Страница 20 из 47
Но вслух она просто пожелала ему счастливого пути. И ушла.
Он смотрел ей вслед, отметив, что ее стройные бедра живут словно сами по себе. Это ему понравилось. Но он почувствовал легкую спазму в желудке. Ему всегда нравилось смотреть вслед проходящим женщинам, обращая внимание, как они подчеркнуто покачивают попкой из стороны в сторону и в то же время так гордо держат голову, что ты начинаешь думать, как будто мысли их где-то за семь тысяч миль в Ледовитом океане и так же холодны и невозмутимы. Но сейчас ему было не до этих милых радостей; Джой Бак чувствовал слабость и жжение во всем теле; ему пришлось напрячь мышцы бедер, чтобы сохранить равновесие и со всей слой поджать пальцы ног.
— Симпатичная баба, — приглушив голос, вслух сказал он, глядя, как она идет по 37-й стрит. — И богатая к тому же, — добавил он, следуя за ней по другой стороне улицы и восхищаясь каждым ее шагом. — Жалко, что такую не купишь, — добавил он, видя, как она, повернув, поднялась по ступенькам большого кирпичного дома.
Он смотрел, как она открывала дверь. Он видел, как она вошла в дом. А затем он издал некий нечленораздельный звук, в котором была тоска, холодком тронувшая ему сердце: дверь закрылась.
Он присел на соседнюю скамейку и, продолжая наблюдать за зданием, пытался понять, в чем смысл доставивших ему новых страданий. В темных окнах бельэтажа внезапно бесшумно вспыхнул свет. Он был янтарного оттенка, теплым, как плоть, но Джой не мог понять, почему ему так больно смотреть на него. Он понимал только, что время сумерек кончилось и пора хорошенько выпить.
Он заставил себя встать на ноги и снялся с места. И очень скоро наткнулся на другой тип богатой леди.
4
Эта вторая дама прогуливала белого французского пуделя по Лексингтон-авеню в районе 39-х улиц. Джой наткнулся на нее, когда она любовалась желтыми соцветиями в окне цветочного магазина.
Пудель был таким крошечным, что смахивал на игрушку, но хозяйка его отличалась внушительными размерами. Она была похожа на кинозвезду, крах карьеры которой наступил из-за неумеренного обжорства. Жгучая брюнетка, она носила накладные ресницы длиной в три четверти дюйма, а на лице и ногтях был наложен густой слой краски. Многочисленные украшения придавали ей вид марионетки, которой управляет рука кукловода: кто это там у нее внутри, думаете вы, глядя на маленькие зеленые глазки крупной куклы, уставившейся на вас.
Пока она изучала бутоны, Джой пристроился рядом и настойчиво уставился на розы, пока не понял, что она обратила внимание на его присутствие.
— Идем, Беби, — с наигранным оживлением сказала она, обращаясь к собачке, которая крутилась под ногами. — Не серди мамочку. Идем же, сладкая моя.
Джой прижимал к сердцу свой стетсон,
— Прошу прощения, мэм, — сказал он. — Я в вашем городе как с неба свалился, только что приехал из Хьюстона, Техас, и надеюсь, что мне удастся взглянуть на Статую Свободы.
Недоверчиво приоткрыв рот и приподняв брови, женщина окинула его недоверчивым взглядом.
— Вы надеетесь взглянуть на ч т о?
— На Статую Свободы, — сказал он, улыбаясь и щурясь, словно его слепило сияние луны. Точнее, он слегка скривил губы, будто стараясь скрыть непроизвольную улыбку, что не могло не вызвать к нему определенного интереса.
Встретив его взгляд, леди выдержала его с твердостью, достойной мужчины.
— Вам бы лучше прошвырнуться в Центральный парк, — сказала она. — Если поторопитесь, успеете на большое шоу. А теперь проваливайте. — Голос у нее был хриплый и громкий.
Но едва он собрался отступить, эта вторая леди подмигнула ему. И улыбнулась недвусмысленно провокационным образом. Удивленный, он уставился ей вслед, когда вихляющей походкой она пошла по Лексингтон-авеню в своей плотно обтягивающей черной юбке и розовых туфлях на высоких каблуках, в сопровождении бежавшей за ней собачонки.
У светофора она остановилась, ровно на четыре секунды, смерила ковбоя взглядом, улыбнулась, а затем, нагнувшись чтобы подобрать собачку, исчезла за углом, что-то ласково нашептывая пуделю, который удобно устроился на сгибе руки.
