Синтия

— Потому что я не хочу быть вашим другом, Харви. Я хочу знать, что вы делали в доме шестьсот двадцать шесть?

— Ходил в гости. Наносил дружеский визит.

— Нет, Харви, у Э.К.Брендона нет друзей.

— Вот как устроены все полицейские. Ну ни за что не признаются, что им что-то известно. Им непременно надо выколотить это из тебя.

— Зачем вы посещали Э.К.Брендона, Харви?

— Он ведёт дела с нашей страховой компанией.

— Послушайте, Харви, — глаза Ротшильда превратились в щёлочки, а язва, похоже, взыграла. — Слушайте внимательно: будете валять дурака, я вам устрою весёлую жизнь. Зачем, по-вашему, мы сидим в этом участке? Тут у нас под самым носом денег больше, чем на всём остальном земном шаре. Думаете, это большая радость? А теперь отвечайте прямо: где девица?

— Какая девица?

— Синтия Брендон, чёрт бы вас побрал! И пожалуйста, не спрашивайте, откуда мне известно о том, что она пропала. Может, полицейские и глупы, но не настолько, как вам кажется. Так где же девица?

— Я не знаю.

— Это правда?

— Это правда.

— Ну ладно, попробую вам поверить на некоторое время — минут на десять, не больше. Так что же вы делали у Брендона?

— Я уже вам сказал: он ведёт с нами свои страховые дела.

— Вы мне не сказали ровным счётом ничего. От какого-то болвана швейцара я получаю сведении больше, чем от вас. — Ротшильд скорчил гримасу и залпом допил своё молоко. — Значит, он у вас застрахован? Так что же пропало? Что у него украли? Почему на сцену выходите вы?

— У миссис Брендон есть фарфоровая статуэтка лошади эпохи Тан — так она по крайней мере считает. На самом деле это итальянская подделка. Она раскололась пополам. Я заходил взглянуть на неё.

— Харви, вы лжёте! — буркнул Ротшильд. — Ну а теперь послушайте меня. Синтия Брендон вышла из этого дома в прошлый понедельник. Сегодня четверг. Во вторник один из моих сотрудников, детектив Гонсалес, видел Синтию Брендон в Центральном парке. Она прогуливалась. Если вы помните, во вторник была такая же мерзкая погода, как и сегодня, но они шли держась за руки. Всё прекрасно, пара голубков и только, но Гонсалесу показалось, что он уже видел этого парня. Что-то щёлкнуло у него в голове. У Гонсалеса потрясающая память на лица. Так или иначе, он вернулся в участок и стал просматривать архивы. В конце концов он нашёл фото этого субъекта в картотеке Интерпола. Два раза в год Интерпол посылает нам такие фотографии…

Ротшильд открыл ящик стола, вынул папку, а из неё глянцевую фотографию, которую протянул мне. На ней был изображён смуглый и довольно красивый человек. У него было волевое лицо и приятная улыбка, — мне всегда нравились такие лица и я, сопоставляя их со своей физиономией, понимал, что сравнение получается не в мою пользу.

— Ну, что можете сказать об этом человеке? — осведомился Ротшильд.

— Он вызывает у меня чувство зависти. Так должен был бы выглядеть я, если бы правильно выбрал бы родителей. Кто же это?

— Его настоящее имя — Валенто Корсика, и он родился в Рагузе. Это городок в Сицилии. Он учился там, а потом в Милане и Лондоне. Отлично говорит по-английски, по-французски и, понятно, по-итальянски. Безукоризненные манеры. Известен под именем графа Гамбиона де Фонти. Смех и только! Граф! Криминальное досье отсутствует. Есть только аресты. Дважды задерживался итальянской полицией, два раза — Скотланд-Ярдом и один раз — Сюрте. Ничего повесить на него никому не удалось, но Интерпол передал нам информацию в три тысячи слов.

— Чем он занимается? — спросил я. — Богатыми наследницами?

— Нет, нет, Харви. Ничего подобного. Случись им играть в покер, Корсика шутя покрыл бы все фишки Брендона и многих других. У него другая профессия — лидерство.

— Лидерство?

— Оно самое, — Ротшильд изобразил на своём лице некоторое подобие улыбки. Улыбка получилась не бог весть какая, но для Ротшильда это было явным шагом вперёд. — Видите ли, Харви, согласно данным Интерпола, последние пятнадцать лет Корсика готовился стать руководителем мафии.

