Страница 37 из 79
— Спи, — шепнула она в приотворенный Микин глаз, — это не к нам, это ошиблись.
Сын послушно зажмурился.
Юля набросила халат и подкралась к двери. Хорошая, мощная дверь, с мужем выбирали. Она — под обои, он — наугад, только бы Юля отстала, наконец, с бесконечным ремонтом. Глазок тоже хороший, все как на ладони.
На «ладони» стоял и широко улыбался мужчина в костюме, модных очочках и в легкой небритости. Редкая щетина на раздутом оптикой лице делала его похожим на вымокшего ежа.
— Юлия Михайловна, — проворковал мужчина, — а я вас жду.
Юля прерывисто вздохнула: а я вас не жду. Совсем–совсем!
— Что вы хотели? — спросила она. — Вы соображаете, который час!
— Поздно, — согласился мужчина. — Или рано. Неважно. Давайте уже закончим и пойдем спать. В смысле, разойдемся.
— Мне нечего сказать! — Это была правда, но Юле не верили.
— Зато мне есть, что сказать. — Мужчина сложился пополам и тут же вынырнул в поле зрения с разверстым портфелем хорошей кожи. — Вот тут документики, ознакомьтесь.
— Я не открою, — сказала Юля пересохшим голосом.
— Ваше право, — слегка огорчился щетинистый. — Но Юлия Михайловна, дорогая, я работаю в серьезном учреждении. У нас много сотрудников. Я буду дежурить до десяти, потом меня сменят. Когда–нибудь вам придется открыть дверь. Давайте не будем портить друг другу нервы и аппетит. Раньше сяд… э–э… раньше начнем, раньше закончим. Вопросец–то проходной, поверьте моему адвокатскому опыту.
Юля закрыла глаза и ткнулась лбом в прохладную сталь. Господи…
— Юлия Михайловна, — выдержав очень точную паузу, адвокат напомнил о себе, — вы еще здесь?
Он потянулся к звонку.
— Не надо! — шепотом крикнула Юля. — Ребенка разбудите…
Мика лежал тихо как мышонок, но Юля знала, что не спит. Боженька, взмолилась она, ну пожалуйста! Ну что тебе стоит, чтобы он всего этого не слышал. Не видел. Не знал.
— Надо, — деловито кивнул небритый. — В конце концов, я и здесь подожду, если вас путает… Возьмите только бумаги.
Будет звонить каждую минуту, поняла Юля и, решившись, приникла к «глазку». Лестничная площадка была пуста, если не считать, конечно, настырного адвоката. Он не казался опасным, наоборот, смешным. Этакий очкастый головастик.
— Ладно, только бумаги, — согласилась Юля; действительно, потянуть до утра, а там что–нибудь придумается.
— Чудесненько!
Юля проверила цепочку и провернула тугую рукоять засова. Клацнули, втягиваясь, стальные штыри–распорки. Юля приоткрыла дверь:
— Давайте.
Небритый дернул дверь на себя — цепочка натянулась до звона, и вставил в щель портфель.
— Юлия Михайловна, — заботливо попросил он. — В стороночку, пожалуйста… Кабан, попрошу вас!
За дверью быстро и тяжело затопали. Юля шепотом завизжала и налегла на стальную плиту; опомнилась и потянула, но чертов портфель мешал, будто прилип к косяку, уж как Юля не пихала его онемевшими от ужаса руками. А над портфелем, над Юлиной головой, устрашающего вида железяка ловила кусачими губами цепочку. Поймала и… Крак! Цепочка повисла двумя жалкими обрубками.
— М–мама! — завопила было Юля, но голос куда–то пропал. — М–милиция!
Дверь распахнулась и бросила вцепившуюся в нее Юлю прямо во что–то огромное, сопящее и невыносимо воняющее дешевым одеколоном.
— Ну, Юлия Михайловна! — Адвокат терся где–то сбоку и говорил обиженно и гулко, словно из аквариума. — Ну, я же просил в стороночку… Кабан, только аккуратно!
Кабан поднял Юлю за плечи, как, наверное, поднял бы картонный манекен. Юля бешено забилась. Когда–то она занималась карате — не всерьез, а так, на всякий случай, какими случаями ее стращали подружки и криминальные сводки. Она пыталась лягнуть циклопообразного Кабана в пах, но ватные ноги бились в тугое как боксерская груша пузо и до предмета не доставали. Попыталась укусить врага за нос, но и нос, расплывшийся по раздольной кабаньей ряшке этакой хрящеватой кляксой, никак не давался. Кабан равнодушно отставил Юлю в сторонку, прислонив к стене — ноги ее не держали, и шагнул в спальню, где кровать, пуховое одеяло горкой, а в горке, в норке, Мика… Так обыденно, словно к себе домой, шагнул, что Юля не удивилась бы, надень он тапочки из тех, что на подставке для гостевой обуви. Женщина, наконец, заскулила, отчаянно и без слез.
