Седьмой сын

– Вот уж не знал, что ты счетовод, – заметил он.

– А я никогда не думала, что ты увлекаешься лекарствами, – парировала она. – Или ты пришел поглазеть на чудо-девочку, которая умеет складывать и вычитать?

О да, язычок у нее был подвешен дай Боже. Многие люди чувствуют себя неудобно при виде остроумной девицы: они-то ожидают, что девушка опустит глаза, заговорит еле слышно, послушно, бросая робкие взгляды из-под густых ресниц. В Пэгги не было ничего от юной леди. Она открыто смотрела на Сказителя.

– Я явился не затем, чтобы меня исцелили, – объяснил Сказитель. – И не за предсказанием будущего. И даже не затем, чтобы ты проверила мои счета.

Ну вот. Получив прямой, незамысловатый ответ, увидев, что стоящий перед ней человек не смутился, она сразу улыбнулась – подобной улыбкой снимаются чары с заколдованных принцев.

– Да, вряд ли тебе требуется что-то посчитать, – сказала она. – Ноль плюс ноль равно ноль, если я не ошибаюсь.

– Ошибаешься, Пэгги, – возразил Сказитель. – Я владею всем этим миром, правда, люди постоянно задерживают с оплатой по счетам.

Она опять улыбнулась и отложила бухгалтерию доктора в сторону.

– Я проверяю его счета раз в месяц, а он возит мне книги из Дикэйна.

Она принялась рассказывать о том, что недавно прочитала, и Сказитель увидел, как сердце ее тоскует по далеким краям, раскинувшимся за рекой Хатрак. Подметил он и кое-что другое: она, будучи светлячком, успела узнать живущих в округе людей, а потому решила, что в дальних краях живут только те, у кого сердце как бриллиант, кто не разочарует девочку, которая умеет заглядывать в самую глубь души.

Она молода – этим все сказано. Со временем она научится любить то добро, что рядом с ней, и прощать остальное.

Вскоре появился доктор, и Сказитель немного поболтал с ним. День клонился к вечеру, когда Сказитель наконец вновь остался наедине с Пэгги и смог задать вопрос, ответ на который так хотел узнать.

– Насколько далеко ты видишь, Пэгги?

Усталость, словно толстый бархатный занавес, упала на ее лицо.

– Надеюсь, ты не посоветуешь мне приобрести очки, – сказала она.

– Я просто вспомнил одну девочку, которая когда-то написала в моей книге: «Творец на свет появился». Я вот думаю, следит ли она еще за тем Творцом, оберегая каждый его шаг.

Она отвернулась, уставившись на высокое окно, закрытое огромной занавеской. Солнце почти село, а небо посерело, но лицо Пэгги было исполнено светом – Сказитель видел, как она источает его. Порой не обязательно быть светлячком, чтобы распознать, что творится в человеческом сердце.

– Кроме того, я засомневался, видел ли тот светлячок кровельную балку, которая однажды упала на мальчика, – продолжал Сказитель.

– Может, и видел, – ответила она.

– И случай с жерновом…

– Все возможно.

– А не та ли девочка каким-то образом расщепила балку на две половинки, и не она ли проделала в жернове трещину, так что некий старый сказитель увидел свет лампы сквозь толщу камня?

На глазах ее заблестели слезы. Не то чтобы она готовилась вот-вот разрыдаться, нет – она словно смотрела на яркое солнце, и резкий свет заставил капельки влаги навернуться на глаза.

– Берешь сорочку младенца, растираешь ее кусочек, и сила мальчика переходит тебе. На пару-другую творений хватит, – тихо объяснила она.

– Но теперь ему самому кое-что известно о собственном даре, и он способен помешать твоим действиям.

Она кивнула.

– Наверное, чувствуешь страшное одиночество, когда смотришь на него отсюда, из этой дали, – промолвил Сказитель.

Она помотала головой.

– Я вовсе не одинока. Вокруг меня постоянно толкутся люди. – Она подняла глаза на Сказителя и криво улыбнулась. – Проводить время с мальчиком, который ничего от меня не требует, – настоящее облегчение, потому что он даже не ведает, что я существую.

– Зато ведаю я, – напомнил Сказитель. – Но мне от тебя тоже ничего не нужно.

– Старый врунишка, – улыбнулась она.

