Страница 99 из 125
Возвратился с прогулки старичок один. И сразу уехал.
Но брюнетка не перестала следить за привокзальной площадью. Пятнадцать минут… двадцать… полчаса. Она терпеливо ожидала, ограничив поле наблюдения перроном, от которого отправлялись автобусы в Куликово, и входом в подземный вестибюль метро.
Все же дождалась!
Горбоносый появился со стороны привокзального рынка. Неприметно огляделся, купил свежую газету и спустился в метро.
Дальнейшая слежка исключается — брюнетка «сфотографирована» в памяти подопечного и в профиль, и в анфас, и сверху, и снизу. Поэтому она спрятала бинокль. Вместо него в руке — трубка сотовой связи.
— Женька? Здравствуй! Узнаешь, кто говорит?
— Узнаю, — ответил глуховатый мужской голос. — Удача?
— Серединка наполовинку, — засмеялась женщина. — Разговор — не телефонный…
— Ожидаю через сорок минут. Не опаздывай!
Несколько минут брюнетка помолчаа, задумчиво постукивая трубкой по ладони. Будто мысленно проигрывала предстоящий доклад.
— Вперед, Игорек! К боссу. Время — сорок минут. Сам должен понимать, опоздание исключается.
Дамочка откинула кудрявую головку на спинку сидения. Закрыла глаза. Не спала — вспоминала давние события…
Вербовка кандидата наук, сотрудницы научно-исследовательского института, расположенного в Куликово, произошла на редкость примитивно. Она не давала подписку о неразглашении, ей не угрожали расправой в случае предательства, не показывали пистолет или нож.
Тогда Серафима Яковлевна оказалась в безвыходном положении. Муж, крупный ученый с мировым именем, эмигрировал в Соединенные Штаты. Даже не попрощался, не пообещал вызвать к себе жену, как только он устроится. Просто исчез. В небольшой, предельно сухой, прощальной записке сообщил: их брак был ошибкой, теперь бывшая супруга вправе распоряжаться оставленной квартирой и своей жизнью.
Конечно, измена мужа вызвала обиду. Мог бы, козел, проститься по человечески, оставить супруге не только квартиру, но и малую толику денег. Не обеднел бы. Вместо этого, превратил ее в нищенку. Ассигнования на научные разработки срезаны до предела, зарплата — только на бумаге. Украсть нечего, ни один предприниматель не сооблазнится пробирками, вынести из лаборатории тот же компьютер не по силам. Полный абзац. Как выражаются в преступном мире, кранты.
Пришлось подрабатывать на куликовском рынке — торговать бананами и помидорами, киви и виноградом. Хозяин лотка, житель то ли Туркмении, то ли Армении, не поймешь, попытался однажды заглянуть «рабыне» под подол. Когда вечером продавщица, наклонившись, перебирала помидоры, он, даже не прикрыв распахнутую настежь дверь, придвинулся, навалился сзади, ухватившись одно рукой за грудь, другой задрал юбку.
Женщина двинула насильника локтем. Когда он отпрянул, зарычав от боли, врезала грязным кулачком по морде. Если бы покушение на ее, так называемую, женскую честь было совершенно после признаний в любви, сопровождалось преподнесением непременных букетиков или драгоценностей, бесправная продавщица, скорей всего, возражать бы не стала. Богатый любовник снял бы напряженку с деньгами. Но вот так, по скотски, наваливаться, больно сжимать грудь, лезть под юбку… Фи, какая мерзость!
Странно, но хозяин не обидился — гортанно засмеялся: не хочешь «подработать» — как хочешь, получу желаемое в другом месте. По сходной цене. Даже не обозвал строптивую невольницу грязным — сука, лярва.
С тех пор наладились обычные деловые отношения.
И вдруг встреча с нынешним ее боссом…
Трудно сказать, по каким-таким приметам он выбрал ничем не
отличающуюся от своих товарок, средних лет женщину, торгующую фруктами. Да
и вообще, зачем ему понадобилась шестерка в окончательно оголодавшем,
академическом научном центре? Выкрасть государственные секреты? Смешно
даже говорить! Стоит намекнуть, обозначить сходную цену — на четвереньках
приползут доктора и членкоры, в зубах притащат чертежи и расчеты. Голод,
утверждают знающие люди, не тетка, тут не до патриотизма и высоких
материй.
