Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 65

Увидев меня, дежурный вопросительно поглядел в лицо. Дескать, все ли в порядке, нет ли необходимости вызывать милицию или пожарную команду?

— Все в норме, — зевнул я. — Сейчас похожу по территории и — домой. Спать хочется зверски. С раннего утра на ногах.

Сторож кивнул и изобразил понимающую улыбку. Действительно, не мешает — на боковую. А вот ему предстоит полубессонная ночь — часа в три прикурнет на утлом диванчике, а в шесть уже подниматься. Появятся уборщицы, заберут ключи, разбегутся, трещотки, по этажам и кабинетам. В семь примчится, будто погорелец на пожар, генеральный…

Так или не так расшифровываются взгляды и гримасы угрюмого дежурного — не знаю. К тому же, мне не до анализа мыслей и настроения Молчуна — дома, укутавшись с головой в жаркое одеяло, спит Светка. Головой — на своей подушке, ногами — на моей половине кровати. И мне ужасно хочется разбудить её. Так разбудить, чтобы до утра не сомкнула глаз, наслаждаясь близостью с сопостельником.

И я покинул административный корпус.

Вторая остановка — в калитке ворот. Сама Себя Шире зевает и тут же крестит согрешивший рот. Ей не столько хочется спать, сколько донимает скука — с самого вечера ни с кем словечком не перебросилась, никому косточки добела не отмыла, никого на мелкие кусочки не разобрала.

С ума можно сойти!

И вдруг появился человек, с которым грех не посудачить, не отвести душу. Плюс к скуке — женское чувство, стоящее на втором месте после любви — любопытство. Обычно начальник пожарно-сторожевой службы Росбетона либо всю ночь дежурит, либо уходит вечером домой и появляется только утром. Что его заставляет бежать, сломя голову, в три часа ночи? Может жинку заревновал или под прикрытием ночной работы порешил навестить любовницу? Ну как тут удержаться, не поразведать, а поутру пустить по кабинетам и цехам Росбетона свежую сплетенку? Проведает Алферова — вот будет смеху!

— Куды торопишься в ночное времячко, Сергеич? — загородила мне дорогу Семеновна могучей своей фигурой, более похожей на сейф главного бухгалтера. — Самые разбойничьи часы наступают опосля трех… Мой покойный муженек так говорил, а он-то знал почем фунт лиха да кило беды…

Пришлось притормозить. Не прыгать же через бабу? Обойти — бесполезно, она так закупорила калитку — мышь не пролезет…

— Почему же разбойники промышляют именно после трех? — равнодушно поинтересовался я. — Лучше — под утро, когда сон крепкий… Может быть ваш супруг именно это имел в виду?

В Росбетоне тайны держатся, как вода в решете. Поэтому я слышал сплетню об умершем муже Семеновны. Мужик был нечист на руку: мог ободрать пьяного, почистить оставленную незапертой квартиру, вытащить из сумки зазевавшейся бабенки кошелек… По нынешним временам — мелочевка, а по тогдашним — серьезные преступления. Короче, профессионал среднего уровня.

Поэтому мнение умершего супруга для безутешной его вдовы — закон, который невозможно опровергнуть, опасно критиковать. В отместку за туманные сомнения в профессионализме супруга сторожихи я получил разгневанный взгляд и пренебрежительную гримасу.

— В мущинские дела не лезла и по сей день не лезу. Но мой Пантюша ведал о чем говорил… Опосля трех — самое разбойное времячко! — с нажимом повторила Сама Себя Шире.

— Тогда мне нужно торопиться, — с нарочитым испугом поглядел я на наручные часы. — Пока добегу до дома, пока поднимусь на лифте — аккурат три часа пропикает… Спасибо вашему Пантюше, может он через вас вызволил меня из беды.

— Беги, Сергеич, поторапливайся, милый, — разнеженно всхлипнула сторожиха и полезла в глубокий карман теплой своей куртки. — Береги тебя Бог, начальник…

Сейчас достанет допотопный дедов фонарик и три раза мигнет, направив его в сторону парка, мелькнула в моей голове нелепая мысль. Вдруг не зря энкавэдэшный старикан поменялся дежурствами — вместо себя подставил подельницу?

Но вместо фонарика — горсть леденцов.

