Самозванец

Послы снова кивнули.

– Хорошо, что согласны. Поэтому мы поступим вот так. Сначала я коронуюсь. Потом вы мне дадите время, чтобы навести хоть какой-то порядок в стране. По сути, на это мне нужен год. Подождите! Я еще не закончил! Так как я отношусь к вашим странам с безмерным уважением, – продолжил он, – и тоже изо всех сил стремлюсь к справедливому миру, который вы, мои соседи, просто-таки выстрадали, то управлюсь за полгода. Итак, через полгода мы тихо, подчеркиваю это слово, подпишем этот договор, и дело с концом!

Послы переглянулись. Они были слишком погружены в свои мысли, чтобы заметить, как вытянулись лица у соратников принца. Хотя ишибы и военачальники не обладали талантом Ронела, но без труда уловили, что принц совершенно бесстыдно лгал о своем якобы неустойчивом положении, о «бунтующем дворянстве», лгал, чтобы мотивированно отложить процедуру подписания мирного договора. Возможно, приближенные Михаила не были гениями. Но дураками они не были тоже. Им сразу стало ясно, зачем принцу понадобились полгода. Они уже поняли, что он собирается сделать за это время и что поручит им. Аррал и Йонер с тревогой переглянулись. Они уже решили, что все основные испытания позади. И вот тебе раз! Принц тянет с мирным договором!

– Твое высочество, разреши нам подумать, посоветоваться, – сказал Бурен. – Мы не знали, что сложилась такая ситуация. Ты открыл нам глаза.

– Думайте, – великодушно махнул рукой принц. – Я был с вами откровенен настолько, насколько это возможно. Отплатите же и мне той же монетой! От вас сейчас зависит и благополучие Ранига, и мир в ваших странах!

Бедные послы. От них сейчас действительно зависело все, что могло способствовать успеху их миссий. Но они не догадывались, что, ревностно исполняя свои служебные обязанности, они тем самым работают на скрытый план принца. Когда Ицук и Бурен докладывали своим королям о результате переговоров с принцем Нерманом, они были единодушны в оценках. «Нерман – очень искренний человек, он мечтает о мире с нами, но его положение сейчас так непрочно», – вот что говорили послы.

Михаил сумел решить вопрос с короной в кратчайший срок. У принца не было подходящих драгоценных камней. Сокровищница исчезла вместе с Миэльсом. Скупать же камни по всему свету он не успевал, да и время поджимало. Поэтому решил сделать корону без единого драгоценного камня. Его логика была проста: лучше не иметь ничего, чем иметь что-то плохое, над чем будут смеяться. Он хотел даже пойти дальше и сделать корону из железа, но его отговорили. Ферен и Комен в один голос заявили, что это будет выглядеть слишком странно даже для экстравагантного наследника ранигского престола. Поэтому принц заказал одному из столичных ювелиров простейшую корону с двенадцатью зубцами.

– Почему именно двенадцать зубцов? – спросил Комен.

– По числу провинций, – ответил принц.

– Но у Ранига только восемь провинций, если даже считать утраченные.

На это Михаил ничего не ответил, но хитро улыбнулся.

– Твое высочество, ты улыбаешься точно так же, как улыбался, когда я тебя спросил, зачем ты повесил портрет эльфийской принцессы в свой приемный кабинет. – Комен был, как обычно, ироничен. – Между числом провинций и эльфийкой есть какая-то связь?

– Если и есть, то она пока что очень слаба, – ответил Михаил, – но скоро может окрепнуть. Кстати, как ты считаешь, удобно ли пригласить на коронацию соседних монархов?

– Пригласить-то удобно, но они не приедут, – сказал Комен. – Такие вещи решаются за месяцы до события, а не за неделю-другую. К тому же, приехав лично, они тем самым выскажутся вполне определенно в политическом плане. Им гораздо выгоднее, чтобы твоя коронация была внутренним делом Ранига, а они были бы поставлены перед фактом. Правители соседних государств, конечно, признают в тебе короля, но в случае непредвиденных обстоятельств скажут, что от них ничего не зависело.

– Ладно, ограничимся послами, – вздохнул принц. – Как продвигается ситуация с девушками, угнанными в рабство из Камора? Ты нашел кого-нибудь?