— Юлия Михайловна, — озаботился адвокат, заглядывая через порог. — Может, вызовем полицию? Как скажете!
Юля рванулась за Кабаном, едва не упала — ноги подвели, и по шажочку, придерживаясь за стену, заползла в спальню.
Мика сверкал на Кабана из одеяла круглыми, с блюдце, глазами, но бандюга и на Мику времени не тратил. Он по–звериному сопел из глубин платяного шкафа. Юля видела только круглый, как у бабы–торговки, и наверняка каменный зад в обтертых джинсах. Она схватила Мику вместе с одеялом — силы вернулись, как только она почуяла испуганный стрекот его сердечка, и побежала вон. Адвокат отсвечивал в дверях, так и не вошел, пройдоха, даже посторонился. Но там, за дверью, было еще хуже, еще гаже, и Юля шарахнулась обратно. Едва разминулась с Кабаном. Тот закончил со свежим бельем и теперь вдумчиво копался в корзине с грязным.
Юля более–менее пришла в себя только в кухне, в самом дальнем углу, с прижатым к груди сыном. Кабан топтался в гостиной, из коридора же заглядывал адвокат.
— Юлия Михайловна, разрешите? Я, право, без спросу, но если не желаете — ухожу сразу. Как скажете!
Юлино молчание он принял за согласие. Пристроился рядом, бочком, и стал раскладывать на столе бумаги. Они все–таки имели место и, если честно, пугали Юлю не меньше Кабана.
— Ну–с, Юлия Михайловна, предлагаю решать по–деловому, без нервов, знаете ли, без эмоций. Где находится ваш муж?
Юля молчала.
Адвокат сокрушенно покачал головой.
— Кабан, уважаемый?..
Плосконосый бандит проявился в дверном проеме.
— Нет здесь хоря, — просопел он. — И барахла его нет.
Адвокат стрельнул глазами, и Кабан без возражений перевернул мусорное ведро. Запустил в кучу руки, начал ворошить. Поднял и развернул пакет, в который Юля сложила использованные дамские принадлежности.
— Бабье, — подтвердил Кабан, хрюкнул и полез в холодильник. Адвокат передернулся и брезгливым движением потер ладонями о брюки.
— Борщ. — Кабан шумно вдохнул из кастрюли. — Хреновый, жидкий. Бухло тоже бабье. Нет его здесь, Сергеич!
— А где есть? — в голосе адвоката проклюнулось раздражение.
Но Кабан чихать хотел на адвокатово раздражение. Он глянул на Юлю сверху вниз неожиданно острым взглядом. Девушка вдруг поняла, отстранение и совсем равнодушно, что это — тоже человек. Не чугунный робот, не животное, а человек, только совсем особый, с каким ей никогда еще не приходилось встречаться.
— Сестренка, — хрипнул человек–Кабан, — помоги нам его найти. Всем хорошо будет. На хер он тебе? С дитем бросил, на лавэ кинул. Ты мозги–то наморщи.
— Я не знаю, где мой муж, — разлепила непослушные губы Юля. — Я подала на развод…
— Кто же тогда знает? — вмешался адвокат. — Кабан, уважаемый, вы закончили? Ступайте!
Возгоревшиеся было кабаньи глазки потухли. Кабан развернулся как бульдозер, даже в огромной Юлиной кухне ему было тесновато, и залязгал тяжелыми ботинками–гусеницами к выходу. После ботинок оставалась грязь.
— С кем работать приходится, видели? — вздохнул адвокат. — Кабан, кстати, его фамилия, а не то, что вы подумали. А ведь все ваш муженек,
Юлия Сергеевна! Зачем вы его покрываете? Любите? Запугал? Не понимаю.
— Я не люблю… даже не ненавижу уже, — прошелестела Юля. — Все перегорело, хоть в петлю… Оставили бы вы нас в покое, а? Я, правда, не знаю, где он. Сбежал, пропал…
— Пропал не он, Юлия Михайловна. — Адвокат назидательно воздел палец. — Пропали восемнадцать миллионов в известной вам валюте!
Он вдруг смутился. Девушке как назло отказал наработанный рефлекс — отвернуться, спрятать изуродованную щеку от чужого вороватого любопытства; адвокат задержался взглядом на извилистом шраме, сморгнул и сказал почти по–человечески: