Попутчицы любви

— Да! Я тут узнала кое-что из ее биографии…

Люська тоже с утра развила бурную деятельность, и начала с того, что направила свои стопы к лицею, в котором учились Надя и Лиза. Когда она добралась до этого здания из розового кирпича, расположенного в «зеленой» зоне одного из московских парков, занятия в нем уже начались. Скучающий охранник из-за стеклянной перегородки у самого входа в учебное заведение устроил Люське долгий и нудный допрос — кто, откуда, да зачем, да кого надо. При этом он всем своим видом показывал, что не верит ни единому ее слову. Люська почувствовала, что начинает терять терпение.

— Послушайте, мне кажется, я уже рассказала вам всю свою биографию! В сотый раз повторяю: мне нужно поговорить с директором или завучем! — вспылила она. — У меня личное дело, понимаете? Настолько личное, что объяснения с вами сбивают мне все планы! Очень прошу — или пропустите меня внутрь, или попросите директора спуститься вниз.

— Директор занят.

— Тогда завуча.

— Завуч на уроке.

— Тогда…

— Не имею права пропускать посторонних.

Люська скрипнула зубами и уставилась на невозмутимого охранника с бессильной ненавистью. Он встретил ее взгляд, не дрогнув. Люська прищурилась, прикидывая, чем может для нее обернуться попытка сбить его с ног, но в это время со стороны лестницы послышался спокойный голос:

— Пропустите, Олег Платонович.

Охранник моментально ткнул у себя на пульте какую-то кнопочку, и турникет, в который Люська упиралась грудью, легко крутанулся вокруг своей оси, протолкнув ее внутрь. Облегченно вздохнув, Люська поискала взглядом ту, кому принадлежал голос.

Невысокая женщина с простой прической (стянутые на затылке в узел волосы) и в строгом классическом костюме стояла у подножия лестницы и делала приглашающий жест. Люська подчинилась; миновав пару пролетов, они свернули налево и вошли в тесноватый, но современно обставленный кабинет. На рабочем столе возвышался компьютер с огромным монитором.

Женщина, которая, как следовало из таблички на двери, была заведующей по учебно-воспитательной работе, спокойно расположилась за столом и предложила Люське присесть.

— Вы — родительница? — спросила она, чуть растянув губы в вежливой улыбке.

— То есть? — не поняла Люська.

— Вы — чья-то мать?

— А! Да. Я — чья-то мать, — с облегчением согласилась Люська. — То есть не чья-то, а мать вполне конкретного мальчика, сына… То есть у меня сын, Вовка, и я его мать…

Теперь, после того, как при помощи наводящего вопроса завуча она вспомнила про Вовку, Люська почувствовала себя гораздо увереннее. Стало ясно: предлог для того, чтобы начать интересующий ее разговор, найден.

Придав своему лицу плаксивое выражение, Люська полезла в сумку и достала оттуда Вовкину фотографию. Как любящая мать, она всегда носила снимок сына в пластиковом отделении своего объемного кошелька.

— Вот, — снимок шлепнулся на стол перед заведующей учебной частью.

— Но этот мальчик не учится у нас, — заметила завуч, изучив фотографию.

— Да! Но это мой сын, мой единственный ребенок, все самое лучшее, что у меня есть… И погибнет — не физически, конечно, а морально — если вы не поможете мне, не расскажете все и не предложите хороший совет…

Женщина за столом все еще улыбалась и явно ждала, что будет дальше.

— Недавно мой сын познакомился с девочкой, — продолжала вдохновенно врать Люська, — и эта профурсетка просто свела его с ума! Мальчик забросил учебу, футбол, дельтапланеризм… Он даже на музыку перестал ходить… и посещать бассейн… и шахматы тоже, он так увлекался шахматами…

— Не много ли на одного ребенка? — продолжая вежливо улыбаться, спросила завуч.

— Ну что вы, не по улицам же ему бегать, знаете, сейчас такое время… Ну, так вот — все это он, представьте, забросил! И время проводит только с этой девочкой, Лизой… И не только свободное время — мне кажется, он порой прихватывает и от учебы, потому что стал плохо учиться… а этот мальчик — моя единственная надежда в жизни, и я просто потеряла сон…

— Простите, но я пока не понимаю, чем именно могу вам помочь.

