Обвиняется президент

Горбачеву все сошло с рук. Других за те же действия привлекают к суду. Как не сказать после этого, что дело носит явно политический характер. Носит, да еще какой!

Прокуратура России бросила на него все силы и словно не заметила, что чуть позже самый настоящий неконституционный захват власти с разгоном существовавших законных органов совершится в Чечено-Ингушетии.

Однако никакого следствия по нему не проводилось и не ведется. Может быть, потому, что нынешний Председатель Российского Верховного Совета Хасбулатов Р. — выходец оттуда, а коли так, то и не смей прокуратура нос совать туда, куда не велено.

Теперь у следствия остается последний довод, последний аргумент. Обвинить «путчистов» в захвате власти у президента СССР, устранении его от управления страной. На мой взгляд, это обвинение тоже весьма зыбкое, и вот почему.

Есть немало оснований полагать, что так называемый путч произошел с ведома и согласия Горбачева. Он сам предоставил возможность «испытать» крайние меры. (Думаю, в суде путчисты будут об этом говорить). Когда эти меры «не сработали», то будущие арестанты первыми ринулись докладывать президенту, что они не смогли ничего сделать.

Об участии Горбачева в заговоре против самого себя говорит и тот факт, что он не был фактически отстранен от власти, не был изолирован. Так называемое блокирование Фороса скорее всего напоминает опереточную бутафорию или плохо разыгранный спектакль. Работники КГБ, выезжавшие в Крым с проверкой, прямо потом констатировали — погранвойска участия в заговоре не принимали, не было и изоляции Горбачева от внешнего мира.

Это один момент. Другой, не менее важный факт — заявление вице-президента Янаева на прессконференции, когда он сообщил, что вводимые им меры носят временный характер. С Горбачевым он находится в дружеских отношениях и будет с ним еще долго вместе работать.

Генеральный прокурор Степанков рано обольщается теми доказательствами, которые сейчас есть в деле. Он молод не только по возрасту, но и на прокурорской стезе. Его угодливость и попытка отличиться, «войти в историю» скорее всего обернутся для него обратным эффектом, потерей должности и презрением в народе, а может быть, и большим. Для этого оснований достаточно. Речь идет не только о деле путчистов, но и о его безнравственной и противоречащей закону позиций, связанной с арестами и уголовным преследованием на территории России рижских, литовских омоновцев.

Здесь Степанков, соглашаясь с арестами и давая указание работникам МВД об их исполнении, явно превысил свои служебные полномочия. Имя его в общественном сознании также стало нарицательным.

В деле о заговоре он допустил еще одно грубое беззаконие, соединив материалы следствия и обвинения в отношении Лукьянова А, водно производство со следствием и обвинением других «путчистов». Я глубоко убежден, что прокуратура не располагает доказательствами виновности Лукьянова А. О каком захвате власти может иди речь с его стороны, когда он в государстве по Конституции занимал высший пост — председателя Верховного Совета СССР? Законно был избран на него и занимал пост до последнего момента. Надо ли ему захватывать власть, когда она находилась у него?

Арест Лукьянова А. носит чисто политический характер. Расправа с ним на совести Горбачева, Ельцина, Степанкова и Трубина. Лукьянова изолировали не потому, что он был замешан в путче. Его убрали, и сделали это на глазах народных депутатов, публично, при скоплении большого числа людей, чтобы психологически, морально подавить народных избранников, подавить всякую их сопротивляемость президентам, их неуемному стремлению к авторитарной власти.

Изоляцией Лукьянова устраняли одно из серьезнейших препятствий на пути разгона Верховного Совета СССР и съезда народных депутатов СССР. Эти органы обезглавили, сделали неработоспособными и по существу похоронили.

История этого не простит, авантюризм должен быть наказан, ибо за него мы уплатили слишком большую цену.

