Седьмой сын

Все произошло согласно его желаниям. Половинки камня немедля прыгнули обратно навстречу друг другу, как иголка прыгает к магниту, и жернов вновь стал целым.

Громадная вытянувшаяся тень покрыла следы Элвина. На самом деле только одна, правая нога Элвина попала под камень. Его левая нога, подвернувшись, оказалась вне досягаемости. А вот правая легла так, что жернов захватывал по меньшей мере два дюйма голени. Поскольку Элвин продолжал подтягивать ногу к себе, падающая громада, защемив, протолкнула ее немного вперед. Она содрала огромный кусок кожи и мускулов, дойдя до самой кости, но всю ногу не отняла. Дело обошлось бы одной раной, если б не метла, попавшая под ногу. Камню, прижавшему голень Элвина к лежащей на земле метле, было достаточно легкого нажатия, чтобы переломать нижнюю кость ноги на две ровные половинки. Острые концы кости прорвали кожу и одновременно вышли сразу с двух сторон, словно тисками зажав палку метлы. И все же нога не осталась похороненной под жерновом, а перелом был чистым, кости не растерлись в ничто, попав под вес камня.

Воздух был наполнен треском камней, отчаянными криками мужчин, но весь шум легко перекрыл пронзительный, страдальческий крик маленького мальчика, который никогда не был так юн и хрупок, как в эту минуту.

Сказитель, поскольку находился ближе всех, первым заметил, что камень не захватил ног Элвина. Элвин попытался сесть и взглянуть на рану. То ли вид, то ли боль от нее окончательно сломили его, и он потерял сознание. Тут же его подхватили сильные руки отца – Миллер, стоявший дальше всех от места происшествия, двигался куда быстрее братьев Элвина. Сказитель попытался ободрить его, сказав, что, хоть кости и вышли наружу, перелом не опасен. Миллер поднял сына, но нога не поддалась, и боль была настолько ужасна, что Элвин бессознательно вскрикнул. Взяв себя в руки. Мера опустился на колени и, надавив на ногу мальчика, освободил ее от метлы.

Дэвид сжимал в руках ярко горящую лампу. Шагнув за порог, Миллер понес мальчика к дому, а Дэвид бежал рядом, освещая путь. Мера и Кальм было ринулись следом, но их окликнул Сказитель:

– В доме есть женщины, туда пошли Дэвид и ваш отец, – сказал он. – Но кому-то надо прибраться в мельнице.

– Ты прав, – кивнул Кальм. – Вряд ли в ближайшее время отец здесь появится.

При помощи шестов юноши немного приподняли жернов, чтобы Сказитель мог вытащить метлу и освободить веревки, привязанные к лошадям. Втроем они навели порядок внутри, поставили лошадей в конюшню и забрали из повозки инструмент и прочие вещи. Только после этого Сказитель вернулся в дом. Элвин к тому времени забылся сном в постели Сказителя.

– Мы подумали, ты не станешь возражать, – с беспокойством объяснила Энн.

– Конечно, нет, – ответил Сказитель.

Остальные девочки и Кэлли мыли тарелки, оставшиеся после ужина. В комнате, в которой раньше спал Сказитель, поджав губы, сидели пепельно-серые Вера и Миллер. На кровати лежал Элвин, нога его была туго перебинтована.

– Перелом оказался чистым, – шепотом объяснил Сказителю стоящий у дверей Дэвид. – Но рана… мы боимся заражения. Ему содрало всю кожу с передней части голени. Там кость видна, даже не знаю, как теперь это заживет.

– Вы приложили кожу обратно? – спросил Сказитель.

– Ту, что осталась, мы прижали к ране, а мама пришила.

– Все правильно, – кивнул Сказитель.

Вера подняла голову:

– Стало быть, ты и во врачевании кое-что смыслишь, Сказитель?

– Ровно столько, сколько смыслит человек, пытающийся делать, что в его силах, и живущий рядом с людьми, которые знают не больше его.

– Как могло так случиться? – произнес Миллер. – Почему? Ведь столько раз он мог пострадать, а оказывался жив-здоров. – Он поднял голову и поглядел на Сказителя. – А я начал подумывать, что мальчика и впрямь кто-то защищает.

– Защищает.

– Значит, защитник его подвел…

– Защитник сделал, что мог, – возразил Сказитель. – Я лежал рядом и видел, как падающий камень на секунду треснул. Еще немного, и нога Элвина осталась бы целой.

