Страница 44 из 55
К коллегии готовилась не только прокуратура, готовился к ней и Гдлян, но по-своему. В день ее проведения здание прокуратуры блокировали пикетчики с транспарантами и плакатами в поддержку Гдляна и требованиями отставки руководства прокуратуры. Мы уже к ним как-то привыкли и не обращали внимания.
Коллегия началась ровно в десять часов. Зал заседаний был полностью заполнен прокурорскими работниками, корреспондентами.
За столом коллегии, кроме ее членов, разместились сопредседатели съездовской комиссии Р. Медведев, В. Ярин, народные депутаты СССР И. Игнатович, Ю. Соколова, Б. Сафаров и независимый наблюдатель — прокурор, назначенный Верховным Советом СССР, Э. Мартинсон. Сухарев объявил повестку работы коллегии, сообщил, кто на ней присутствует. Кажется были все в сборе, кроме двоих — Гдляна и Иванова.
Заместитель начальника организационно-контрольного управления Янюшкин сообщил, что приглашения им обоим своевременно высланы.
Сообщение Ячюшкина дополнил заместитель Генерального прокурора СССР Я. Э. Дзенитис. Он рассказал, что по поручению А. Сухарева он пригласил на беседу Гдляна и Иванова. Оба явились. Им было сообщено о предстоящей коллегии и предложено явиться на нее. Гдлян ответил, что никаких пояснений они не собираются никому давать и на коллегию не явятся. Здесь я должен уточнить, что Гдлян и Иванов в то время состояли в штате прокуратуры, однако фактически следствием, другой работой не занимались.
Я. Дзенитису оба заявили, что не будут расследовать уголовных дел, не будут принимать их к своему производству. Являясь народными депутатами, они заняты более важными делами.
Видимо, как я для себя отметил, бороться с мафией они решили на митингах и собраниях.
После короткого обмена мнениями члены коллегии признали возможным работать в отсутствии Гдляна и Иванова, которые еще раз показали свою боязнь вступать в полемику с пррфессионалами.
Сухарев предоставил мне слово. Я вышел за трибуну, за которую выходил уже много раз. Однако на некоторое время меня охватило волнение. Правда, я с ним быстро справился, попросил для сообщения 30–40 минут. Сухарев ответил, что это слишком много, но все-таки согласился с просьбой. Говорил я час и пять минут. Никто меня не остановил. Уже после коллегии Александр Яковлевич мне скажет, что я обрушил на присутствующих такую информацию, о которой никто раньше не слышал, поэтому он и не останавливал меня.
Я и сам чувствовал по залу, как сидящие в нем с интересом и внимательно слушали сообщение. А сказать было что. До коллегии нам удалось систематизировать основные методы работы Гдляна, его группы и формы беззакония, мы располагали обширным фактическим материалом. Выступление на коллегии явится потом основой представления в Верховный Совет СССР.
После сообщения на меня посыпался град вопросов. Меня постоянно переспрашивали: «Действительно ли это все было?» Пришлось снова говорить о незаконных семейных арестах, о фальсификации доказательств, о принуждениях на допросах, об арестах депутатов без ведома и согласия на то соответствующих Советов, о недостаче вещественных доказательств и многом другом.
Подробно я остановился на недостатках прокурорского надзора, на порочности широко распространившейся в то время практики получения следователями прокуратуры СССР санкции на аресты у прокуроров на местах, которые никакого надзора за следствием не осуществляли. Привел пример с Титоренко А. Тот сначала работал заместителем прокурора Хорезмской, а потом Ташкентской области. Он дал более 50 санкций на арест Гдляну и его следователям, 47 из них в последующем признают незаконными. Людей освободят из-под стражи, признают невиновными. Он даст санкции не только на арест жителей указанных двух областей, но и лиц, проживающих далеко за их пределами.
Титоренко в Узбекистане начинал свой путь со следователя одной из групп, а потом уже был назначен заместителем прокурора. В гдляновской группе его называли «карманным» прокурором из-за того, что сам являлся в кабинеты следователей для дачи санкций с печатью в кармане. Он явно превысил свои служебные полномочия, а в ряде случаев допустил халатность. Мы предъявили ему обвинение и приготовили материалы дела для направления в суд. По известным причинам оно тоже будет потом прекращено.