Поспешив за угол, Джой увидел, что она поджидает его под навесом дома с квартирами. Леди, убедившись, что он последовал за ней, двинулась внутрь здания.
Через секунду и Джой миновал створки солидных золотых дверей — может, они и не были на самом деле золотыми, но, во всяком случае, создавали впечатление, когда вы проходили мимо них, что деньги отныне не являются проблемой. По ковровой дорожке он дошел до лифта, в котором стояла леди, гордо глядя перед собой и делая вид, что не замечает его. Но как только двери лифта с мягким чмокающим звуком захлопнулись за ними, Джой почувствовал, как длинный язык леди буквально засосал в себя его губы, а животом она настойчиво терлась об него. Затем, несмотря на свои внушительные размеры, она улыбнулась как маленькая девочка и сказала: «Привет». Джой передернулся.
Пудель гавкнул, раздался еще один чмокающий звук, и они вышли из лифта прямо в квартиру, застланную пушистым ковром.
Леди взяла его за руку.
— Мне надо пару дзннь-дзинь, — сказала она, таща его за собой к бело-золотому столу, на котором стоял телефон.
Одной рукой, набирая номер, другой она расстегнула пуговицы его рубашки н стала возиться с «молнией» брюк.
Все последующее произошло с такой быстротой и в таком стиле, что они превзошли даже самые смелые фантазии Джоя.
— Это Кэсси Трехьюн, — сказала в трубку богатая леди, запустив левую руку в брюки Джою. — Есть какие-нибудь послания для меня? Кто это? Имельда? Привет, радость моя. Есть что-нибудь для меня? Нидлмен, так, ясно. Как давно? Я говорю, когда? О'кей, это где, на Мюррей-хилл, пять? Нет, нет, я беру его. Беру, Имельда, так и есть, черт возьми. Понимаешь? Спасибо! Привет.
По-прежнему держа трубку, она нажала большим пальцем на рычаг. Затем посмотрела вниз — выяснить, что удалось найти ее левой руке.
— О, господи! — восхищенно воскликнула она и занялась находкой, продолжая в то же время набирать номер в Мюррей-хилле.
— Мистера Нидлмена, будьте любезны.
Наступила пауза, в течение которой она приподняла рубашку Джоя и, повернувшись задом, прижалась к нему, притянув его руки себе на талию.
— Добрый день, мистер Палбаум, что вы там делаете? Благодарю вас, отлично. Просто потрясающе. — Наступила еще одна пауза, и она прижалась ухом к губам Джоя. — О, Господи, да прекратите же, — простонала она, — Я не могу этого вынести, я просто умираю. Мори? — Голос ее обрел ласковую мягкость, словно она заманивала ребенка в газовую камеру обещанием печенья. — О, Мори. Как я ждала твоего звонка. Я гуляла с Беби. Нет, радость моя, я выходила только на минутку. Ну да, конечно, я раньше с ним выходила. Примерно в три часа. Но, радость моя, я интересовалась и для меня ничего не было. Ведь ты не оставил мне никакого послания, не так ли? Ну, хорошо! Вот что я тебе скажу! О, да ты меня просто с ума сводишь. Я с ума схожу, мне просто плохо. Еще немного, и я заблюю весь ковер. Мори, понимаешь, что я этого больше не могу вынести? Тебе нужно от меня только одно… Хихикнув, она продолжила:
— Конечно, я не это имею в виду, глупенький. Слушай, когда ты можешь прийти? — Повернувшись лицом к Джою, она засунула ему язык в рот. Никакой страсти в ее действиях не чувствовалось; ею руководил чуть ли не клинический интерес, с которым она решила исследовать состояние зубов у него во рту. Затем, быстро завершив испытания, она снова обратилась к телефонной трубке. — Ну ладно, если ты так считаешь, но я буду очень разочарована. — Подмигнув Джою, она показала ему руку с перекрещенными на счастье пальцами. — Ты спрашиваешь, что я буду делать, Мори? — Ну, сосну часик-другой, пообедаю у телевизора, а потом буду долго одеваться. Убивать время. Очень хорошо, куколка моя, в полночь у Джили, и я вне себя от ожидания.
Она издала звук в трубку и закончила разговор, изображая детское сюсюканье.