Страница 60 из 106
— Болезненный вид у тебя, Карпуша, — заволновалась Клавдия. — Уж не заболел ли, избави Бог? Давай измерим температуру?
— Ничего страшного, мама, просто читал почти до утра, вот и расквасился… А у твоего полковника будет еще кто-нибудь из ветеранов? — неумело попытался он переключиться на менее больную тему. — Или только мы с тобой?
— Только мы… Все же, температуру измерь — не помешает, — стояла на своем Клавдия. — И прими, пожалуйста, поливитамины — весна, экзамены — какое здоровье выдержит?
Спорить с матерью бесполезно. Насмотревшись в своей поликлинике на несчастных больных, она машинально примеряет все их болячки к сыну и, соответственно, пичкает его лекарствами. Пришлось улечься на диван, сунуть подмышку градусник, отправить в рот таблетку поливитаминов. Хорошо еще, не горькую успокоительную микстуру.
Клавдия устроилась в покойном кресле рядом с диваном, надела очки и принялась за газету. Ничего нового, тем более, интересного, но издавна, со времен комсомольской юности, вошло в привычку газетное чтиво.
Карп лежал в полузабытьи. Он действительно ночь провел без сна, но не потому, что увлекся чтением недавно купленного Геродота — мечтал о совместной жизни с Наташей.
Мать осторожно вытащила из сыновьей подмышки теплый градусник, посмотрела, удовлетворенно кивнула. Температура нормальная, можно не беспокоиться. И снова взялась за газету.
— Что, мама, пора ехать? — не открывая глаз, спросил Карп. — Извини, задремал.
— Спи, сынок, есть еще время.
Разбудила Клавдия сына в половине пятого. На спинке стула висит вычищенный и отглаженный светлый пиджак, на нем — белоснежная рубашка с розовыми крапинками, на кресле — тоже наглаженные брюки. Мать одета значительно скромней — черная удлиненная юбка и светлокоричневая блузка. На шее — монисто, когда-то подаренное мужем.
— Оделась бы понарядней, — недовольно бросил Карп, поспешно одеваясь.
— Есть же у тебя праздничные платья и костюмы? Подкрась губы, почерни бровки — пусть все видят, какая ты у меня красавица! А то поглядит твой фронтовой побратим на боевую подругу и подумает — замухрышка.
— Мне и так хорошо, — вынужденно усмехнулась Клавдия. — Ни к чему красоваться, пусть принимают такой, какая есть… Готов, критик? Тогда поехали.
Подхватила хозяйственную сумку, без которой из дому не выходит, и открыла дверь на лестничную площадку. Карп хотел было отобрать сумку — куда там, не разрешила. Дескать, не дело мужикам таскать бабьи причиндалы, они должны гордо вышагивать рядом, охраняя и воодушевляя слабый пол.
— Взяла бы вместо этого чудища, — Карп пренебрежительно ткнул пальцем в далеко не новую сумку, — черную лакированную сумочку…
— В сумочку бутылка с закуской не влезут, — выходя из подъезда, ответила женщина,
— Какая еще бутылка?
— Водка. Разве ты хочешь, чтобы Нечитайло посчитал нас бедняками? Нет уж, милый, такого никогда не будет!
Клавдия рассердилась. Нехватает еще, чтобы бывший начштаба батальона посчитал жену своего комбата несчастненькой, забитой, считающей в потертом кошельке копейки!
Отошла она только в такси. Примирительно улыбнулась, ласково погладила руку сына.
— Вот, что хочу сказать напоследок, сынок: никогда ни перед кем не склоняй головы, как говаривал твой отец, держи хвост пистолетом… Ладно, повзрослеешь — сам поймешь… У Нечитайло будешь говорить ты — я ему уже успела приесться. По праву сына предательски убитого капитана. О чем — мы с тобой уже обговорили. Нужно, чтобы упрямый до невозможности Мишка вспомнил всех, кто в тот злосчастный день находился поблизости от комбата… Понимаешь?… О Сидякине мне уже известно, о Федорове — тоже, но ведь не они одни тогда лежали неподалеку от Семчика?
Если честно признаться, Карп не совсем уверен в своих следовательских способностях, мало того, он не представлял себе, как начнет допрашивать пожилого человека. Спросить прямо в лоб? Не годится, полковник может обидеться и свести разговор к бытовым вопросам-ответам.
