том, что стало известно под названием испанского заговора.
В высшей степени показательно, что этот заговор должен был косвенным образом обеспечить Томаса Отвея материалом для его лучшей и наиболее известной пьесы «Спасенная Венеция». Подлинная история этих событий несет в себе все элементы мелодрамы XVII в.: вот злодей дон Педро, герцог Осуна и испанский вице-король Неаполя, намеренный положить конец власти Венеции в Средиземноморье; вот маркиз Бедмар, испанский посол, очаровательный, культурный человек, — однако на самом деле это «одна из самых могущественных и опасных натур, которые когда-либо породила Испания», посвятившая себя одной-единственной цели. Вот два главных орудия конспираторов: Жак Пьер, нормандский авантюрист, пират, а ныне испанский секретный агент на службе в венецианском флоте, практически неграмотный, но вместе с тем один из лучших моряков своего времени, и неразлучный с ним Николя Реньо, полная противоположность своему товарищу: образованный, внешне порядочный человек, в устах которого итальянский язык звучит так сладко и чей почерк столь изящен. И вот, наконец, герой — молодой француз Бальтазар Жювен, прибывший в Венецию, чтобы поступить на службу республике.
Сам заговор также был достаточно претенциозной историей, чтобы удовлетворить самого требовательного драматурга. Кроме того, как и все события такого рода, он был сложен и чрезвычайно «закручен». Полный отчет о нем был бы невыносимо скучен; ему нет места в этой книге. [236]За несколько недель до назначенного дня испанские солдаты в гражданском платье по двое-трое должны были проникнуть в Венецию и тайком получить оружие от Бедмара. Затем, когда все будет готово, галеоны Осуны под его личным штандартом войдут в Адриатику и высадят на Лидо экспедиционные войска; с ними прибудут плоскодонные баржи, которые перевезут эти войска через лагуну и доставят в город. Пьяцца, Дворец дожей, Риальто и арсенал будут захвачены, а оружейные хранилища в них — опустошены, чтобы дополнительно обеспечить оружием заговорщиков и тех венецианцев, которые будут готовы их поддержать. Наиболее знатных венецианцев перебьют или захватят в плен для получения выкупа. Сама Венеция перейдет во владение Осуны; добыча и деньги, полученные в качестве выкупа, достанутся прочим заговорщикам, и те разделят их между собой.
236
Читателям, жаждущим узнать детали — если такие найдутся, — рекомендую обратиться к тому II «Исследований по истории Венеции» Горацио Брауна (с. 245–295) [ Brown Н.Studies in History of Venice], где без прикрас во всех подробностях представлена эта история.