— Мафии? Вы меня не разыгрываете?

— Мафии, Синдиката, называйте это как угодно.

Валенто Корсика готовился возглавить крупнейший клан организованной преступности. Ровно двенадцать недель назад Джо Азианти, главный мафиозо, скончался от инсульта. Во вторник Фрэнк Гонсалес видит наследника, прогуливающегося в парке с Синтией Брендон. Слава Богу, у него оказалась слишком цепкая память, и он разобрался, кто есть кто. А потому, Харви, или вы потолкуете со мной по душам, или, видит Бог, я позову кого-нибудь из наших сотрудников, он даст вам по башке, а я выдвину против вас обвинение в нападении на сотрудника полиции со смертоносным оружием. А потом я отправлю вас в камеру предварительного заключения, прямо здесь, в участке, и вы проторчите там неделю, прежде чем кто-то поймёт, что с вами случилось.

— Вы этого не сделаете.

— Хотите проверить, Харви?

— Позовёте полицейского, чтобы он оглушил меня? Не верю!

— Именно это я и собираюсь сделать, Харви. Лучше уж поверьте, что я вовсе не шучу.

— О’кей.

— Что о’кей?

— Буду говорить. Я очень нежный. Стоит мне вывернуть руку, и я тут же ломаюсь. Э.К.Брендок уверен, что его дочь умыкнули. Я поклялся, что ничего не скажу полиции, так что видите, как мне можно доверять.

— Что, что?

— Это всё он! Лично я не верю в киднэппинг.

— Что значит, это всё он?

— Я хочу сказать, что Брендон думает, что её похитили. Если бы я заподозрил похищение, вам бы долго пришлось обрабатывать меня резиновым шлангом, прежде чем я поделился бы своими подозрениями. Но я в это не верю, да и показания вашего Гонсалеса не наводят ка мысль о киднэппинге.

— Пожалуй. Кстати, мы обходимся без резиновых шлангов. Но в вашей версии, Харви, есть одна крошечная дырочка.

— Я знаю. Я…

— Вы, вы, — согласился Ротшильд. — Я не понимаю, при чём тут вы. Туг нет украденной собственности — ни драгоценностей, ни денег. Почему на это дело отрядили вас?

— Я знаю, почему. Брендон — обладатель страховки от похищений.

— Страховки от похищений?

Я кивнул и рассказал всю историю, а Ротшильд сидел за своим обшарпанным столом и, держа в руках стакан с остатками молока, смотрел на меня с кислым, недоверчивым выражением лица. Когда я закончил, он глубоко вздохнул, встал и вышел из кабинета, и тут же вернулся с пакетом молока, из которого снова наполнил стакан.

— Отлично, а теперь скажите, о чём вы, Харви, умолчали?

Умолчал я о ста тысячах долларов и не собирался в этом признаваться ни за что на свете.

— Вот и вся история, лейтенант.

— Вся, говорите, история? Ну, и куда же вы направитесь, когда выйдете из моего кабинета?

— Понятия не имею.

— Может, запамятовали, тогда попробуйте припомнить.

— Беда в том, что вы слишком уж верите в мою смекалку. Мне пару раз повезло, а вокруг ходят слухи, что я великий отгадчик тайн.

— Вы не смекалистый, вы хитрый и лживый, Харви. Я вам не верю ни на грош. Впрочем, я никому не верю. Такая уж моя полицейская натура.

— Лейтенант, — сказал я самым искренним тоном, — я не имею ни малейшего понятия, куда делась девица, а то, что её видели в Центральном парке под ручку с новым главарём мафии, для меня большая новость. Честное слово юного скаута!

Ротшильд не удостоил меня ответом. Он только уставился на меня, как он неплохо умеет делать.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

В пятницу я проверил наши досье, прочитал всё, что мог, о семействе Брендонов и пролистал три книги о Синдикате, а затем позвонил доктору Фреду Бронстайну, психоаналитику с Восточной Семьдесят пятой улицы.

— Сейчас не могу с вами говорить, Харви, — буркнул он в трубку. — У меня пациент.

Я перезвонил ему через полчаса.

— Харви, — раздражённо пробурчал он, — вы же знаете, что в рабочее время я отвечаю только на звонки по делу.