Кобра

Он быстро показал ей, как заряжать ребристый металлический магазин и менять режим стрельбы.

– Для тебя эффективное расстояние револьвера будет максимум двадцать пять ярдов. Из Руджера можно легко убить на расстоянии до трехсот ярдов. После этого все зависит от способностей стрелка.

– Я не хочу никого убивать, Майк, – запротестовала она.

– Ты выстрелила в Эдисона. Разве ты не хотела его убить?

– Да… но я думала, что он убил тебя, мне было все равно. Я просто хотела… хотела…

– Скажи это.

– Я хотела ранить его. Я хотела, чтобы он кричал и ему было больно.

Ее голос превратился в стыдливый, хриплый шепот среди шороха леса. Он почти дрогнул, но сдержался.

– Я хочу, чтобы ты помнила, что ты чувствовала, дорогая. Признай свои чувства, ощути их. Это во всех нас.

– Но…

– Всех нас. Просто некоторые могут вытерпеть больше, чем другие, прежде чем сломаться. Человек – это хищник, понятно? У него десять пальцев на руках, десять на ногах, нет хвоста, и он уверен, что он лучше других хищников. Но это не так. Человек – это всего лишь, волк с большим мозгом. Может быть, это спасет тебе жизнь, поэтому не отказывайся. Заряди револьвер.

– Но почему?

– Потому, что ты права. Потому, что я не могу все делать один. Потому, что мне необходимо знать, что ты можешь меня поддержать. Потому, что ты – это все, что у меня сейчас есть. Заряжай револьвер.

И она начала учиться, выслушивая изнурительно подробные инструкции своего эксперта. Терпеть этого не могла. Начала интересоваться. Заинтересовалась. Начала уставать. Устала. Начала скучать. Заскучала. Начала злиться. Разозлилась. Сопротивлялась. И, наконец, ей разрешили отдохнуть.

В ее голове перемешались давление на курок, заряженные магазины, миражи и движущиеся мишени, отдача и так далее. Малчек, казалось, все еще не был до конца удовлетворен, но ей уже не было дела. Не в силах хотя бы изобразить вежливость, она упала на одеяло, и, уткнувшись головой в колени, абсолютно отключилась от леса, звуков выстрела и Малчека.

Он ничего не сказал, а занялся чисткой оружия, а потом аккуратно сложил оставшиеся мишени у края одеяла. Когда он заговорил, это был голос человека, готового к следующей атаке.

– Пошли, Клер. Я не хочу оставаться здесь больше, чем необходимо. Мы полностью открыты, он может появиться откуда угодно.

– Тогда почему?… – безразлично проронила она, обращаясь сама к себе.

– Иногда приходиться выбирать, крошка. То, что ты узнаешь оружие и сможешь прикрыть меня, было более важным, чем тот риск, которому мы подвергались. Но чем дольше мы здесь остаемся, тем больше рискуем. Я хочу уйти отсюда, пока не слишком поздно. Пошли.

Она тяжело и медленно поднялась, устало обняла винтовку.

– Может быть, нам это действительно пригодится.

– Что?

– Может, Бонни и Клайд тоже так начинали.

Он уставился на нее.

– Это не смешно.

– Тебе мало, что кажется смешным в последнее время.

– И ты можешь меня за это упрекнуть?

– Нет, ты слишком занят, упрекая меня.

Он вздохнул.

– Это неправда, Клер.

Она, передразнивая, вздохнула в ответ.

– О, это правда. Изматывающие дни, Майк, изматывающие дни, и тебя уже тошнит от них, разве не так? Тебя учили быть охотником, а сейчас охотятся за тобой. Ты хочешь преследовать Эдисона, вместо того чтобы ждать пока он найдет тебя, но ты не можешь. Из-за меня.

Она говорила все громче и сильнее сжала ружье. Его взгляд скользнул с ее лица на руки и Майк почувствовал, как натянулись за его коленями поджилки.

– Клер, я люблю тебя.

– О да! Да. Но ты не можешь убивать, когда я вишу на твоей шее, ведь так?

Он посмотрел на нее долгим взглядом. В уголках ее рта выступила слюна, в глазах стояли слезы. Берега океана.

– Клер!

– Знаешь, я могла быть застрелить тебя прямо сейчас. Я теперь умею, ты научил меня, как убивать, и знаю про оружие.

