Таежный гнус

Машина остановилась в двух шагах от «надолбы». Из окошка высунулся чумазый водитель.

— Что нужно, мать твою в распашонку? Или медведя подбили, дотащить не в силах, стрелки дерьмовые?

Прозрачный намек на пустые ягдаши с непременным присловьем к их владельцам — «дерьмовые» не обескуражил Толкунова. Он подошел к водителю, отчаянно замахал руками, плаксиво заскулил. Показывал на многочисленные лужи, колючий придорожный кустарник, темно-серое небо, готовое разразиться очередным дождем.

Добято ничего не слышал, все внимание — на водительскую кабину, где рядом с шофером-сквернословом сидит… лейтенант Зимин. Тот самый исполняющий обязанности сбежавшего командира роты, который по всем данным должен сейчас находиться вместе со своими солдатами на стройке. А он едет со стороны Медвежьей Пади, мимо Бесовой сопки. К тому же, не в форме — в потертой куртке, подпоясанной солдатским ремнем.

Очередные смутные подозрения, которые просто необходимо либо снять, либо укрепить, выстроив очередную версию. Ведь Зимин не просто командир взвода, он долгое время прослужил под началом лжеКоролева.

— Петр Петрович? — изобразил радостное удивление сыщик. — Вот это встреча! А я-то думал: вы дни и ночи на стройке…

— Так и есть — дни и ночи, — привычно закинул голову офицер. — Вы не ошиблись. Да вот вытащили меня в штаб отряда прямо с об»екта. Для доклада полковнику… Уж не чаял живым выбраться, — облегченно засмеялся он. — Знатную стружку с меня сняли, пятикилограммовую «дыню» засунули в известное место.

— В задницу, — уточнил водитель Борька, внимательно слушающий разговор. — Не чешется?

— Привык, — коротко ответил Зимин и снова повернулся к «охотнику». — А почему вы без трофеев? Под Бесовой всегда дичи невпроворот, белки на мушки садятся, кабаны по осени жируют.

Добято ограничился равнодушной гримасой. Сейчас его интересовало совсем другое.

— Не повезло с охотой. Я ведь не профессионал — обычный любитель. Привык чаще «охотиться» в московских магазинах и на рынках… Интересно, как воспринял Виноградов появление ротного в такой одежонке?

— Вот вы о чем! — в очередной раз рассмеялся врио ротный. — Ну, нет, появился я перед председателем комиссии в полной форме, со всеми регалиями… Денис! Тащи сюда чемодан! — невзрачный солдатик выбрался из кузова, пыхтя, вытащил потертый чемодан. — Каюсь, решил на обратном пути поохотиться, отвести душу. Благо подвернулся Борька со своей колымагой…

— Кому, ядрена вошь, колымага, кому — наилучшая в тайге машина, — водитель обиженно похлопал по приборной доске. — Где хошь пролезет, не то, что разные «зилки» да хваленные иномарки, кляп им в выхлопную трубу!

Не отвечая, Зимин торопливо переодевался.

— Раздумали охотиться? — насмешливо спросил сыщик.

— Раздумал, — согласился ротный. — Душа болит — вдруг на стройке что приключится. Полковник не просто стружку снимет — взашей выгонит из армии… А у меня, между прочим, выслуги кот наплакал.

Возникшие подозрения, вроде, сняты, размышлял Добято, забираясь в кузов, где уже устроился прапорщик. И все же полученные об»яснения — хлипкие, легко придумываемые и так же легко опровергаемые. Исключать молодого офицера из списка подозреваемых пока не стоит…

— Что же ты, Дениска, в прислужника превратился, а? — настырно ковырялся прапорщик в тщедушном солдатике. — Не стыдно?

— Так армия, товарищ прапорщик, прикажут — выполняй… Я б с нашим удовольствием — в бригаду, не берут. Говорят, больно хлипкий, на стройке — никакого толку…

Говорит, а сам шмыгает заложенным носом, вытирает его грязной тряпицей. Натужно кашляет.

— Да ты, к тому ж еще, и простужен? — неожиданно заинтересовался солдатиком Добято. — Почему не лечишься? Ну, до отрядного врача далеко ехать — понятно, а ведь до знахарки от штаба роты — рукой подать.

