Разрушитель

И трава, и деревья и хрупкая прозрачность опадающих лепестков – большей нелепицы, чем райские сады под землей, невозможно себе представить!

В ветвях мелькнула радугой длиннохвостая птица. Уселась, косясь на Джо карим глазом. Деловито расчесала клювом перышки.

Джо закрыл дверь, плотно вдавил засов: видение вызвало у лейтенанта смутную тоску. Так бывает: читаешь в детстве взятую на одну ночь книгу, прячешься под простыней, глотая страницы. И долгие годы тоскуешь о встрече. И вот ты уже солидный, преуспевающий, многоуважаемый, а в лавке букиниста пестрой пичугой мелькнула книжка из детства. Трясущейся рукой хватаешь тоненький корешок, листаешь, едва успев уплатить. И обиженно оглядываешься на тихую старушку-продавщицу: оказывается, всю жизнь ты тосковал о наивной безделице.

Джон Спаркслин стряхнул наваждение: не его дело, кому и зачем пришло в голову устроить мистерию в катокомбах.

Легкость, похожая на опьянение, ушла. Спаркслин собрался в комок, превратившись в охотника. Дичь была уже совсем рядом.

СБЕЖАВШАЯ ЗАКУСКА

Гигантская улла потянула ноздрями воздух: пахло съедобным. Улла напружинилась, двинув на метр червеобразное тело. Больше всего улла походила на старый водопроводный шланг для поливки газонов, если бы не зубастая пасть, усеянная мириадами острых иголок. Обычно уллы довольствовались мелкими грызунами, которыми кишмя кишели продовольственные склады города. Но однообразие утомляло. Улла свернулась пружиной и выстрелила сама собой, придвинувшись к съедобному еще на несколько метров.

На бурый резиновый шланг, покрытый грязными разводами, затаившийся Саймон Феникс внимания не обратил.

Преследователь, на минуту помедлив, вернулся на след Саймона, с безукоризненной точностью повторяя повороты и зигзаги преследуемого.

Феникс поежился: об обитателях подземелий немало трепались пьяными вечерами. Рассказывали, что в подземелье обитали мнимоны – материальные галлюцинации. Ткнешь рукой – и ладонь минует пустое пространство, а лишь повернешься, мнимой хватает тебя за волосы и, тихонько скуля, просит какой-то философский камень. Отделить правду от басен было не просто, да Саймон никогда всерьез и не воспринимал опасностей, к которым нечего совать лапы, если боишься, что откусят.

Холодноватый сквознячок, однако, морозил кожу. Саймон огляделся в поисках оружия. Вырвал рычаг странного устройства, тот поддался неожиданно легко. Саймон взвесил в руке металлическую дубину: человек или мнимон – черепушка расколется, как гнилой орешек.

И в этот момент улла прыгнула.

Саймон сдавленно крикнул. Что-то холодное и скользкое обвилось вокруг шеи. Филлипс попытался оторвать тварь, но тиски стали крепче. Тварь, вцепившись зубами в кожу, виток за витком обматывала жертву, словно резиновым жгутом. Через мгновение лишь черный хвост, усеянный шипами, свисал на грудь Саймона. Парень попытался сорвать жуткий шарф. В глазах темнело и уже плясали ярко желтые круги. Легкие разрывались, стремясь ухватить хоть глоток воздуха. Саймон уцепился за хвост твари и потянул изо всех сил, чуть не придушив сам себя.

Улла не чувствовала ни боли, ни жалости к жертве – животное хотело есть, но съедобный оказался слишком силен и огромен. Улла отпустила завтрак и тихо соскользнула на пол. Черная змейка тут же исчезла.

Саймон, жадно хватая воздух, отдышался. На шее вспухал волдырь, величиной с голубиное яйцо. Филлипс нажал – брызнула зеленоватая жидкость. Только теперь по-настоящему стало страшно.

