Страница 92 из 95
– Браво! Если бы я точно не знал, кто именно сидит сейчас передо мной, то мог бы принять тебя за Базырева. Очень точно нащупал его нутро, и правильно сделал, что попробовал идти не от внешней похожести, а от внутренней сущности. Это помогает и внешне стать похожим. Теперь могу представить тебя Феликсу Эдмундовичу. А потом в путь… Учти, Федор, порученное тебе дело архиважное и опасное.
Южный городок встретил Федора суматошной толчеей на вокзале, жарой, импровизированным рынком, раскинувшимся прямо у железнодорожных путей. Чем только там не торговали: связками темно-янтарной копченой рыбы, источавшей дразнящий запах, сладкими стручками перца, синеватыми луковицами, самодельными зажигалками из винтовочных гильз, крупными, румяными яблоками, прямо горкой насыпанными на мешковину у ног продавцов, обутых в веревочные сандалии с деревянной подошвой. Пробравшись сквозь шумную толпу, Греков вышел в город, побрел неспешно по теневой стороне улицы, застроенной одно– и двухэтажными домами.
На набережной Федор зашел в будку «холодного» сапожника – пожилого одноногого человека с бритой головой и огромными черными усами. Поставив у ног саквояж, присел на стул с сиденьем из ремней, снял ботинки и попросил сделать новые набойки. Усатый сапожник работал споро; не вынимая изо рта мелких гвоздей, он негромко рассказывал:
– Живут они во флигеле… Через две улицы отсюда. Напротив наши специально сняли квартиру, учти это… Ко мне больше не ходи, связь будешь иметь через табачную лавку, она одна в городе, не перепутаешь. Загляни туда сегодня, ждут… Если что срочное, то можешь послать соседского мальчишку, из той семьи, что квартирует напротив… Ну вот, получай свою обувку. И счастливо тебе…
Нужный ему дом, тот самый, куда рекомендовали обратиться на явке в Екатеринославе, Греков отыскал быстро.
Открыла загорелая девушка лет двадцати в простеньком сарафане.
– Вам сюда, – показала она на коридор, ведущий к веранде.
Решив ничему не удивляться, Федор прошел на веранду. Там за столом, заваленным кучей книг, сидел пожилой человек с аккуратной «чеховской» бородкой, одетый в полотняный костюм и вышитую украинскую сорочку. Перед ним стояли песочные часы и черная деревянная докторская трубка.
– Здравствуйте, – сняв шляпу, вежливо поклонился Греков.
– День добрый, присаживайтесь…
– Мне рекомендовали сменить климат, легкие что-то пошаливают, – произнося слова пароля, Федор смотрел доктору прямо в глаза. – Знакомые в Екатеринославе посоветовали обратиться именно к вам как к специалисту.
– Раздевайтесь, я вас посмотрю, – доктор взял картонную карточку и обмакнул перо в чернильницу. – Ваша фамилия?
– Глазов Евгений Владимирович, сорок лет. – Федор быстро разделся до пояса.
Пальцы у доктора оказались не по-стариковски крепкими, прохладными, удивительно чуткими. Простукав и ощупав пациента, он долго слушал через трубку, как Греков дышит, потом чертил на его груди квадраты, засекая по часам, за какое время исчезают на коже оставленные его трубкой розовые полосы.
– Легкие ничего, – вернувшись за стол, буднично сообщил врач, – а вот нервишки действительно стоит подлечить. – Это были слова отзыва на пароль. – Для начала я пропишу вам бром на ночь, морские купания, прогулки. Где остановились?
– Пока нигде, я только что с поезда, – надевая пиджак, сказал Федор.
– Рекомендую снять мансарду на Почтовой, в доме два. Там сдают с пансионом, хозяева милейшие люди. А в скором времени я вас сам навещу. Запомнили адресок?
– Да, спасибо. Что я вам должен?
– Обычно я беру за визит три рубля. Нет-нет, – предупредил доктор желание Грекова достать бумажник, – потом рассчитаемся, не к спеху. Вы же не на день-два приехали, так? Идите, устраивайтесь. И сегодня же купите себе панаму или соломенную шляпу: днем у нас сильно печет… Да, чуть было не забыл, хозяевам обязательно скажите, что вы от доктора Борилло.
В доме на Почтовой Федора ласково встретил подслеповатый чистенький старичок, проводил наверх, показал мансарду.
