Возвращение

Карач–мурза, изредка прерываемый вопросами Витовта, в общих чертах поведал ему о всех событиях, разыгравшихся в Орде после того, как он был отправлен Тохтамышем к Тимуру, умолчав пока лишь о своих личных делах.

– А скажи мне, – спросил Витовт, выслушав его рассказ, – таким ли хворым казался Хромой, когда ты его покидал, что можно было ждать столь скоро его смерти?

– Нет, князь, глядя на него, я такого не ждал. Недуг его был тяжел, но эдак внезапом от него не умирают.

– А не сталось ли, что его отравили?

– Могло быть и так. Я сам об этом подумал.

– Наверное, с тем особо и поспешили только потому, что он обещал свою помощь хану Тохтамышу. У Эдигея, поди, были возле Тимура свои люди.

– В этом трудно сомневаться, князь. Идику умен и коварен. И он знал, что в честном бою не одолеет такого врага.

– И теперь, избавившись от Хромого, он, вестимо, мнит себя полным хозяином в Орде и в окрестных землях?

– Когда я выезжал сюда, он уже выступил с большим войском на Хорезм. Мне говорил человек, ехавший из Сарая-Берке, что там у хана Шадибека осталось всего пять туменов.

– А Шадибек Эдигею столь же послушен, как был Кутлук?

– Разное говорят, князь. Я слыхал, что у них уже были ссоры.

– Ну, а Тохтамышевичи? Что они мыслят делать теперь, и есть ли за ними какая-либо сила?

– Они имеют четыре тумена войска, но Идику оставил против них, на реке Иргиз, шесть туменов под начальством царевича Булат-Султана. И когда сам он возвратится из Хорезма, а это будет очень скоро, потому что сыновья и внуки Тимур-бека воюют теперь между собой и не окажут ему сильного сопротивления, он очистит от своих врагов северные улусы и приведет их к покорности, если этого не сможет сделать один Булат-Султан. А потому я посоветовал моим племянникам Джелал ад-Дину и Кериму-Берди бежать оттуда и где-нибудь в безопасном месте подождать, пока ветер счастья подует в их паруса.

– Пускай приезжают ко мне, – сказал Витовт, с минуту подумав. – Я чаю, что такой ветер скорее всего подует в их паруса отсюда.

– Да воздаст тебе Аллах сторицей за милость, которую ты им оказываешь, князь! Я сам хотел просить тебя об этом, но твое великодушие сделало мои слова ненужными.

– Пошли им сказать, чтобы ехали теперь же, не затевая сражений с Булат-Султаном, дабы зря не губить своих людей. Всех воинов, какие у них есть и каких соберут еще, пусть ведут сюда. Я им отведу окраинные свои земли, близ Дикого Поля, – там пастбища такие, что на целую орду достанет. А потом поглядим, как сложатся дела у Эдигея, и когда придет час, я помогу сесть в Сарае тому из них, кто мне поклянется в том же, в чем клялся их отец перед битвой на Ворскле.

– Джелал из братьев старшой, и он обещает быть тебе верным и вечным другом, князь.

– Коли так, ему и пособлю. А если этот обманет, другой брат останется в запасе, – усмехнулся Витовт.

– Джелал тебя не обманет, пресветлый князь. Я с ним много говорил и знаю его мысли.

– Ну, стало быть, с этим кончено. А сам-то ты что думаешь делать? Ужели еще не навоевался и не манит тебя покой?

– Манит, князь. И, может быть, я найду его, если ты не забыл тех великодушных слов, которые сказал мне в Киеве шесть лет тому назад, когда мы пировали в твоем замке.

– Я ничего не забываю, царевич. Помню и то, что ты меня спас от плена в битве с Эдигеем и что я у тебя в долгу, хотя и без того рад был бы тебя видеть в числе моих самых знатных подданных.

– Я не заслужил таких милостивых слов, князь.

– Э, что там слова! Ты заслужил большего, и я сейчас тебе докажу, что умею ценить такие заслуги, – промолвил Витовт и задумался. Карач-мурза – родич татарских ханов и знаток всех тонкостей политической жизни Орды, мог ему оказаться очень полезным. И щедрость по отношению к нему не будет лишней.

– Думаю, что хотел бы ты поселиться на земле отцов своих, в княжестве Карачевском? – спросил он, прийдя к этому заключению.

– Да, всемилостивый князь, если будет на это твое соизволение.