На коллегии я привел и другой пример, когда Гдлян принуждал, вплоть до угроз, местных прокуроров к санкционированию ему арестов вопреки установленному порядку. Об этом нам на допросах подробно поведал бывший прокурор Шахрисабзского района Хуррамов Шариф.
В ноябре 1984 года Ш. Хуррамов вместе со своими помощниками и следователями будет выселен из здания районной прокуратуры Гдляном. Им временно предложат занять несколько кабинетов в городской прокуратуре. Выселение они между собой называли «временной оккупацией». Одновременно Гдляном были «оккупированы» здания районного отдела милиции, изолятора временного содержания. У входа в районную прокуратуру, милицию и ИВС Гдлян выставил вооруженную охрану из военнослужащих. Вход в них местным работникам был запрещен.
Далее Ш. Хуррамов вспоминает: «14 ноября 1984 года утром ко мне в кабинет зашел Гдлян и предупредил, чтобы я все время находился в кабинете. Для какой цели, он не сказал. Около 16 часов на дороге перед прокуратурой остановилось около десятка легковых автомобилей. Ко мне в кабинет зашел Гдлян и дал мне постановление об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу гражданина Абдуллаева Файзулло и сказал: «Подпиши, поставь печать». Абдуллаева я ни тогда, ни сейчас не знал и не знаю, что он совершил, мне не было известно. Я разъяснил Гдляну, что прежде чем дать санкцию на арест, я должен ознакомиться с материалами уголовного дела и побеседовать с тем, кого арестовываю, таков порядок. На это Гдлян мне сказал: «Посмотри в окно — сколько там стоит автомашин и вертолет нас ждет. Давай подпиши и ставь печать, нам некогда». Я знал, что Гдлян является следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, что было отражено и в предъявленном им постановлении, он властно требовал дать санкцию на арест и требовал дать немедленно, так как спешил. У меня не было времени подумать, как поступить и посоветоваться с прокурором области, и не было сил отказать Гдляну. Санкцию на арест Абдуллаева я дал и поставил печать…»
Потом Хуррамов скажет, что он хорошо понимал и осознавал допущенное им нарушение, но не мог противостоять Гдляну, не мог не выполнить его требований. В то время тот пользовался в Узбекистане неограниченной властью.
В последующем Хуррамов аналогичным образом даст Гдляну еще пять санкций на арест.
3 декабря в кабинет Хуррамова придет Иванов и потребует санкцию на арест женщины. Тот ему ответит: «… У нас не принято арестовывать женщин, у них, как правило, много детей». Прокурор вновь напомнил Иванову о порядке дачи санкций. Тот, уходя, в сердцах бросил: «Ну, тогда попозже поговорим».
После ухода Иванова Хуррамов, дабы не встречаться с московскими следователями и не арестовывать женщину, уехал с проверкой в дальние колхозы района. Около часа ночи вернулся домой. Жена с испугом сообщила, что его разыскивают московские следователи.
3 декабря утром он встретился с Гдляном и тот стал выяснять, где был Хуррамов ночью, что делал, с кем встречался.
«Тут Гдлян властно потребовал дать санкцию на арест Каримовой Зубайды — дочери А. Каримова. Я опять напомнил Гдляну о порядке дачи санкции — для чего нужно мне изучить материалы уголовного дела и побеседовать с обвиняемой (задержанной). Гдлян сказал: «Мы из Генеральной прокуратуры, ты нам не веришь». Мне пришлось дать санкцию на арест Каримовой Зубайды без ознакомления с уголовным делом».
Конечно, Ш. Хуррамова и близко не подпустили к материалам следствия. Не мог он проконтролировать и законность содержания под стражей Каримовой. Его не пускали в изолятор временного содержания, где находились арестованные. Он не мог с ними беседовать, не мог выполнять свои прокурорские обязанности.
История с Хуррамовым не единственная, когда Гдлян уходил из-под жесткого прокурорского надзора. Мне рассказывали и такие факты, когда Гдлян и Иванов подсовывали прокурорам на подпись документы, не показывая напечатанного в них текста. Просто, оказывая давление, говорили: «Вот здесь распишись и все, читать не обязательно».