— Да, но ведь эта девочка учится у вас! — взвизгнула Люська. — Это Лиза, Лиза Шарова. У нее выпускной класс. Она несколько раз была у нас дома, и я…

— Хорошо, но не могу же я запретить девочке видеться с вашим сыном. Простите, но это абсолютно не в моей власти.

— Да, но вы можете рассказать мне о ней! Я же совершенно не имею понятия о том, кто такая эта Лиза, откуда она вдруг взялась, кто ее родители, из какой она семьи, — простите, но мы взрослые люди, и вы не можете не понимать, как это все важно! Если бы я могла хоть что-нибудь о ней знать, то было бы легче на душе! А Вовчик, он же совсем ничего не рассказывает…

— Боюсь, я тоже не смогу вам ничем помочь. — Женщина смотрела на Люську все так же бесстрастно. — Никто не одобрил бы меня, если б я вдруг начала рассказывать незнакомым людям о наших учениках.

— Да, но я же не прошу выдавать мне секреты! Самая рамочная информация — что это за девочка, откуда, кто родители…

Женщина молчала. Люська подумала, полезла в сумку за платком и начала плакать — пока еще только всхлипывать, но с угрожающими перейти в скорый рев интонациями.

— Хорошо! Только я попрошу вас упокоиться, — наконец приняла решение завуч. — И не требуйте от меня слишком многого. Лиза Шарова, шестнадцать лет, пришла к нам в лицей в начале года. Очень самостоятельная девица. Сама написала заявление о приеме, сама внесла плату за обучение за год вперед, сама выбрала класс, в котором хотела бы учиться — у нас два выпускных класса. Замечаний у нее, насколько мне известно, нет. Учится хорошо. Что же до ее родителей… Не скрою, мы, как и всякое солидное заведение подобного рода, собираем сведения о родителях наших учеников. Но об отце или матери Лизы нам ничего не известно. Девочка объяснила, что они живут в каком-то заброшенном углу и вроде бы даже не в самой Москве, а в Подмосковье. Сама она очень хочет и любит учиться, поэтому пришла к нам, как Ломоносов, — самостоятельно.

— А где же она взяла деньги на учебу? Да еще за год вперед! Это же немалые деньги, как я понимаю!

— Сказала, что у родственников. Якобы у нее есть богатый дядя, который взял над девочкой шефство.

— О ужас… Дитя без роду, без племени… Но где же она живет? Не может же, девочка после занятий каждый день ездить к себе в Подмосковье.

— Конечно, нет. По моей информации, она проживает у родственников.

— Вы скажете мне адрес, не правда ли? — вкрадчиво сказала Люська.

— Не вижу в этом необходимости.

— Ах, милая моя… Не вынуждайте меня идти на крайние меры, подкарауливать девочку после школы, выслеживать… Как будто вам неизвестно, на что может пойти встревоженная мать!

Женщина подумала, склонив к плечу голову с аккуратной прической.

— Ну, хорошо. Только больше я не скажу вам ничего. И к нам в лицей тоже попрошу больше не приходить.

— Обещаю!

Завуч развернулась на стуле и быстрыми движениями пальцев как бы пробежалась по компьютерной клавиатуре. Агрегат еле слышно загудел, включая мозги.

— Вот, — в последний раз щелкнула клавишами Люськина собеседница. — Записывайте. — И она продиктовала адрес.

Конечно, Люська не стала медлить и, разыскав на купленной у метро карте Москвы названный ей переулок, ринулась на поиски. На это понадобилось добрых два часа. Метро, потом маршрутка и рейсовый автобус привели ее в самый отдаленный район Чертанова. Здесь лепились одна к другой старенькие пятиэтажки-хрущовки, выкрашенные в одинаковый мышиный цвет. Нельзя сказать, что район был каким-нибудь особенно грязным или страшным, но унылое однообразие домов, не разбавленное хотя бы одной детской площадкой, невольно навевало тоску.

Дома не оказалось ни Лизы, ни родственников. Такого варианта Люська почему-то не ожидала и в растерянности шлепнулась на лавочку у подъезда.

— Ходют тут всякие, — сразу же дежурно среагировала бабка, в длинной вязаной кофте, и отодвинулась.