Дело не в рекламе медицинских способностей Александры. Сашеньки… Почему-то Тарасику приятно упоминать ласковое имя подруги. И мысленно, и вслух. Господи, неужели сексуальные упражнения в боковушке так на него подействовали? Впору соловьем разливаться, испанские серенады исполнять!

Денис обреченно вздохнул.

— Спасибо за добрый совет… Завтра же попрошусь в увольнение. Упаду в ноги «травяной колдуньи»… Сил больше нет терпеть… Наш старшина у неё лечится и нахваливает.

— Козелков? — снова насторожился Добято. Вообще-то лечение старшины роты у таежной красавицы для него не новость, и все же… — Часто он навещает знахарку?

— Откуда мне знать? — пошмыгал заложенным носом вечный дневальный. — Ребята говорят — каждые два дня наведывается…

— По ночам — тоже? — спросил сыщик, мысленно обложив сам себя матерками. Слишком двухсмысленно прозвучал поспешный вопрос.

— Не знаю… Вроде старшина по ночам спит у себя в каптерке…

Говорить в двигающейся машине трудно и опасно — недолго прикусить язык. Поэтому до самого Голубого распадка попутчики молчали. Думали каждый о своем.

Добято снова и снова анализировал увеличивающийся с каждым днем и часом «банк данных». Толкунов мечтал о возвращении на покинутую им должность врио начальника тыла отряда — более спокойную и, что таить грех, выгодную. Денис тоже мечтал, но о дембиле. Ему изрядно надоело быть посыльным и ординарцем, прислужником и охранником, хотелось поскорей возвратиться в ухоженную московскую квартиру под крылышко заботливой матери.

«Газель» притормозил возле казармы-штаба. Зимин в сопровождении посыльного с чемоданом поспешно отправился в свой кабинет. Наверняка, звонить на стройку. «Охотники» выбрались из кузова. Добято остановился в нерешительности: самому идти искать помощника лесника или отправить на поиски прапорщика?

Водитель не торопился в родную заимку, постукивал ладонью по баранке, многозначительно глядел на пассажиров. Ожидал платы за проезд. С офицера не сдерешь, совесть не позволит, а вот с московского гостя и прапорщика — сам Бог велел.

Добято усмехнулся про себя жадности парня, на ходу доставая оттощавший бумажник, подошел к машине.

— Примите нашу благодарность, Борис… Уж не знаю отчества — извините.

— Какое ещё отчество? — глуповато вытаращил глаза водитель. — Вот, язви тя в корень, дела пошли — об отчестве спрашивают. А я и фамилию позабыл — Борька да Борька! Вспоминаю только, когда по пьяной лавочке попадаю в кутузку, да и то не сам — менты, вдоль их да поперек, через вентилятор в выхлопную трубу!

Стоящий на пороге штаба Ахметин с интересом выслушал матерный монолог и восхищенно затряс давно не чесанной головой. Вот, дескать, дает водило — позавидуешь!

— Хочу спросить, — подавая две десятки, «нерешительно» промолвил Тарасик. — Когда возите почту, никто не останавливает?

Вопрос — на дурачка! Если Борька — грандовская шестерка, ни за что не признается. Добято рассчитывал на легкую гримасу на лице водителя, подрагивание век, отведенный в сторону взгляд. Короче — на внешние проявления, подтверждающие замысловатую версию.

— А как же, останавливают! — без тени смущения признался Борька. — То подкинуть поклажу, то подвести. Ведь машина все одно работает, чего не услужить… собственному карману, хрен ему в дупло?

Интуиция сыщика помалкивала. И все же он хотел было продолжить легкий разговор, подойти с другого конца, но не получилось. Из ворот заимки выбежал плотный мужик. На бегу заорал в полную силу.

— Борька, в жопу тебя, в душу, в мать! Быстро рули к дому лесника! Беда!

— Что приключилось? — не трогаясь с места и не сводя вопрошающего взгляда с Добято, спокойно отреагировал водитель. — Понос у шефа? Или штаны загорелись?

Мужик подбежал к машине.

— Чудака придавила лесина… На Волчьем Логове… Всего переломало — глядеть страшно…

Добято уже свыкся к появлению все новых и новых жертв кровавого маньяка. Сейчас его интересовала реакция окружающих.

Толкунов стоял в привычной для него классической позе пациента психушки: покачивался на ватных ногах, рот широко распахнут, правая рука безуспешно разыскивает под охотничьей одежкой и толстым слоем жира растревоженное сердце. Обычная трусость.