Багровый дождь

В строю стоящих навытяжку пилотов раздался лёгкий гул. Кто-то даже присвистнул. Лицо Дзюбы начало багроветь, но он справился с собой.

— Я же сказал — особая группа прикрытия береговой батареи Љ 30. И вам, штурмовикам, место найдётся. А сейчас — разойдись!

Один из сопровождающих начальство командиров замахал руками, приглашая прибывших пройти с собой, в строевую часть. Столяров остался на месте, повинуясь жесту капитана Александера.

— Извините полковника, капитан. Вчера немцы почти все самолёты сожгли. Ждём ночью новые машины. Сейчас только от начальства. Разгон получил. А что он мог?

Владимир жёстко усмехнулся:

— Драться. Иначе — не выживешь. Проверено.

— Вот вы какой, капитан… — протянул моряк.

Сзади вывернулся Александр:

— Потому и живы…

После недолго пути по штольне лётчики оказались в небольшом, вырубленном в белом ракушечнике отсеке, где все были переписаны, внесены в списки части. После писарских дел выдали оружие. Кому-то достался «ТТ», кому-то — наган самовзвод. Столяров и тут выделился, продемонстрировав трофейный немецкий «маузер», захваченный им осенью.

Затем лётчиков повели на погрузку. По дороге пилоты с любопытством смотрели на работающие тут же, в штольнях, станки эвакуированных с поверхности, подвергаемых непрерывным обстрелам и бомбёжкам, предприятий города. Здесь изготавливались гранаты и снаряжались патроны, в другом месте делали миномёты. В одном из небольших штреков хозяйничали пиротехники, изготавливающие мины. Поодаль — госпиталь. Возле затянутого тканью входа торопливо курили хирурги, одетые в белые, покрытые чёрными в слабом свете ламп, пятнами крови…

На этот раз ехали с большим комфортом, разместившись хоть и в кузовах, но зато двух «ЗИС-6». Трёхосные автомобили вскоре вывезли прибывших с Большой Земли за город и попылили по грунтовке…

Обычный полевой аэродром в степи. Укрытые в капонирах, под маскировочными сетями самолёты. Несколько сожженных остовов на границе аэродрома. Выкопанные в каменистой крымской земле блиндажи для личного состава. Так же закопанные в землю ёмкости для топлива.

— Да, ребята… Весело нам здесь будет, пожалуй. — бросил один из прибывших, высокий худощавый майор в щегольской ленд-лизовской шинели.

Полковник вылез из кабины первого автомобиля, выслушал рапорт дежурного, затем повёл пилотов к одному из блиндажей.

Внутри оказалось неожиданно просторно, во всяком случае, уместились все. Рассевшись по нарам и пустым патронным ящикам, командированные слушали своего нового командира, а тот рассказывал о задачах группы, о том, что творилось здесь в последние дни. Затем посыпались вопросы. Интересовало всё, и какие типы самолётов используют немцы. С какой частотой налёты. Сколько машин сразу задействует враг в одной бомбёжке. Словом, как невесело пошутил комиссар группы — всё, вплоть до цвета подштанников Геринга. Но, тем не менее, Дзюба на вопросы отвечал обстоятельно и вдумчиво. Так что разговором все остались довольны. Затем новых членов группы развели по землянкам, которым предстояло на долгое время, как все надеялись, стать их новым домом…

— Ничего, жить можно! — бросил Александр, окинув взглядом своё новое жилище.

Землянка представляла собой вырытое в земле углубление с перекрытиями из рельсов, на которых лежали листы железа. Стены аккуратно обшиты досками, по стенам — топчаны, что было неслыханной на войне роскошью. В углу притулилась печка-буржуйка железнодорожного образца, на которой можно было рассмотреть надпись: НКПС имени Л. М. Кагановича, и дата — 1937 год. Пол был застелен плетёными из старых канатов ковриками. Освещало всё это великолепие настоящая семилинейная керосиновая лампа. А не самодельная «катюша» как обычно.

— Жить можно. А воевать? — ответил ему Олег, опускаясь на анкер, служивший сиденьем.

— Воевать будем на совесть. — Подвёл черту Владимир. Затем он бросил вещмешок на лежак в левом углу.

— Мой. Не возражаете?

