Все будет хорошо

— Все ясно, Сережа. — Она была спокойна каким-то спокойствием жертвы. — Я тебе уже сказала — нам ничего не нужно.

— Мы ведь продали твою квартиру, когда покупали машину, так? — Это спокойствие его раздражало. И раздражало то, что она ничего не просила, не требовала, не упрекала его, даже не плакала. — Почему я не могу купить тебе другую квартиру?

— Потому, что я не хочу другую. — Она тупо уставилась куда-то в пол, чувствуя, как в груди нарастает какой-то ком.

— Или я отдам тебе машину. — Сергей снова попытался заглянуть ей в глаза.

— Мне не нужна твоя машина, — прошептала она чуть слышно.

— Хорошо. — Он вспыхнул. — Хорошо! Живи здесь! Если тебе так хочется! Я могу жить с Ликой где угодно!

— Сережа, ты меня не понял — я вообще ничего от тебя не хочу — Она обхватила голову руками, упершись локтями в колени. Только бы не упасть в обморок. Она чувствовала, что еще немного и она не выдержит. Не выдержит.

— Ну, перестань. Брось. — Он сбавил тон и в который раз попытался заглянуть ей в лицо. Сел на корточки, совсем так, как вчера перед Ликой. — Ну, Нина! Так получилось. Пойми, ну, пойми меня. Я тебя очень прошу. Ну что ты молчишь? Я сам не знаю, как это случилось. Но уже ничего не изменишь.

Она молчала. Отчаявшись добиться от нее чего-либо, он встал и с досадой отряхнул брюки.

— Вот деньги. На первое время. — Она услышала, как что-то звякнуло. Потом он вышел. Еще какие-то звуки. Она поняла, что захлопнулась входная дверь. Она все сидела на Димкиной кровати в каком-то оцепенении. Где-то внизу во дворе с силой саданули дверцей, вспутнутые голуби захлопали крыльями, просвистели мимо окна. В гулкой утренней тишине двора был слышен каждый звук. Машина рванула с места, взвизгнув покрышками. «Уехал», — поняла она.

Какое-то время она еще сидела, затем подошла к окну и посмотрела вниз. Машины не было, он действительно уехал. На комоде, придавленные помятой Димкиной юлой, лежали деньги. Она взяла их и машинально пересчитала. Тысяча долларов. Плата за операцию. Плата за предательство. Она равнодушно положила их обратно. Вспомнила, как вчера врач говорила о каких-то хламидиях и герпесе, которые у нее нашли. Она могла заполучить их только от него. Значит, он и раньше… Просто она не знала. Ком все стоял у нее в груди, но теперь прибавилось еще и чувство омерзения. На непослушных ногах она добрела до кухни и поставила чайник. Она сама не знала, зачем это сделала. Есть совершенно не хотелось. Просто нужно было что-то делать. Она вспомнила, как в гимнастике ее учили держать удар. Даже если ты оступилась, упала, сделала все неправильно, ты должна подняться с улыбкой. Улыбаться судьям. Улыбаться залу. Улыбаться сквозь слезы. Держать удар. Она машинально налила себе чашку кофе. Но пить его не стала. Просто сидела и держала чашку в руках. Остывающий кофе приятно согревал. Очень странно, что в разгар лета у нее были такие ледяные руки. Она не понимала, сколько прошло времени — час, два, пятнадцать минут?

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Нина несколько секунд сидела с таким видом, будто не понимала, откуда идет звук. Потом поднялась и сняла трубку. «Это звонит Сережа, — была ее первая мысль, — он сейчас приедет. Мне приснился весь этот кошмар».

— Але, але! — надрывалась трубка. — Нинка, это ты? Ничего не слышно…

— Это я, — бесцветным голосом ответила она. — Это я, Вася.

Татьяну Васильеву еще с первого курса института никто не звал иначе, как Вася. Кто первый ее так назвал, сказать трудно, но имя прижилось, и теперь, когда мать звонила ей из родного Днепропетровска и называла Танечкой, она с трудом вспоминала, что Танечка — это она и есть. Высокая, ширококостная, кудрявая шатенка, Вася была сангвиником в чистом виде. С Ниной они познакомились, когда Герка привел ее к Нине на занятия. «Вот, Ниночка, девушка похудеть хочет», — рекомендовал он. Вася занималась в секции пулевой стрельбы, и дома, в общежитии, изнуряла себя всевозможными диетами. Сбросив пару килограмм, она держалась до первой посылки из дому, а потом все начиналось снова. Герка, встречавшийся с Васей и никогда не умевший держать язык за зубами, тут же выложил ей, что «Серега крутит шуры-муры с одной белобрысой скакалкой». Васька, которая все время страстно мечтала похудеть, ужасно заинтересовалась и явилась к Нине на занятия. После тренировки они всей компанией отправились в кафе, где Васька, перед которой стоял одинокий стакан минеральной воды, убитыми глазами наблюдала, как остальные поедают мороженое со взбитыми сливками. Наконец она не выдержала. Подошла к стойке и заказала себе то же самое. Под ироническими взглядами Сергея и Герки она демонстративно шмякнула свою двойную порцию на столик. Пока мальчишки переглядывались, Нина наклонилась к Татьяне.