– Все в точности, как с той балкой, – прошептала Вера.

– И мне показалось то же самое, отец, – встрял Дэвид. – Но когда жернов упал и я увидел, что он цел, решил, что мне просто привиделось то, чего я очень желал.

– Сейчас в камне ни трещинки, – сказал Миллер.

– Да, – кивнул Сказитель. – И это потому, что Элвин-младший так решил.

– Ты хочешь сказать, он восстановил жернов? Дозволил, чтобы тот упал на него и повредил ногу?

– Я хочу сказать, что в ту секунду он не думал о ноге, – поправил Сказитель. – Его мысли были заняты ломающимся жерновом.

– О мой мальчик, мой милый мальчик, – пробормотала мать, нежно баюкая руку, которая безвольно лежала на простынях. Пальцы Элвина покорно сгибались, когда она на них нажимала, и тут же возвращались в прежнее положение.

– Возможно ли такое? – изумился Дэвид. – Чтобы камень треснул, а потом вдруг снова стал целым, и все за какое-то мгновение?

– Возможно, – ответил Сказитель. – Потому что это произошло.

Вера опять согнула пальцы своего сына, но на этот раз они не разогнулись. Наоборот, согнулись еще больше, сжались в кулак и уже потом тихонько распрямились.

– Он проснулся, – заметил отец.

– Пойду, поищу ему рому, – сказал Дэвид. – Это уймет боль. Вроде бы у Армора в лавке завалялась пара бутылок.

– Нет, – прошептал Элвин.

– Мальчик говорит «нет», – промолвил Сказитель.

– Да что он понимает, боль, наверное, адская…

– Он должен сохранить разум, – пояснил Сказитель, вставая на колени перед кроватью, справа от Веры, и наклоняясь над мальчиком. – Элвин, ты слышишь меня?

Элвин застонал. Вероятно, это означало «да».

– Тогда слушай внимательно. Твоя нога очень сильно повреждена. Кости сломаны, но их поставили на место – прекрасно заживут сами. Но содрана вся кожа, и хоть твоя мать пришила ее обратно, существует вероятность, что она отомрет, а следовательно, начнется гангрена, которая убьет тебя. Большинство хирургов отрезали бы ногу целиком, чтобы спасти тебе жизнь.

Элвин замотал головой по подушке, отчаянно пытаясь кричать. Но с губ его сорвался лишь негромкий стон:

– Нет, нет, нет!

– Своими разговорами ты только бередишь его! – сердито рявкнула Вера.

Сказитель посмотрел на отца, как бы спрашивая разрешения продолжать.

– Не пытай мальчика, – сказал Миллер.

– Есть одно присловие, – вспомнил Сказитель. – Не учит яблоня бука, как цвести, ни лев – коня, как жертву загонять.

– И что это означает? – спросила Вера.

– Это означает, что не мое дело учить его использовать силы, которые выше моего понимания. Но поскольку он сам ничего не умеет, я должен попробовать. Вы разрешаете?

Миллер на секунду задумался.

– Давай, Сказитель. Уж лучше пусть сразу узнает, что дела плохи, а исцелится он или нет – посмотрим.

Сказитель нежно зажал ручку мальчика в пальцах.

– Элвин, ты же не хочешь лишиться ноги, правда? Тогда подумай о ней, как ты думал о камне. Ты должен представить, что кожа на ноге снова нарастает и вновь крепится к кости, как было. Ты должен научиться. Времени у тебя много, все равно лежишь. Не думай о боли, думай о том, какой должна стать твоя нога. Она должна опять стать здоровой и сильной.

Элвин, сжимая веки, боролся с наступающей болью.

– Ты сделаешь это, Элвин? Сможешь попробовать?

– Нет, – выдавил Элвин.

– Ты должен бороться с болью, чтобы воспользоваться своим даром возвращать целостность.

– Не буду, – прошептал Элвин.

– Почему?! – воскликнула Вера.

– Сияющий Человек, – еле-еле ответил Элвин. – Я обещал ему.

Сказитель вспомнил, какую клятву принес Элвин Сияющему Человеку, и сердце его опустилось.

– Что еще за Сияющий Человек? – спросил Миллер.

– Э-э… видение, которое явилось к нему в раннем детстве, – раскрыл тайну Сказитель.

– А почему мы об этом никогда прежде не слышали? – удивился Миллер.