– По-видимому, не очень хорошо. Я считал, что учил тебя никогда не поднимать заряженное ружье выше уровня колен, если не собираешься стрелять.

Она глянула вниз. Винтовка был нацелена прямо в его ремень, между дулом и пряжкой не больше двадцати дюймов. Хотя каждый мускул его тела тянул его упасть или бежать, Малчек продолжал спокойным голосом:

– С другой стороны, может быть, ты и права. Зачем ждать, пока Эдисон убьет нас, когда мы легко можем сделать это сами, избавив его от хлопот.

Он видел, как ее обида отступила, когда Клер поняла, что только что бессознательно сделала, что за трагедия могла бы случиться из-за секунды неосторожности. Она, не двигаясь, смотрела на него, а когда шок проступил в ее глазах, она пришла в себя.

Ружье не упало на землю. Его быстрая рука поймала его всего в шести дюймах от одеяла. Клер упала рядом, скорчившись, как больной ребенок, плача, извиняясь, слепо ища его прощения. У него стучало в голове, и во рту стало сухо. Он обнял ее и подумал, что хотел бы знать то волшебное слово, которое помогло бы им обоим.

Когда худшее было позади, он начал говорить в ее волосы, оглядывая деревья вокруг них, прислушиваясь к любому звуку над ее последними, прерывистыми, дрожащими вздохами.

– Все хорошо? – он слегка отодвинулся и посмотрел на Клер. Она несчастно покачала головой.

– Как долго еще, Майк?

– Пока ты не научишься.

– Я не имела в виду оружие.

– Я знаю, – он настороженно посмотрел на лес вокруг них. – Ну, все. Мы хорошо поработали. Пора возвращаться. Все будет хорошо.

Но позже этим днем, когда они занимались любовью и он входил в нее все глубже и глубже, Клер почувствовала, как обнимающие ее руки дрожат от напряжения.

Раньше этого никогда не случалось.

К десяти вечера она поняла, в какую переделку он угодил. Они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели старый фильм с Кирком Дугласом, успокаиваясь от неизбежного триумфа хорошего шерифа над плохим бандитом. Он встал во время рекламной паузы и вернулся в теплом свитере, остановившись по дороге, чтобы установить термостат на более высокую температуру.

– Что-то холодно здесь становится, – объяснил он, снова садясь рядом и обнимая ее.

– Ты шутишь. Здесь ужасно жарко. Но через двадцать минут его начало знобить.

– А ты, действительно, не притворяешься. Тебе и в самом деле холодно, – сказала Клер, поворачиваясь, чтобы в изумлении взглянуть на него.

Его кожа была почти голубой, а легкая дрожь перешла в прерывистые резкие судороги, почти конвульсивные.

– Что с тобой? Ты, наверно, подхватил простуду, там…

– Это не простуда, дорогая. Это глупость. Если ты еще об этом не догадалась, я несчастный осел!

Еще одна волна дрожи сотрясла его, и он обхватил себя руками, наклоняясь вперед, словно у него болел живот.

Клер испуганно смотрела на него.

– Майк, ты не… ты не… привык к чему-нибудь, так ведь? Тот пузырек, с таблетками, пустой?

Малчек глянул на нее со злостью:

– Не будь дурой, Клер, конечно, нет. О, господи…

На секунду ей показалось, что он сейчас потеряет сознание, его глаза закатились и он сильно напрягся. Через минуту дрожь снова возобновилась.

– Глупо здесь сидеть. Давай забирайся в постель, и я включу электрическое одеяло. Видишь, я оказалась права. Хорошо, что мы его купили.

– При нормальном ходе событий я вполне способен согревать тебя в постели, – помпезный тон его заявления был слегка смазан стуком его зубов. – Просто так случилось, что в данный момент у меня трудности.

Он последовал за ней в спальню, неохотно позволил ей снять с себя ботинки и, не раздеваясь, забрался под одеяло. Она еще раз повернула ручку термостата и тревожно посмотрела на Малчека. Ей нравились темно-коричневые простыни, которые были в этой маленькой роскошной квартирке, но сейчас его лицо на фоне наволочки казалось мертвенно бледным и отливало голубым. Он сжал челюсти, чтобы остановить их вибрацию.

– И когда это чудесное одеяло собирается нагреться, к следующему Рождеству? – выдавил он сквозь зубы.