Страница 18 из 27
Однако эти размышления были прерваны самым неожиданным образом. В дверь коротко постучали, и в кабинет без вызова зашел начальник разведки. Поскольку распоряжение было не беспокоить по пустякам, его появление могло означать только какую-то неожиданность, потому командующий, подавив раздражение, тихо сказал:
— Слушаю вас…
Начальник разведки без обиняков приступил к делу:
— Лавр Корнилыч, у меня худые известия… Немцы знают о нас слишком уж много, — он положил поверх карты написанный от руки рапорт. — Вот, здесь я коротко изложил основное…
— Но, Александр Евгеньевич… Зачем же так официально?
— Лавр Корнилыч, я считаю, вы должны рассматривать мой рапорт, как обоснование для предоставления мне иной должности…
— Да нет, батенька, это вы крутенько… — командующий быстро пересмотрел запись. — Все мы под Богом ходим, и оснований снимать вас с должности я не вижу. Да-с… У меня вопрос. Откуда это стало известно?
— Сбежали из плена командир Секерно-Райненского батальона штабс-капитан Щеглов и вестовой поручика Думитраша. Его немцы захватили с личным письмом поручику. Вот, его пассия любезно согласилась восстановить точный текст.
Начальник разведки положил на стол еще один лист. Командующий быстро проглядел его и покачал головой:
— Любопытно… Очень любопытно… Но, Александр Евгеньевич, — командующий посмотрел на начальника разведки. — Если все изложенное верно, то, выходит, немцы считают направлением наших главных усилий именно Подгайчики?
— Совершенно верно, Лавр Корнилыч…
— Так это же наша удача, а вы, батенька, рапорт…
— Смею обратить ваше внимание. Батальон Щеглова разгромлен только с целью захвата телефонных шифров, это значит, противник надеется нас прослушивать, а где и как — мы не знаем. И потом, замечу, вестовой схвачен именно потому, что, на свою беду, выехал из штаба ровно в пять утра.
— Не вижу ничего странного…
— А я, Лавр Корнилыч, вижу. Мною выяснено, разговор о гонце, направляемом с приказом в пять утра, был. Но шутливый, за карточным столом и как раз среди тех, кто знал… Значит, все они вне подозрений. Получается, что их кто-то подслушал… Вот только кто?
— А вот это, батенька, вам и придется выяснить.
— Слушаюсь! Разрешите идти?
— Нет. У меня есть мысль.
Командующий жестом пригласил начальника разведки подойти ближе и поднял трубку телефона.
— Дежурный… Передайте мои поздравления генералу Клембовскому… Да, с днем рождения. И вызовите сюда начальника радиостанции. Немедленно… Все.
Начальник разведки подошел к столу и задумчиво посмотрел на карту.
— Так, значит, вы бросаете в дело корпус Клембовского?
— Да, пусть у немцев создастся полная картина наступления у Подгайчиков, — жестко сказал командующий.
— Но это же значит… — начал было начальник разведки, однако командующий резко оборвал его:
— Это значит, что нам нужна победа!
Слова командующего поставили точку в состоявшем из полунамеков разговоре, и в кабинете повисла долгая пауза, прерванная появлением прапорщика, который прямо от двери чисто по-штатски представился:
— Начальник радиотелеграфной станции прапорщик Гамбриолетов.
— Ну какой вы, батенька, прапорщик, — усмехнулся командующий. — На вас же написано, что вы студент университета. Верно?
— Так точно, ваше высокопревосходительство, физический факультет…
— Ну и хорошо, — командующий протянул ему листок с воспроизведенной запиской Зи-Зи. — Вот. Передайте немедленно во все штабы.
— Немедленно? Но зашифровка требует времени…
— Это и есть шифровка. Передавайте открытым текстом.
— Тогда… Разрешите исполнять?
— Исполняйте, голубчик, — кивнул командующий.
— Слушаюсь, — Гамбриолетов шагнул было к двери и вдруг задержался. — Ваше высокопревосходительство, вы позволите, раз я уже здесь, высказать подозрение…
— Подозрение? — командующий внимательно посмотрел на прапорщика. — Какое?