— Пососи по дорожке, милая, легче станет дышать да и дурные мысли сладость прогоняет…

Не знаю, как помогают конфетки, но смутные предостережения Семеновны насторожили меня, подняли в душе волну самого настоящего, позорного для сыщика, страха. Всячески ругая себя за слабоволие и трусость, я старался итти медленно, внимательно оглядывал дорогу и окружающие её насаждения.





Вошел в запущенный парк. Темные провалы между деревьями, аллея, освещенная тусклым светом фонарей, которые ещё не успели разбить пацаны, неухоженный асфальт покрыт выцветшей прошлогодней листвой, ветками, камнями, мусором. Кое-где поблескивают бутылки из-под водки, пакеты из-под кефира и молока, конфетные обертки. Какой-то шутник повесил на кусте несколько использованных презервативов — символов современной безопасной любвишки.

Я машинально посасывал леденец, торопился расправиться с ним и заменить успокоительной сигаретой. Глупый страх — преступники, если даже они притаились в темноте, поджидая легкую добычу, не решатся нападать на крепкого мужика. Да и что у него возьмешь — пару стольников да пачку отечественных сигарет? Как говорится, овчинка не стоит выделки.

Ориентиры маршрута давно изучены: сейчас — полуразрушенная раковина эстрады, потом — памятный мостик через речку, от него — несколько сот метров до первой жилой башни центральной части города.

Метрах в пятидесяти от эстрады и произошло то, чего я так боялся. Черт, скорее — опекающий меня святой мученик, подсунул под ногу здоровенный камень. Я не просто споткнулся — упал, ухватившись рукой за нижнюю ветку дерева. Одновременно раздался негромкий хлопок выстрела и пуля ударила в ствол в нескольких сантиметрах от моей головы.

Я перекатился и залег в невесть для какой цели отрытую канаву. Хорошо еще, что по весне крапива — не такая кусачая, не то появился бы перед Светкой с красными пятнами на морде и руках. Впрочем, не исключен иной вариант — утром отыщут окровавленное мое тело и отвезут в местный морг на радость студентам медицинского училища.

Затаился, даже дыщать стал пореже. Убийцы обязательно постараются отыскать тело для того, чтобы, во первых, убедиться в том, что пуля попала в цель, и, во вторых, произвести контрольный выстрел в голову. Такой уж порядок у киллеров — доводить дело до конца, с бессрочной гарантией.

Время ползло со скоростью черепахи. Вокруг — непроглядная темень и тишина. Неужели я ошибся?

Нет, все правильно: из зарослей вышли две мужские фигуры. Остановились метрах в десяти от меня. Оба широкоплечие, настороженные, в коротких куртках и, кажется, в джинсах.

— Попал или — в молоко?

Низкий мужской голос показался мне знакомым. Неужто дед Ефим? Та же надтреснутость, та же манера глотать окончания слов…Нет, это не старикан — убийца, судя по голосу, намного моложе.

— Молоком не пользуюсь. Подшиб стерву, точно подшиб…

Бандиты, подсвечивая фонариком, принялись разглядывать пространство между деревьями. Видимо, батарейки сели, свет фонарика — тусклый, слабый. Разгребают листву ногами, словно я не человек, а какой-то мерзкий червяк.

— Гляди-ка, нет мертвяка? — удивился «стрелок». — Куда же он подевался?

— Убежать не мог — мы бы услышали, — вторил ему подельник. — Переполз на другое место. А с твоим фонарем только у бабы за пазухой искать… Подранили — это точно, лежит где-нибудь и загибается…

Киллер достал из кармана бутылку, встряхнул складной стаканчик. Со вкусом выпил. Как мастер, добросовестно выполнивший порученное ему дело и имеющий право расслабиться. Напарник тоже пропустил стакашек.

— Что делать-то станем?

— Рассветет — придем поглядеть. Кровушку пустили, её не скроешь… На всякий случай…

Он поднял ствол автомата и пустил веером очередь вокруг себя. Пули негромко ударяли в землю, в листву, в ветки. Две или три прожужали рядом со мной.

— Слышь, падло недорезанное, — негромко продекламировал убийца. — Ежели жив останешься — остепенись. Второй раз от нас не уйдешь — достанем хоть на службе, хоть дома. А лучше подохни до утра — нам меньше работы!