Страница 8 из 16
Нужно брать разные деньги в зависимости от количества и размера писем, заметил Звонарев. Лина добавила, что надо еще брать деньги за собеседование. «Прежде, чем ты будешь писать письмо, ты должен выслушать клиента, понять, что он за человек, какая у него история, какой стиль. А это отдельное время и отдельная работа»…
Сошлись на том, что за письмо нужно брать от трехсот до пятисот рублей и еще сто за собеседование. Таская черешню с блюда, сочиняли текст объявления. Все, кроме Павла Звонарева. Павел взял листок бумаги, тарелку с бутербродами и ушел в комнату.
Купон оказался слишком мал для рекламных идей. Любые поэтические вольности требуют простора.
— «Письма доброго ангела». Нужно вдохновить, чтобы поверили в чудо, — предложила Ануш.
— Не знаю. Не знаю. То есть прекрасно, конечно. Но мужчина на такое не клюнет. — Григорий долго трет бритый подбородок. — Надо по-деловому. Типа: «ваши проблемы — наши письма».
— «Ваши проблемы — ваши проблемы», — не удержался Стемнин.
— Надо заинтересовать. Дать понять, что это стоящая идея… — задумчиво произнесла Лина, срезая ложкой с торта кремовый лепесток. — Где мой муж? Илья, проверь. Его нельзя оставлять одного надолго.
После длительных дебатов появился первый одобренный вариант:
«Объясниться в любви, наладить отношения, достичь мира и облегчить душу при помощи письма. Профессионально, доверительно, недорого. Телефон…»
7
Стемнин колебался… Казалось, он увязает в авантюре. Как брать деньги? Как на него будут смотреть эти люди? А вдруг он окажется шарлатаном?
Шаркая тапками, вернулся Паша. Он оглядел всех свысока, держа на весу листок, словно глашатай — свиток с государевым указом. Ни слова не говоря, он разжал пальцы, и бумага приземлилась на колени Лине. Лина, отхлебнув чай, принялась за чтение. Лоб ее страдальчески наморщился, и вдруг она фыркнула на листок чаем, как гладильщицы брызгают на белье водой. Потом, встав из-за стола, она треснула Пашу по спине ладошкой.
Когда забрызганный листок попал наконец в руки Стемнина, он прочел:
Глава четвертая
ПЛАНЫ НА ЛЕТО
1
Дождь горстями метал в окно холодную воду, непогода наступала на университетские сады и аллеи, переправляясь через реку прозрачными полками ледяной конницы. Казалось, эти горсти сильных капель — какой-то знак, вызов Стемнину, уставившемуся в светлое незримое. Но какой знак, куда вызов — этого он понять не мог, хотя все равно было хорошо.
Огромный красный зонт Елизаветы Дмитриевны сох на полу, занимая добрую половину маленькой комнаты.
— Такого свинарника даже у свиней нет, — ворчала Елизавета Дмитриевна, стоя посреди комнаты в лимонно-желтых хозяйственных перчатках. — Что ты за человек, Илья! Как женится — пожалуйте к психиатру, развелся — к ассенизатору.
— Не бузи! Форточки в доме всегда открыты, по улице машины непрерывно ездят, ясно, что в доме будет пыль, — отвечал Стемнин, делавший накануне генеральную уборку.
— Привезла вот тебе специальную тряпочку, она нарочно разработана от пыли.
— Зачем мне еще тряпочка?
— Мягкая и приятная. Не то что это недоразумение в клеточку. Даже думать не хочу, чем это было, пока не стало тряпкой.
— Оно было мне очень близко. Ближе, чем рубаха. Гораздо.
— Не трепись.
— Это были…
— Хватит! Илья! Я хочу с тобой серьезно поговорить. Это касается твоей жизни, между прочим. Ты должен каждый день есть горячий суп! В одно и то же время! — Говоря это, Елизавета Дмитриевна ушла с тряпкой в ванную, а сын остался в комнате.