— Танечка, вы ешьте. Не обращайте внимания на этих придурков. — Она кивнула в сторону ухмыляющегося и корчащего рожи Герки. — Завтра, на тренировке, вы пять раз по столько потеряете.

— Нина, скажите… — Она перешла на шепот, чтобы Герка ее не слышал. — Я похудею?

— Это неправильный вопрос. Слушай, давай на ты? — Васька кивнула. — Так вот. У тебя родители крупные?

— Ну… — Васька задумалась. — Такие, — покивала она, — хорошие… Особенно папа.

— И ты с детства не худая.

— Да что-то я не помню, чтобы была худая. — Васька, похоже, расстроилась.

— Ну, что ты, Тань. — Нина накрыла ее руку своей. — Не горюй! Толстая ты уже не будешь, если хочешь заниматься. Только на весы я тебе смотреть не рекомендую.

— Почему?

— Потому, что вес ты можешь даже набрать. Но это за счет того, что мышцы будут расти. А жира совсем не будет, это я тебе гарантирую. — Она неожиданно подмигнула Ваське и подтолкнула ей вазочку с мороженым. — Ешь!

Они очень быстро сдружились. Вася делала быстрые успехи в своей стрельбе. Сначала она пошла туда, когда всем первокурсникам предложили выбрать секции для занятий физ-подготовкой. В институте, где учились Сергей Кузнецов, Гера Томашевский и Татьяна Васильева, не было общих для всех занятий физкультурой. Каждый выбирал себе секцию по своим вкусам и способностям. Татьяна Васильева выбрала, честно говоря, по лени — бегать, прыгать она не любила, идти на гимнастику с ее фигурой было просто смешно, скалолазание тоже не привлекало, на шахматы брали только разрядников… Оставались плавание, фехтование или стрельба. Соседки по комнате очень потешались над ней, когда она выбрала стрельбу. Но очень быстро над Татьяной Васильевой перестали подшучивать. Она попала, что называется, в яблочко — оказалась прирожденным стрелком. К концу второго курса у нее был уже первый разряд. На третьем курсе Татьяна проводила в тире почти все свободное время, но к весне, когда все девчонки дружно стали примерять мини-юбки и легкомысленные топики, она загрустила. Набранные за зиму килограммы выпирали во всех местах. Герка с пятого курса, кажется, не обращал на это никакого внимания, но Васька молчала и мрачнела, пока он сам не определил причину ее плохого настроения.

— Вась, ты что, на диету опять села?

Она искоса посмотрела на него — не смеется ли? — и осторожно кивнула.

— Ну и как?

— Что как? — не поняла она.

— Не раздавила?

— Что раздавила?

— Диету свою, дурочка!

Васька размахнулась и сумкой с тетрадками треснула Герку по спине. Тут он и придумал, вместо того чтобы устраивать на улице борьбу сумо, сходить на занятия к Серегиной подруге, посмотреть, попробовать.

К окончанию института Гера предложил Ваське жить вместе, Она легко согласилась, Нина же призналась ей как-то, что ожидала от Герки другого.

— Ты что думаешь, он мне в загс предложит пойти? — смеялась Васька. — Да он больше всего на свете боится печати в паспорте!

— А он не боится, что когда-нибудь ты его пристрелишь?

— Боится, конечно. Вот поэтому и не говорит лишнего.

Когда Гера и Сергей начали свое дело, Васька почти каждый вечер приезжала к Нине — помочь с Димкой, поболтать о своем, о девичьем. Герка с Сергеем до ночи пропадали на своем складе, не гнушаясь никакими заработками, сами разгружали, сами подключали оборудование. И когда наконец появились деньги на собственное жилье, решили купить две квартиры в новом доме. Сначала даже хотели на одной площадке, но таких вариантов уже не оставалось; и они купили в одном подъезде — Сергей с Ниной на четвертом этаже, а Герка — на седьмом. У Нины с Васькой образовался даже своего рода ритуал — гулять по вечерам вместе, а утром, отведя Димку в сад, Нина поднималась к Ваське пить кофе. Тем более, что Васька сейчас не работала — она была на шестом месяце.