– Недорого, поверьте, совсем недорого… – бубнил старичок, часто моргая выцветшими глазками. – А уж мы с супругой вас и накормим, и бельишко постельное поменяем, и гостями не интересуемся.
– Хорошо, я согласен. – Греков заплатил ему за неделю вперед, попросил, если можно, приготовить на обед овощей и рыбы, разложил свои вещи, потом снова отправился в город.
Пока все вроде бы нормально: пришел по адресу, сказал пароль, услышал ответ. И товарищам успел дать знать о своем приезде. В кармане его пиджака лежат паспорт на имя Глазова, маленький плоский браунинг, с которым не расставался Базырев – Бакли, а деньги, привезенные с собой, Федор надежно спрятал, отодрав доски обшивки потолка мансарды и засунув в образовавшуюся дыру сверток. Доски он потом аккуратно поставил на место.
Ну, где здесь табачная лавка? Надо зайти купить папирос и сообщить, что обстоятельства несколько изменились: доктор Борилло не оставил его у себя, как ожидали товарищи, отправляя Федора из Екатеринослава в этот городок.
В лавке – прохладном сводчатом полуподвале, казалось, насквозь пропахшем сухим табачным листом, – Греков спросил у стоявшей за прилавком пожилой дамы в строгом темном платье папирос «Дружок» или "Дели".
– Вы приезжий? – полуутвердительно спросила дама. – У нас таких не бывает. Могу предложить "Сальве".
– Не очень крепкие? – улыбнулся Федор.
Сзади звякнул колокольчик на входной двери, в лавку вошел молодой парень в потертой матросской куртке, встал у прилавка рядом с Грековым.
– Айвор Янович прислал привет, – тихо сказал он. – Можете не опасаться, говорите свободно, продавщица наш человек.
– Поселили на Почтовой, два. Дайте связь, – ответил Федор, беря папиросы. – За мной никого?
– Нет. Дом возьмем под наблюдение, о связи подумаем, пароль остается прежний. Постарайтесь, чтобы они вас не изолировали. Чаще приходите за папиросами. Идите, я задержусь…
Выйдя на улицу, Греков огляделся: никого, даже нет прохожих, словно городок вымер в часы зноя. Похоже, что доктор Борилло предоставил ему полную свободу действий. Или это ловкий ход, усыпляющий бдительность приезжего, рассчитанный на притупление чувства опасности? А может быть, наоборот – хотят взвинтить нервы до предела, заставить выдать себя каким-либо неосторожным шагом, жестом, словом?
Вернувшись на Почтовую с обновкой – большой соломенной шляпой, Греков попросил согреть ему воды, помылся с дороги, отобедал, похвалив кулинарное искусство хозяйки дома – дородной седой старухи с крючковатым носом, назвавшейся Гликерией Николаевной, и поднялся к себе.
Потекли дни, похожие один на другой, как близнецы-братья: Федор вставал, пил чай, отправлялся на пляж, купался, загорал, заходил в табачную лавку за пачкой папирос, потом выпивал в подвальчике стаканчик молодого, чуть кисловатого легкого вина, обедал, спал, вечером гулял в небольшом городском саду.
Зашел доктор Борилло. Снова осмотрел Федора, ободряюще похлопал его по крепкому, уже покрывшемуся красноватым загаром плечу, взял шесть рублей за два визита – деньги, по местным ценам, немалые, – обещался зайти еще, присоветовав на прощанье уменьшить дозу брома. И ни слова о деле, которое привело сюда Грекова – Глазова…
В ту ночь Федор опять почти не сомкнул глаз – успевал выспаться днем, отдыхая после обеда. За полночь, услышав скрип половиц у лестницы, ведущей к его комнате в мансарде, он бесшумно встал, достал из-под подушки браунинг и притаился за дверью.
Кто-то тихо прокрался по ступенькам, остановился с другой стороны двери – Федор слышал сипловатое дыхание, – дверь тихо распахнулась, и в комнату вошел человек в длинном темном плаще с капюшоном.
Сделав шаг вперед, Греков оказался за спиной незнакомца и, уперев ему в левую лопатку ствол пистолета, шепотом приказал:
– Не двигаться!
– Не делайте глупостей! – ответил незнакомец по-английски. – Уберите оружие.
– Кто вы? – подталкивая незнакомца стволом браунинга, Федор заставил его сделать шаг вперед, ближе к окну, из которого падал свет луны.