— Не волнуйся, сынок, будь более решительным, — будто прониклась сыновьими сомнениями Клавдия. — Михаил не откажет, не сможет отказать. При всем своем упрямстве, у него — добрая, отзывчивая на чужие несчастья, душа…
В квартире Нечилайло первым их встретил верткий мальчишка с ехидным взглядом. Сережка, вспомнил разговор с Наташкой Карп… Неужели съехидничает?
Как в воду смотрел!
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Нечитайло-младший, метнув на Карпа издевательский взгляд. — Я думал, что ты заявишься с
Наташкой-невестой, а ты — с мамочкой! Слюнявчик захватил или принести полотенце?
Хотел было Карп отвесить наглецу полновестного «леща», но во время удержал поднятую руку. Как посмотрит хозяин квартиры на расправу над внуком? Вместо шалобана, ответил ехидине насмешливой ухмылкой.
— Зови отца, пигалица, не к тебе ведь пришли.
Звать хозяина не пришлось — он сам вышел в переднюю. Среднего роста, полный, с лысиной на макушке и нависшими на глаза густыми бровями.
— Здорово, Клавка. Ты, как всегда, приходишь во время. Молодчина! А это кто с тобой?… Ба, можешь не представлять, узнал — сын вечного комбата! Надо же, фигура, манеры, взгляд, все — капитанское!
Полковник принялся бесцеремонно тормошить гостя. Потом неожиданно обнял и прижал к себе.
— Здорово, Семеныч, здорово комбатенок! Рад познакомиться… Учишься или готовишься в армию?
— Вчера получил аттестат зрелости, — опередила Карпа мать. В голосе — гордость за птенца, которого она, без помощи и поддержки мужа, научила летать. — В институт готовится!
— В институт? — удивился старик. — А почему не в училище? По стопам отца…
— Слаб в коленках — в училище, — немедленно отреагировал Сережка. —
Ему не воевать — бумажки перелистывать. Интеллигент дерьмовый…
— Брысь, ехидина! — добродушно буркнул Нечитайло, сопроводив бурчание щелчком по лбу. — Отправляйся на кухню и сиди там до особого приглашения!
Странно, но Сережка не расплакался и не обиделся, понимающе улыбнулся и убежал. Вместо него из кухни выплыла полная хозяйка.
— Что же ты, хозяин, гостей держишь в прихожей? — густым басом спросила она. — Проходите, дорогие, в комнату, садитесь за стол, отведайте грибков и огурчиков. Свои, некупленные.
Предварительная процедура встречи гостей выполнена, остальное можно продолжить за столом.
Видимо, гостей ожидали: стол еще пустует, но он застелен цветастой скатертью, посередине — ваза с тремя гвоздичками, вокруг нее — рюмки и фужеры, на углу — стопкой закусочные тарелочки.
— Присаживайтесь, гостеньки, сейчас отметим встречу, — Нечитайло повернулся в сторону кухни. — Эй, хозяйка, поторопись, в желудке — революция!
«Поторопилась» не хозяйка — Сережка принялся таскать блюда, расставлял их на скатерти, одновременно ухитрялся посылать Карпу ехидные улыбки, от которых у Видова буквально чесались кулаки.
Стеснительно улыбнувшись, Клавдия выставила бутылку водки, достала из сумки кастрюлю с холодцом, банку самолично изготовленного ядренного хрена.
— Обижаешь, фронтовичка, — погудел Нечитайло, в свою очередь извлекая из секретера коньячную бутылку. — У нас так не принято… Испортилась, окончательно испортилась, батальонная фельдшерица, забыла армейские обычаи… Впрочем, ладно, будь по твоему. Надо бы вернуть твои подношения обратно в сумку, да боюсь обидеть… Ну, что, за встречу?
Чокнулись. Бывший начштаба батальона лихо опрокинул полную стопку, поморщился, понюхал краюху хлеба, принялся вилкой ворошить селедку. Подражая ему, Карп выпил так же лихо, но нюхать чернушку и ковыряться в закусках не решился, скромно отправил в рот ломтик материнского холодца, обильно намазаного хреном.
— А почему хозяйки нет за столом? — недовольно спросила Клавдия. — Брезгует или ты не разрешаешь?
— На работу торопится. Порешила на старости лет потрудиться на ниве всеобщего образования, заодно накопить денег для покупки мебели старшему сыну… Примем по второй? За тех, кто не дожил?