– Да, пока что только двух. Они оказались в совершенно разных местах. Думаю, через месяц-другой мы отыщем больше. А с женой Ксарра что будем делать? Он ведь ее ждет, а она все еще в Фегриде у нашего посла. То есть у посла Миэльса.

– Как только я коронуюсь, – сказал Михаил, – мы пошлем туда в качестве посла Манка. Конечно, он бездельник и пьяница, но я приставлю к нему кого-нибудь поумнее и порасторопнее. Дадим им новую охрану и полномочия. Посла Миэльса арестуем, а девушку вернем.

Комен кивнул. Он был полностью согласен, что выяснять отношения с послом в Фегриде лучше всего после коронации.

– Твое высочество, а можно спросить кое о чем? – поинтересовался Комен.

– Конечно, не стесняйся. Что это ты вдруг так осторожничаешь? Когда вы все вместе выговаривали мне по поводу Инкит, что-то никто не стеснялся.

– Зачем ты собираешься воевать с Томолом и Кмантом? – спросил Комен, проигнорировав упреки в излишней скромности. – Не будет ли лучше сначала навести порядок в Раниге, а потом, через несколько лет, напасть на соседей, если так уж необходимо это сделать?

– Напасть потом нам будет политически невыгодно, – ответил Михаил. – Это ведь получится захватническая война. Ты думаешь, что это допустит, например, Фегрид? Втроем они нас сметут без всякого напряжения. Вот смотри, сейчас территория Ранига очень мала. Сколько солдат и ишибов мы можем себе позволить? Не очень много. По сути, если нам будет нанесен удар большими силами, то даже наши амулеты не спасут. У Ранига когда-то было десять провинций. А осталось всего шесть. Возможно, мы – самое маленькое королевство в этой части материка. Сейчас наиболее подходящий момент для того, чтобы вернуть свое как минимум. Армия у нас хорошая, проверенная в боях, еще немного ее нарастим и с полугодовым ее содержанием как-нибудь справимся. Опять же, наша война не будет захватнической. Ведь мир так и не заключен! Нам даже не нужен предлог, чтобы напасть. У Фегрида не будет никаких причин этому препятствовать. Если, конечно, мы не решим отхватить половину и от Томола, и от Кманта. Но так сильно наглеть я не собираюсь. Пара провинций от одного и пара от другого – и все. А потом уже можно мир заключать.

Хотя Комена объяснение и удовлетворило, но принц знал, что немного лукавит. Он сказал лишь часть правды. Предложение Комена подписать мир и развивать экономику страны было очень разумным. Ведь если у Михаила будет время, он сможет значительно улучшить амулеты и сделать армию непобедимой в полном смысле этого слова. Но принц боялся, что времени-то у него как раз может не оказаться. Когда все успокоится и развеется туман войны, то соседи поймут, в какой ситуации они находятся. Они обнаружат, что у них есть рабы, а в Раниге рабов нет. Осознание этого факта сильно пугало будущего короля. Ведь рабы побегут сюда, в Раниг! Побегут пачками. И он, владыка Ранига, не сможет их выдать. Рабство-то ведь отменено. А возвращать его он не собирается даже под угрозой немедленной расправы. Для него это был вопрос принципа. Возможно, единственный принципиальный вопрос в его карьере самозванца. И что случится потом, подпиши он сейчас этот договор о мире? Будет еще одна война. На этот раз и против Фегрида, который присоединится к Томолу и Кманту. Ведь в Фегриде тоже есть рабы. И молодому прогрессивному королевству Раниг придет конец. Как и ему, Михаилу. Поэтому сейчас Ранигу было необходимо как можно дольше поддерживать состояние неопределенности и хаоса. Если бы не это везение с неподписанным договором, то принцу потребовалось бы запутывать следы каким-то другим способом. Ни в коем случае нельзя дать соседям понять, какая страшная угроза таится в свободном государстве, окруженном со всех сторон рабовладельческими странами.

Существовал еще один потенциально опасный фактор – его амулеты. Амулеты Террота были у Ранига, но их не было у соседей. Это тоже могло послужить дополнительным поводом к войне. Но это сейчас мало беспокоило Михаила. Пока никто не знает, что у него есть возможность делать абсолютно любые амулеты, он в безопасности. В случае угрозы со стороны соседей амулеты можно использовать как аргумент в переговорах или предмет политического торга. Нет, амулеты беспокоили принца гораздо меньше, чем вопрос отмены рабства.