Яд уллы медленно впитывался, заражая кровь. Перед глазами зашевелился, распыляясь туманом, тропический лес. Странные извивающиеся растения изгибались в таинственном танце, нашептывая слова на чужом языке. Призыв там-тама из глубины леса призвал Саймона Непобежденного на варварский пир. Саймон двинул вперед. Там, за шевелящейся стеной, его соплеменники у костра плясали ритуальный танец. А в центр круга был вбит кол, к которому привязан тот, кому даровано быть принесенным в жертву богу охоты. Саймон Непобедимый тихо раздвинул ветви. Голые черные тела блестели при свете луны. Гортанными голосами разносились людские выкрики. Костер лизнул древесину кола. Юркий огонек скользнул вверх, подбираясь к босым пяткам. Пленник закричал, в последний раз вскинув голову. Саймон Непобедимый отшатнулся – на него глядело собственное лицо, искаженное болью и предсмертным ужасом.

Саймон заорал так, что мышастый народец подземелья ринулся прочь. А лезвие кинжала раз за разом вонзалось в уже загнивающую плоть.

Саймон Филлипс пришел в себя от того, что что-то жаркое и липкое стекало с шеи и струились по телу. Саймон тронул рану и застонал. Даже в беспамятстве инстинкт выживания заставил Филлипса спасать свою жизнь, вырезав поврежденную ядом плоть. Бог миловал, – укус твари не задел артерий, но от потери крови немного шатало.

Саймон снял майку и импровизированным бинтом замотал рану.

Улла из ущелья зорко следила за съедобным: яд делал жертву безвольной и тихой. Летучие мыши, дикие коты, крысы сами шли на неслышную песню уллы. Так было всегда. Но в этот раз вкусный попался какой-то дефективный. Вначале, как ему и положено, он пошел к улле, протягивая руки, а потом начал пожирать сам себя блестящим зубом, растущим из туловища. Улла недовольно заурчала и уползла в гнездо.

ОХОТА В ЛАБИРИНТЕ

Спаркслин замер на полушаге. Судя по бычьему реву, придурок сунулся к одному из обитателей. Местная фауна не была драчлива и редко жаждала крови. У Джо был даже знакомый дракоша, который приползал на свист и на задних лапах выпрашивал кусочек сахара. А за шоколадку готов был ползти за Спарком, круша стены и продавливая потолочные перекрытия. Дракошку всегда и везде сопровождали два робота, послушно ремонтируя последствия погрома, который учинял их подчиненный.

Но встречались на подземных уровнях субъекты с отвратительным характером. Спаркслин был уверен, что одно чудище выбралось прямиком из ада. Существо, которое лишь с натяжкой можно было принять за выдумку природы, состояло из клыков, зубов, когтей и шипов, а основной чертой характера его была неукротимая ярость. Когда поблизости не было ничего, во что можно впиться и рвать на куски, тварь грызла и кусала сама себя, рыча то ли от боли, то ли от злости. Вряд ли земные биологи как-нибудь видали это чудище – ни в одном справочнике уцелевшей земной фауны не было и упоминания о черте, рядом с которым настоящий дьявол выглядел бы херувимчиком с рождественской открытки. Единственным спасением от этого кошмара был промах создателя – у твари было три змееподобных башки с крохотными и хитрыми подслеповатыми глазками.

Спаркслин спасся только потому, что дернул за одну из бородавок, усеивающих морды твари. Головы тут же перессорились между собой, вопя и клацая зубами. Когда выяснилось, что соседка ни при чем, обидчик уже успел улетучиться.

Повторять эксперимент Спарки не рисковал, обходя стороной район обитания страхолюдины. И даже сейчас при воспоминании о чудище Спарк передернулся брезгливой дрожью.

Туннель вел в цех кондитерских изделий: Спаркслин, как ни упрашивала малышка Элли, никогда не покупал ей на улице леденцы и трубочки с воздушным кремом.

И детские кафе приказал Диане обходить стороной, умалчивая, правда, о причине такой явной нелюбви к сладостям, изготовленным на автоматических подземных линиях. Лишь заглянув к кондитеру на кухню и не обнаружив черного зева подъемника лифта, Спарки угощал семью мороженым и пирогом с малиной.

Кондитерские-автоматы были любимым местом огромных красных муравьев. Спаркслина чуть не вырвало, когда он узрел юбилейный торт, облепленный кроваво-бурой копошащейся массой. Перед подачей на поверхность роботы бездумно сдували насекомых и плескали кремом на поврежденные места. Это вам даже не муха в супе!

Спарки едва успел подпрыгнуть и ухватиться за выступ в стене. Мимо него серым клыкастым потоком неслась стая крыс.