Сезон любви

— Да ничего подобного, — ответила я на бегу, потому что теперь я всегда спешила — хотя и никуда не опаздывала. — Это просто… Ну, как бы вам объяснить? Просто я интересно живу!

— Олька! Ты же влюбилась, признайся — влюбилась? — наседали на меня Светка с Маринкой. — Как подменили тебя!

— Не влюбилась, а полюбила, — поправляла я подруг, внутренне замирая от сладкого восторга, внезапно охватившего все мое существо. Я боялась остановиться… боялась подумать: а вдруг — это правда?

— Полюбила? Кого?

— Полюбила жить!

Подруги требовали объяснений, но мне было некогда вдаваться в подробности — я снова спешила, на этот раз в «Чертог», замечательное место, ставшее моим вторым домом. Даже первым — если учесть, что в моей квартире меня не ждал никто, а в «Чертоге» мое появление стали встречать приветственными криками восторга. Через неделю я перезнакомилась со всеми завсегдатаями клуба, а еще через неделю уже принимала участие в шумных обсуждениях, всегда вспыхивающих, как порох, после выступлений на этой маленькой эстраде певцов и музыкантов…

Я поняла, что из всех музыкальных звуков голос человека — самый совершенный по красоте, богатству красок и по силе воздействия на слушателя. И, поняв это, я перестала стесняться учиться вокалу прямо здесь, в присутствии многих доброжелательных слушателей.

Лола садилась за рояль, перебирала быстрыми пальцами его белые зубы — и зверь смирнел, сдавался перед ней, заливался соловьиными трелями новых и новых мелодий… А вместе с ним сдавалась и моя стеснительность.

Я училась петь — и ничего не боялась.

— Пойте! Пойте как можно чаще! Вокал — это хорошее дыхание. Хорошее дыхание — это хорошая работа всех внутренних органов. А это не что иное, как здоровье! Кроме того, умение петь — это и артистизм, и раскрепощенность, это расправленные легкие и хорошая дикция. Все это отличает поющего человека, и все эти качества еще никому никогда не мешали! Особенно сейчас, в век постоянной конкуренции! — говорила мне Лола.

И учила меня правильному певческому дыханию, умению расслабляться и пропевать гласные на одном звуке. И у меня получалось, получалось! Подумать только, я и не подозревала, какой волшебной магией обладает мой голос. Как глубоко мог проникать он в душу слушателя и какие смелые желания будить во мне самой! Я пела — и изнемогала от этого неизведанного доселе счастья, пела — и томилась от жажды новых чувств, пела — и была снова открыта для… любви?

Любви…

Я не сразу поняла, что это именно любовь… Для этого слишком много времени я продолжала думать о Вадиме. Да, для того, чтобы думать о нем, пять последних лет впитывавшем в себя мои мысли и чувства, — я еще находила время. Вадим не звонил мне. А, несмотря ни на что, я так ждала его звонка! Я так хотела, чтобы он узнал меня по-новому, чтобы он посмотрел на меня в новой роли, чтобы оценил и принял все произошедшие со мной перемены!..

Но он не звонил.

Зато все, что я так хотела видеть в так любимых мною глазах — восхищение, радость, счастливые искры, переходящие в сумасшедший, готовый вырваться наружу бесовский огонь желания — я видела в другом… В те редкие минуты, которые мы были с ним вдвоем (знаменитого Васенина, приехавшего в Москву только на месяц, рвали на части друзья и знакомые), я, веря и не веря, все чаще ловила на себе его полный нежности взгляд.

Он постоянно брал меня за руку. Ласкал виски нежными пальцами. Чуткими пальцами пианиста… Бережно, легче легчайшего дуновения ветерка, проводил рукой по спутанным моим волосам… И музыка, которая все это время звучала на мне, то стихая, но набирая силу, как будто вырывалась в эти минуты наружу… Я чувствовала, как по моему телу пульсирующими толчками пробегает кровь. Она несла с собой что-то… И я не сразу поняла, что это были новые, только-только зарождающиеся, терпкие соки настоящей любви.