— Надо время засечь, — сказал Стемнин, не повышая голоса и будучи уверенным, что мать его не слышит. — Я хочу рассчитать, сколько советов ты даешь в единицу времени. Каков твой личный рекорд…
Через минуту Елизавета Дмитриевна вернулась в комнату и напряженно смотрела на сына озабоченным взглядом. Было видно, что она собиралась сказать ему что-то очень важное, серьезное и нелицеприятное, но в последнюю секунду вдруг забыла, что именно. На всякий случай, пока не вспомнилось самое главное, Елизавета Дмитриевна спросила с укором:
— Илья! Ты клубнику-то ешь?
Дождь забарабанил по стеклам. Мир за окном превратился в серебристо-зеленое марево и исчез.
2
Звонок раздался уже через два дня после отправки первого купона. Хотя Стемнин начал ждать звонков, как только опустил конверт в ящик, все же было удивительно, как быстро письмо дошло до газеты. Звонила женщина. У женщины был низкий голос. Такому голосу могло быть сорок лет или даже пятьдесят.
— Это вы? Алло!
— Да. Кто это?
— Ну здравствуй. Я по объявлению. Как тебя зовут?
— Здравствуйте, — ответил он, пытаясь сдержать подступающую дрожь. — Меня зовут Илья Стемнин. Чем могу быть полезен?
Он столько думал об этом звонке, но сейчас оказался абсолютно к нему не готов.
— Меня зовут Есения. Сколько тебе лет? — спросил голос.
— Простите… Это важно?
— Мне не нравятся маленькие мальчики.
— Боюсь, здесь какая-то… — Стемнин растерялся еще больше.
— Я хочу, чтобы ты написал мне.
Он понял, что произошло недоразумение. Кроме того, женщина, кажется, была пьяна. Заикаясь, Стемнин попытался объяснить, что его дело — решать чужие проблемы, а не вступать в отношения самому. Ужасно было то, что по его сбивчивой речи могли сделать выводы о его письмах. «Если бы мой клиент был я сам, я бы ни за что не стал иметь со мной дело».
К удивлению Стемнина, женщина оставалась совершенно невозмутима. Есения проникновенно спрашивала, был ли Стемнин женат. Просила написать в письме о том, какие у него волосы, что ему нравится в женщине, что он любит есть, как предпочитает заниматься сексом. Бывший преподаватель уже просто молчал, иногда отводя трубку от уха и глядя на нее как на загадочный предмет, с которым надо как-то поступить, только непонятно — как. Из трубки, как неведомые жучки-червячки, выползали неторопливые слова и вздохи неги. Трубка просила вложить в письмо фотографию. Хорошо бы в полный рост. Тогда Есения в ответ тоже пришлет фотографию. Если письмо понравится, она пришлет откровенную фотографию. Тут на Стемнина напал смех, он еле успел закрыть рукой трубку. Он глядел в зеркало на пунцовые надутые щеки и боялся только издать какой-нибудь звук. Он представил свою откровенную фотографию. «Надо дышать, просто дышать, неглубоко и ровно…»
— Когда ты мне напишешь? — спрашивала невозмутимо-томная Есения.
— Сей секунд. — Голос у Стемнина сделался заплаканным.
— Я жду.
— Тогда я пошел?
— Пока, милый, — подытожила Есения лилейным баритоном.
Раздались короткие гудки. Отдышавшись, Стемнин понял, что даже не поинтересовался адресом Есении. А она ничего не сказала. Что, если все, кто будет к нему обращаться, ненормальные?
3
Телефон зазвонил только в первых числах августа, вечером. Раздался напряженный мужской голос:
— Алло? Я по объявлению.
— Здравствуйте. Будем рады помочь вам, — отвечал Стемнин от лица несуществующей команды профессионалов.
— Вы налаживаете отношения, так? Мне нужно письмо… Нужно, чтобы моя жена… Моя бывшая жена… Короче, от меня ушла жена.