С изоляцией Лукьянова А. действительно торопились. Доказательства его вины не было. Ему предъявили обвинения, поэтому Степанков дал указание сначала задержать его в качестве подозреваемого. Этот беззаконник в прокурорском мундире словно забыл или не знал, что оснований для задержания в порядке ст. 122 УПК РСФСР не имелось. Думаю, необходимо для ясности воспроизвести содержание статьи. В ней прямо указано, что орган дознания вправе задержать лицо: если оно застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения; когда очевидцы, в том числе и потерпевшие, прямо укажут на данное лицо, как на совершившее преступление; когда на подозреваемом или на его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления; и последнее — если подозреваемый не имеет места жительства или покушался на побег.

Ни одного из этих требований нельзя применить к задержанию Лукьянова А. Его вину необходимо было дказать, предъявить обвинение, если для этого имелись основания, и только затем арестовать.

Названный случай далеко не единственный пример грубого попрания Степанковым прокурорской этики и законности. В январе 1992 года «Независимая газета» сообщила об одном из его выступлений в Перми, в котором он сказал, что судьба всех арестованных по делу ГКЧП предрешена.

Осталось только глубоко сожалеть, что эти слова принадлежат прокурору России, лицу, наделенному полномочиями по осуществлению высшего надзора за исполнением законов.

По своей же сути они — свидетельство вопиющего правового нигилизма и невежества, неуважение основополагающего принципа правосудия, «презумпции невиновности». Заявляя подобное, Степанков предрешил вопрос о доказанности вины арестованных и их ответственности. Недопустимо взял на себя функции суда.

Подобная позиция Генерального прокурора — весьма опасный симптом его необъективности в расследовании и надзоре за следствием по делу об августовских событиях, что дает основание утверждать: истина не установлена и может произойти непоправимая ошибка. Поэтому давно и вполне справедливо ставится вопрос о профессиональной непригодности Степанкова, о неуместности его нахождения на столь высоком посту.

Говоря о нарушении законности по делу о путче, не могу не вспомнить обстоятельства, связанные с производством обыска в доме и на даче у народного депутата СССР Фалина. Сообщение об этом самого Фалина на сессии Верховного Совета СССР в конце августа 1991 года вызвало у депутатов явный шок. Многие понимали, что они, народные избранники, являются заложниками Генерального прокурора Степанкова, никто из них не защищен законом.

Трубин, выйдя на трибуну, заявил, что ему об обыске ничего не известно, попросил время для проверки и последующего доклада сессии. Поручение о проверке дали и Комитету по законности. Казалось, истина и справедливость будут восстановлены. Но это только казалось. На вечернем заседании по поручению Комитета по законности с сообщением о результатах проверки выступил народный депутат СССР, профессор, доктор юридических наук, научный сотрудник Института государства и права Академии наук СССР Яковлев А. М. Я слушал его сообщение и мне было стыдно за профессора, прослывшего ярым поборником демократии, защитником прав и законных интересов, свобод граждан. Сколько громов и молний он выпустил ранее на прокуратуру СССР, сколько критики и обвинений по поводу ее консерватизма и прочих грехов! Здесь же на трибуне стоял другой Яковлев, уже не громовержец, его словно подменили. Здесь стоял адвокат прокуратуры России. Он сообщил, что обыск у Фалина действительно произвели следователи с санкции заместителя Генерального прокурора РСФСР Лисова Е. Согласие на это у Верховного Совета СССР не истребовали. По мнению прокуратуры, как сказал Яковлев, в законе о статусе народного депутата СССР сказано, что депутат не может быть подвергнут личному обыску, его жилище, служебное помещение, занимаемое им, также не могут быть досмотрены без согласия Верховного Совета. Прокуратура сослалась на то, что в законе не сказано о необходимости получения согласия на обыск, поэтому она его и произвела. После этого, чтобы избежать в будущем каких-либо недоразумений, как выразился Яковлев, он предложил сессии принять поправку к закону, дополнив его словами о необходимости получения согласия и на производство обыска. На этом вопрос был исчерпан.