— Видите ли, с началом наших атак у немцев появились две радиостанции. То есть, я думаю, они не у немцев… И передачи, очень уж подозрительные…
— Говорите, две?… — командующий и начальник разведки переглянулись. — И как прикажете понимать: немецкие и не у немцев?
— Две, точно. Почерк радистов разный. А что не у немцев… Тут, видите ли, специфика приема… Похоже, совсем рядом работают. Как из нашего тыла!
— Так… — постучал пальцами по столу командующий. — Ну что ж, Александр Евгеньевич, видите, вот кое-что вроде и проясняется…
— Понял, Лавр Корнилыч, — начальник разведки вытянулся. — Разрешите принять контрмеры?
— Разрешаю, Александр Евгеньевич. Действуйте, — командующий кивнул и, посмотрев на Гамбриолетова, с улыбкой закончил: — Мы с прапорщиком пока на радиотелеграф напирать будем, да и фельдсвязь у нас действует… А что до шифра, то думаю я, командиры наши его не больно-то жалуют. По себе знаю, когда воюешь, в тетрадочку заглядывать некогда…
На столе командующего, чуть в стороне от карты, стоит настольная электрическая лампа, шнур от которой через окно тянется до самой электрической станции, где днюет и ночует неразговорчивый латгалец, всего раза два-три за день выходя для прогулки на задний двор.
Все это время он или копается с генератором или обихаживает двигатель, а закончив возню с агрегатом, имеет привычку, слушая одним ухом разговоры телефонистов, время от времени делать для себя какие-то заметки скорописью.
Вот и сейчас, едва заполнив листик голубиной депеши, он встал, потянулся всем своим костистым телом и отправился на задний двор. Там, обменявшись молчаливым приветствием с унтером, заведовавшим станцией, он передал ему депешу, и тот немедленно выгнал голубей в небо.
Засидевшиеся птицы, шумно хлопая крыльями, привычно пошли по кругу и только один голубь, резко взмыв вверх, оторвался от стаи и внезапно полетел в сторону дальнего леса.
Бывший неподалеку Долежай-Марков, услыхал хлопанье крыльев, проследил за отбившимся голубем и, отметив про себя непорядок, немедленно устремился на задний двор.
— Чего это у тебя, сукин ты сын, голуби опять не в ту сторону летают? — с ходу набросился на вытянувшегося унтера Долежай-Марков.
— Сам не пойму, вашбродь… — унтер преданно вытаращился на коменданта и пояснил: — Не впервой это. Улетит гад, потом сам возвращается. Вот, господина техника специально позвал…
— А его-то зачем? — искренне удивился комендант.
— Так что он на своей станции магнетизьмом интересуется и считает, что и с голубями оттого кавардак…
— Что? Опять магнетизм? — Долежай-Марков подозрительно сощурился.
— Да, ваше благородие, — рассудительно подтвердил техник. — Я и то возле генератора ориентировку теряю. Раз пошел не туда…
— Пьешь, что ли, много? — хмыкнул Долежай-Марков.
— Зачем «пьешь»? Я не про то. На человека действует, а голубь — она птица нежная…
— Голуби-то при чем?
Комендант задрал голову и недоуменно посмотрел на голубей, круживших над задним двором.
— А как же… — техник тоже посмотрел на стаю и взялся обстоятельно пояснять: — Почтовик, он, известно, к себе в голубятню возвращается, потому что у него в голове вроде как компас. А тут, сами видите, радиотелеграф искрами сыпет. Вот, который поделикатней, ориентировку и теряет, летит не в ту сторону. Отлетит, разберется куда надо, и значит, обратно назад. Я так думаю…
— Ну думай-думай… — неопределенно протянул Долежай-Марков и вновь помчался по своим делам, оставив у станции весело переглянувшихся унтер-офицера и техника…
Северо-восточней Звеняче, среди левад и увалов, не прячась от авиации и маршируя в открытую по дорогам, во исполнение приказа командующего, корпус Клембовского изготовился к атаке. За полчаса до ее начала генерал собрал у себя всех командиров ударного эшелона.
— Господа! — Клембовский окинул взглядом строй офицеров. — Я получил приказ наступать! И мы должны, во что бы то ни стало, прорвать фронт противника! Но убедительно прошу господ офицеров, по возможности, беречь себя.