Однажды возле лотка остановился немолодой человек с узкими плечами, впалой грудью и непропорционально большой головой, украшенной полуседыми кудрями.
— Сколька зарабатываешь, красавица? — неожиданно спросил он, не глядя на прилавок. — На еду хватает?
Серафима Яковлевна самолюбиво подняла голову. Кандидат наук слишком бережно относилась к остаткам своего достоинства, берегла его, как последнее, остающееся у нее, достояние.
— Возьмите помидоры — свежие, только вчера — из теплицы.
— Мне твои помидоры — до фени, понятно? Побазарить надо… Не бойся, ничего плохого тебе не грозит, базар чисто деловой.
Продавщица демонстративно отвернулась к немолодой женщине с хозяйственной сумкой. Дескать, нет времени для пустопорожней болтовни, хотите купить — покупайте, не хотите — скатертью дорога.
Мужик не ушел, пренебрежительно усмехнулся.
— Не трепыхайся, курочка, не штормуй, — со скрытой угрозой негромко проговорил он. — Думаю, лишние пару тысяч баксов тебе не помешают… Скоро рынок закрывается, я погуляю, подожду.
В пять вечера хозяин подкатил тележку. Вдвоем погрузили нераспроданный товар, отвезли его на рыночный склад. Женщина отдала выручку, получила свои проценты. Сняла передник, перед карманным зеркальцем восстановила макияж и пошла домой. О недавнем разговоре с непонятным покупатемлем она начисто забыла.
А вот он не забыл — ожидал, сидя на перевернутом ящике. Курил, задумчиво рисовал что-то на куче песка сломанным прутиком. Увидев Серафиму Яковлевну, отбросил прутик, поднялся, загородил дорогу.
— Побазарим?
— Что вам нужно от меня? — испуганно остановилась женщина. — Я тороплюсь — муж ожидает…
— Не бери на понт, красотка, бросил тебя твой муженек, в Америке другую драит… Не пугайся, милая, насиловать или убивать не стану. Просто хочу предложить тебе работу.
Насиловать? Господи, какая глупость лезет в голову! Спрашивается, зачем мужику рисковать, клеиться к немолодой бабе, и, что греха таить, далеко не красавице. Да ему нужно только помахать перед носом той же двадцатилетней Сашки стопкой американских кредиток — побежит к нему, раздеваясь на ходу…
Вдруг головастик, действительно предложит ей высокооплачиваемую работу! Зима не за горами, а синтетическая шубка поистерась, теплые сапоги отжили свой век, даже нищенка-попрошайка побрезгует носить такие.
— Слушаю. Только поскорей, я, на самом деле, тороплюсь.
Незнакомец заговорил медленно, будто пережевывал каждое слово.
— Будешь выполнять мои поручения. Не удивляясь и не отказываясь. Оплата — сразу же. Хоть днем, хоть ночью.
— Какие поручения? — опасливо спросила женщина.
— Телка ты умная, деловая, да еще — симпатичная. Скажу кого пасти, кому подставиться. В месяц на круг получится пара тысяч баксов…
Чем больше головастик говорил, тем меньше оставалось причин для отказа. Будто он отслеживал их и давил, как давят, заранее увиденных комаров.
Единственно, что смущало полубезработного кандидата наук — выражение «подставиться». Будто перед заказчиком не приличная дама, сотрудница престижной в прошлом лаборатории, имеющая за спиной десятки научных публикаций, а обыкновенная проститутка.
— Вижу, чего испугалась, — насмешливо провел глазами по женской фигуре авторитет — теперь она была уверена: разговаривает именно с бандитским авторитетом. — Думаю, до «подставки» не дойдет, это — на самый крайний случай… Согласна? — уловил смущенную улыбку и добавил. — Тогда получи авансик…
Так неожиданно для себя видный научный сотрудник исследовательского института превратилась в бесправную и бессловесную бандитскую шестерку. Босс не слишком обременял ее заданиями. Первое время Серафима Яковлевна боялась приставаний, оставаясь наедине с Женькой — так он приказал именовать его — пугливо жалась, нервно перебирала ремешок сумчки.
В конце концов, убедилась — как женщина босса она не интересует, у него наверняка предостаточно других, помоложе и попикантней. Отношения — чисто деловые.