Не той, которая замораживает и после ночей, дней, месяцев, лет оставляет в волосах свой покрытый инеем след. А той, которая, окрепнув с первым поцелуем, пробуждает твердость желания и одним трепетом ресниц отвергает само даже предположение, что мы когда-нибудь можем расстаться…

Мягкие губы поднимаются вверх по ложбинке… легко касаются пульсирующей жилки на шее… дыхание… жаркое от страсти дыхание, как морской ветер, разносит волны желания по истосковавшему по тебе телу… И морские волны уносят… уносят… уносят в мир страсти и желания…

— Иди ко мне… Подари мне радость видеть тебя… ощущать каждой клеточкой кожи твое тепло…

Мое тело становится похожим на ковер из поцелуев…

— Знаешь, чем пахнет счастье? Твоим телом. Детством и нежностью. Чем-то непередаваемо родным. Самым любимым. Знаешь, какая на ощупь нежность? Дай мне руку. Вот такая. Как твои пальчики, как твои ручки. Когда они зажимают мою руку, когда они разбегаются по всему телу. Знаешь, как выглядит ласка? Посмотри на себя в зеркало. Жаль, что ты не можешь видеть себя именно сейчас, но ты поверишь мне, если я скажу, что ласка — это когда вокруг совсем темно, а я слышу твой шепот. А знаешь, какой вкус у любви? Вкус твоих губ. Сорванных в шуме дня, подаренных в тишине ночи. Украденных. Таких родных.

— Я все знаю, — шепчу я и смеюсь. — Ты учишь меня и открываешь мне чудеса этого мира. Наверное за это я люблю тебя.

… А потом, после, еще долго лежать рядом с тобой, изредка чувствуя на своих плечах нежность твоих губ. Затем пойти вместе в душ, сделать на двоих легкий завтрак, накормить им друг друга и уйти, не важно куда, важно что вдвоем, держа друг друга за руку и улыбаясь от того, что рядом — ты, и ты никуда не исчезнешь… Я сумасшедшая, да? А мне это и не важно, потому что не хватает мне тебя до безумия. Даже в своих снах я постоянно теряю тебя, нахожу и снова теряю. Но там я тебя все же нахожу… Что бы я ни делала, я не смогу нормально дышать, я не смогу улыбаться, ведь я не чувствую твоих нежных рук, обхватывающих меня сзади, оберегая от всех опасностей… Ведь я не вижу твоих глаз…

— Я понял сразу, как только тебя увидел…

— Что понял?

— Что наконец-то нашел. Ту, кого искал так давно.

— Девушку с портрета? «Прекрасную мыслями и ликом»?

— Нет. Тебя.

Он обнимал меня так, будто боялся, что не сможет больше ко мне прикоснуться… Его руки как будто пытались запомнить очертания моего тела… Глаза пытались вобрать меня всю… И сердце мое отрывалось от груди и ухало куда-то в пустоту.

— Какой добрый ангел принес тебя тогда на мой концерт? Страшно подумать, что мы могли бы никогда не встретиться!

— Костик… Я же старше тебя на четыре года!

— Чушь какая…

— Для женщины это очень много значит, поверь мне.

— Ты просто не о том думаешь.

— О чем же мне надо думать?

— Думай, пожалуйста, обо мне…

И я думала о нем постоянно, думала даже гораздо больше, чем он того заслуживал — если считать за его вину то, что своим появлением в тот ненастный осенний вечер он все перевернул в моей жизни с ног на голову… И я боялась влюбиться в него. Я так часто повторяла это: «Не буду, не буду влюбляться!» — что, целиком поглощенная этой молитвой, просто не заметила, что мир без него становится бесцветен. Что в отсутствие Кости мне не хватает воздуха, тепла… Самой себя!

— Ты скоро уедешь. Твой отпуск заканчивается. И я не увижу тебя больше — никогда!

— В следующий раз, когда тебе захочется сказать такую глупость, ты лучше спой что-нибудь.

— Разве ты не уедешь?

— Я уеду. Но ты будешь видеть меня так часто, что в один прекрасный день расплачешься, раскапризничаешься и скажешь, что я тебе надоел.

— Разве я капризная?

— Пока нет. Но обязательно станешь.

— Почему?

— Потому что я буду тебя очень баловать…

— Ты не сможешь это делать, будучи все время в разъездах. Между нами, как поется в хороших песнях, ляжет океан…

— Ты поедешь со мной.

— С ума сошел? Кто меня отпустит? Я работаю. У меня разгар учебного года!

— Ты не будешь работать. Жены «известных музыкантов» не работают.