– Там, на южных рубежах, по рекам Рыбнице и Неручи, самые подходящие для тебя места и никем не занятые, ибо к ним близко подходит Дикое Поле и туда часто набегают татары. Ну а ты с ними поладить сумеешь, так что и тебе там будет привольно, и я от того получу выгоду. Как раз думал ставить там крепостицу, может, ты мне ее и построишь, коли будет в том надобность. Места хорошие: не один только лес, а есть и степи, так что лошадей и овец сможешь держать сколько пожелаешь. Земля черная, родит богато, и этим ты тоже не бреги. Смердов там, должно быть, мало или вовсе нету, – боятся татарского полону, но они сами к тебе придут, коли увидят от тебя надежную защиту. А по первой поре хорошо бы тебе привести с собою сотен пять татар с семьями, а коли больше, то еще лучше, места там достанет на всех. Сможешь?

– Смогу, государь.

– Ну вот и ладно. Побудь здесь моим гостем и отдохни, сколько сам пожелаешь, а затем поезжай с Богом. Я дам тебе письмо к племяннику твоему Ивану Мстиславичу – все же он там еще считается князем и будет ему обидно, коли посажу тебя на тех землях без его ведома, – пусть думает, что сам тебе их дал. Я напишу ему, что делается это для защиты его владений от татарских набегов, так он и рад будет. И знаешь что? – добавил Витовт: – Ты лучше пока не говори ему, кто ты таков. Ордынский, мол, царевич, приехал служить мне, и только. Так спокойней будет вам обоим, а то он еще перепугается и учнет тебе козни строить. Он здоровьем хвор и долго не проживет, а тогда поглядим, может, я тебя на его место посажу, коли дело позволит.

– Теперь ты мой повелитель, князь, и я сделаю все, как ты хочешь. А за щедрые милости твои да возвеличит тебя Аллах и да исполнит Он все твои желания!

– Вот, кстати, насчет Аллаха: теперь тебе и всем тем татарам, кои с тобой придут и в моем государстве навечно останутся, надобно будет принять христианскую веру.

– Я к тому готов, государь, и с собою приведу лишь таких людей, которые будут на то согласны тоже.

– И вот еще что тебе скажу: знаю, род твоих отцов православный, и может, ты захочешь остаться в их обычае, – в том неволить тебя не стану. Но коли желаешь послушать доброго совета, принял бы ты лучше нашу, католическую веру. От того тебе будет больше пользы, особливо, если хочешь быть Карачевским князем после Ивана Мстиславича. Сам я, коли говорить правду, к этим делам равнодушен – мне все одно, что католик, что православный. Но я не самодержец, надо мною стоит король Владислав, а он ярый католик, и православному человеку от него больших милостей ждать нельзя. Ты над этим подумай!

– Я подумаю, князь.

ГЛАВА II

«Одно поколение отходит, другое поколение приходит, а земля вовеки пребывает… Кружится на ходу своем ветер и на круги свои возвращается он».

Святослав Титович, второй из Козельских князей, княживших в Карачеве, умер несколько лет спустя после того, как впервые побывал там Карач-мурза. Младшему сыну Юрию еще при жизни своей дал он в удел город Мосальск[3], а старший, Мстислав, наследовал после отца Карачевский стол. Но он прокняжил недолго и умер еще не старым. Единственному его сыну Ивану, когда он вступил на княжение, было немногим за двадцать. Тем же годом женился он на воспитаннице Витовта, Гольшанской княжне Юлиане Ивановне, которой в ту пору было пятнадцать лет. Год спустя родился у них сын Михаил, а тремя годами позже – дочь, нареченная Софьей.

Иван Мстиславич смолоду был здоровьем слаб, но статен и хорош собою. Волосами был он рыжеват, как и все в его роду, но у него они красиво вились кудрями и цветом отдавали не на лисий хвост, как у других, а на спелую рожь. Бороду он брил, глаза имел серые, ясные, а лицом был бел и румян, хотя и нездоров был этот румянец.

В младенчестве был он чистый херувим, и родители в нем души не чаяли. Все, что Ванюша успевал пожелать, давалось ему тотчас, отчего нрав он приобрел трудный, и угодить ему порою бывало мудрено. Все-то он, как тогда говорили, хотничал[4], и то ему не так, и другое не этак, и хотенкам его не было конца, а потому с юных лет прозвали его в Карачеве Хотетом, да так эта кличка за ним и осталась. Княжич сперва обижался на такое прозвище, и многим его обида выходила боком, но потом притерпелся и обвык, так что в зрелых годах и сам, случалось, говаривал: «Я – князь Хотет Карачевский», либо: «Это наше, хотетовское».

3

От этого князя Юрия Святославича пошел род князей Масальских, которые позже разделились на четыре ветви: Клубковых-Масальских, Литвиновых-М., Кольцовых-М., Рубцевых-М.

4

Хотничать тогда означало «привередничать», хотенка – «прихоть». Отсюда Хотет – привередник, человек вздорный, которому трудно угодить.