– Ну ладно. Я и в самом деле хотел попросить тебя кое о чем, но не для себя. Я сошелся с этим мальчиком и, пусть я не умею заглядывать в сердца, как это делаешь ты, близко узнал его. Мне кажется, я догадываюсь, кем он может стать, что он может сделать. Поэтому хочу сказать: как только тебе потребуется моя помощь, любая помощь, пошли за мной. Просто напиши, что я должен сделать, и, если это будет в моих силах, я помогу.

Она не ответила, даже не посмотрела на него.

– Пока что ты обходилась без посторонней помощи, – произнес Сказитель,

– но он научился выносить самостоятельные решения, и ты не всегда можешь поступать так, как ему нужно. Опасности, которые угрожают ему, не ограничиваются тем, что что-то может свалиться ему на голову или поранить его. Теперь он сам решает, что ему нужно, а что нет – вот где таится настоящая опасность. Я пытаюсь сказать тебе, если ты увидишь подобную угрозу и тебе понадобится моя помощь, – я приду, ничто меня не остановит.

– Это утешает, – проговорила она.

Ее слова были достаточно честны – Сказитель видел это. Но вместе с тем чувствовала она куда больше, чем хотела показать, – это он тоже знал.

– Прежде всего должен тебе сообщить, что он едет сюда, первого апреля он поступит в ученики к кузнецу.

– Я знаю, что он едет, – кивнула она, – только к первому апреля он сюда не доберется.

– Да?

– В этом году ему не суждено стать подмастерьем.

Тревога за судьбу мальчика защемила сердце Сказителя.

– Похоже, я действительно пришел сюда, чтоб узнать будущее. Что его ждет? Какая у него будет судьба?

– Произойти может что угодно, – ответила она. – Гадать здесь бесполезно. Я вижу, как жизнь разделяется перед ним на тысячи дорог. Лишь некоторые ведут мальчика сюда к апрелю, но большинство могут закончиться его смертью от томагавка краснокожего.

Сказитель наклонился над письменным столом доктора и накрыл ладонями ее руки.

– Он будет жить?

– Пока мое тело дышит, – сказала она.

– И мое, – кивнул он.

Секунду они сидели в тишине, ощущая касание рук, глядя друг другу в глаза. Потом она вдруг звонко рассмеялась и отвернулась.

– Обычно, когда люди смеются, до меня доходит соль шутки, – намекнул Сказитель.

– Я просто подумала, насколько жалко мы с тобой выглядим по сравнению с полчищами врагов, с которыми суждено столкнуться мальчику.

– Верно, – согласился Сказитель. – Но ведь мы стоим на стороне добра, и вся природа действует с нами заодно.

– В том числе и Господь Бог, – твердым голосом добавила она.

– Я бы этого не сказал, – пожал плечами Сказитель. – Всякие проповедники и священники возвели вокруг него столь плотный забор доктрины, что бедняге Господу и повернуться трудно. Теперь, когда Библия истолкована согласно их желаниям, они не дадут ему слова сказать, не говоря о том, чтобы продемонстрировать свою силу миру.

– Много лет назад в рождении седьмого сына седьмого сына я узрела его руку, – ответила Пэгги. – Если хочешь, назови это силами природы, ты ведь всевозможных знаний набрался от философов и магов. Я знаю одно: мы с этим мальчиком связаны так крепко, будто появились на свет из одной и той же утробы.

Сказитель вовсе не планировал следующего вопроса, он сорвался с губ сам собой:

– И ты радуешься этому?

В глазах ее проступила неизмеримая печаль.

– Редко, – произнесла она.

Она выглядела такой усталой – Сказитель ничего не мог с собой поделать. Он обошел вокруг стола, встал рядом и крепко прижал ее к себе, как отец прижимает дочь. Он держал ее в объятиях довольно долго. Плакала ли она или о чем-то думала, он не мог сказать. Ни слова не было произнесено. Наконец она отстранилась и вернулась к своим счетам. А он, так и не промолвив ни слова, вышел из дома.

Покинув Пэгги, Сказитель направился прямиком в гостиницу, чтобы поужинать. Ему предстояло рассказать пару-другую историй и исполнить кое-какую работу по дому, чтобы оплатить стол и кров. Однако все его рассказы блекли по сравнению с той историей, которую он не мог поведать, по сравнению с историей, конца которой он не знал.