Оба молодых командира согласно кивнули. Но едва они подошли к облюбованным местам, как в дверь постучали, и, дождавшись разрешения, на пороге появился матрос, отдавший честь.

— Товарищи командиры, через час обед, потом в штаб. Получите карты местности. И ещё, у вас место есть, так командир приказал к вам ещё одного человека подселить. Он чуть позже будет. Тоже с Большой Земли.

Столяров, как старший по званию, согласно кивнул.

— Что-нибудь ещё?

— Никак нет. Если что — обращайтесь к дежурному. Разрешите идти?

— Идите, товарищ матрос…

Столовая оказалась так же большим блиндажом. Явно ещё довоенной постройки. Новичков встретили оживлённым гулом, но ничего более. Троица облюбовала место с краю большого стола, и подавальщицы засуетились, заметив блеск наград, когда новички сняли полушубки…

После штаба пилоты вернулись в землянку и расстелили на столе листы карт, изучая новый район полётов. С жаром обсуждали ориентиры, прикидывали тактику действий на новом для них театре военных действий. Наконец настало время ужина, после которого всех повели в капониры, смотреть новые самолёты…

Владимир молча матерился, глядя на заплатанный «И-153». Слов нет, машина вёрткая, удачная. Для тридцатых годов. Но воевать на ней сейчас против новейших «мессершмитов»… Проще сразу выкопать могилу и улечься туда самому. Он со злостью выдернул папиросу из пачки и закурил, чтобы сдержать эмоции…

— Что делать будем, командир?

— Посмотрим. Я умирать не собираюсь, и вам не советую. На «чаечке» я ещё в финскую войну воевал. Так что… надежда есть. Главное, делайте как я. Пошли искать вооруженцев.

И все пошли в сторону отдельно стоящего капонира, где размещался склад вооружения…

— Итак, итоги первого дня: «РСов» — нет. И не ожидается. Пулемёты — «ШКАС». Старьё. Что будем делать?

— Ничего в голову не лезет от расстройства, командир.

— Ты это брось, Саша. Давай, пораскинем мозгами…

Утром все трое явились к командиру особой авиагруппы. После разговора на повышенных тонах тот сдался и дал разрешение взять машину и нескольких матросов, и самое главное — покрытую отметками карту с расположением сбитых немецких самолётов в окрестностях аэродрома… Новички отсутствовали почти весь день и явились только вечером, усталые, но довольные. Весь кузов был забит до отказа немецким оружием: крупнокалиберными пулемётами, автоматическими пушками, и даже реактивными минами к шестиствольному химическому миномёту. Лежало там и несколько дюралюминиевых плоскостей с разлапистыми крестами.

— А это где взяли?

— У пехотинцев выменяли, товарищ полковник! — жизнерадостно ответил один из сопровождавших тройку моряков.

Лётчики промолчали…

Всю следующую ночь и весь день на стоянках трёх «чаек» кипела работа. Вместе с механиками орудовали ключами и сами лётчики. Затем они пошли спать, а когда пилоты отдохнули, то сопровождать их в пробный вылет вызвалась чуть ли не вся остальная группа.

И действительно, И-153 выглядел жутковато. На плоскостях стояла целая батарея крупнокалиберных стволов, под днищем громоздились две трубы от шестиствольника. Зрелище впечатляло…

Мотор взревел, и, тяжело набирая скорость, машина оторвалась от земли. Вверх она ползла медленно, но упорно, наконец, нужная высота набрана, и биплан устремился в крутом пикировании к земле. Внезапно из под фюзеляжа вырвалось пламя, и распуская тугие дымные хвосты к установленным поодаль на холме мишеням устремились реактивные мины. В огненном шаре исчезла и верхушка возвышенности, и мишени… Два других самолёта в это время изображали прикрытие, кружась в стороне. Но вот наступила их очередь. Зазвенел форсируемый двигатель, и огненные струи трассеров сплошным потоком хлестнули по земле. Затем спикировал второй самолёт, его залп был ещё зрелищнее. Пули размолотили застывшую на лёгком морозе землю в пыль, и дорожка выстрелов ясно выделилась сплошной полосой взрыхленного грунта…

— Впечатляет. Но как они драться будут? Перетяжелены же до ужаса…