Последняя версия

Все— таки решился проверить.

— Идите вдвоем, посудачьте, а я на полчаса — в магазин, Туалетная бумага кончилась — куплю.

Если бы идиотская моя версия действительно имела место, Светлана обрадовалась бы, охотно отпустила меня за «бумагой». А она, вместо этого, вцепилась в локоть — не оторвать.

— О чем ты говоришь, Костик? В кладовке ещё целых три рулончика лежит.

Так и добрели втроем до дома. Дед Ефим выждал пока мы не войдем в под»езд и появимся на балконе, только после этого отправился восвояси. Часто постукивая по асфальту палочкой, согнув и без того кривую спину. Бедный, несчастный топтун! Только неясно на кого он работает, кто ему платит?

— Как ты думаешь, зачем старику понадобилась эта явная слежка? — спросил я, провожая сторожа задумчивым взглядом. — Ведь догнал он нас не в порядке развлечения, сопровождал не ради удовольствия.

— А почемы ты меня спрашиваешь? Скорее, я должна задать тебе этот вопрос. И как мужчине, и как бывшему сыщику…

По логике Светлана, пожалуй, дала мне очередной урок. Действительно, кто кому должен задавать подобные вопросы: обычный, пусть даже главный, технолог Росбетона или бывший профессиональный сотрудник уголовного розыска?

— Почему тогда ты удерживала деда, выслушивала его трепотню?

— Думала, проговорится: на кого работает, откуда нам с тобой ожидать очередных неприятностей?

На кого работает воротный страж я узнал на следующий день.

К вечеру меня вызвал генеральный директор. Естественно, не лично — через секретаршу. Ничего особенного — начальнику желательно узнать о состоянии пожарно-сторожевой службы, о всех её достоинствах и нуждах, недостатках и возможностях. Скажем, уточнить, как могли скрыться с охраняемой территории убийцы Вартаньяна?

Поэтому я поднялся на третий этаж без тени подозрений. Шел и мысленно выстраивал доклад с выводами и, конечно, с предложениями. В частности, о назревшей необходимости опоясать территорию электрической сигнализацией.

До назначенного времени остается пятнадцать минут. Приходить раньше не рекомендуется точно так же, как и опаздывать. Поэтому я притормозил возле многокрасочного стенда, прямо-таки воспевающего достижения Росбетона. В самых высших традициях прошлого, застойного периода нашей многострадальной истории: на сколько процентов увеличился выпуск панельных домов, во сколько раз — элементов парковой архитектуры, какие новые изделия освоены, как выросла производительность труда…

Одно только отсутствует: социальная сфера. А неплохо бы узнать о росте реальных доходов на среднестатистическую душу того же бетонщика-арматурщика, о снижении платы за детсады, о новой школе и только-что введенном в эксплуатацию клубе, о снижении стоимости «корзины» с необходимыми для жизнедеятельности человека продуктами,,,

Это не афишируется — стыдливо умалчивается.

Торжественный, будто клятва Родине, стенд занимает весь простенок рядом с входом в приемную. Поэтому прихрамывающий дед Ефим, выползая оттуда, натолкнулся на меня, испуганно шарахнулся в сторону лифта, едва не сшиб с ног выходящего из кабины главного бухгалтера. Бормоча извинения, вытирая с лица испарину, запрыгал по лестничным ступеням.

Прежде всего, что делать сторожу в приемной генерального директора? Кокетничать с секретаршей или ремонтировать компьютер? Глупо даже подумать. Предположим, его вызвал глава Росбетона? Ничего предосудительного, начальство знает с кем и о чем беседовать, никто не имеет право диктовать. Но почему при этой беседе не присутствовал я, непосредственный начальник деда Ефима?

Значит, Пантелеймонов разговаривал со стариком обо мне! К примеру, о моих отношениях с главным технологом предприятия. И топтун выкладывал Вацлаву Егоровичу все, что ему удалось подслушать и подсмотреть… Ничего не скажешь, веселенькая картинка! Сейчас я разукрашу её в похоронные краски…

Ну, нет, ссориться с Пантелеймоновым сейчас не стоит — не та обстановка, не тот «карточный» расклад. Сначала послушаю, что он мне скажет, за какую струну дернет.

Помедлил, успокаиваясь, и решительно вошел в приемную.

— Сердечный привет, Катенька!

Отношения с секретаршей сложились, мягко говоря, совсем не сердечные, она невесть почему не взлюбила меня с первой же встречи. Причина лежит на поверхности — имею судимость, значит, опасный человек, от которого лучше держаться подальше. Подобное примитивное мышление свойственно умственно ограниченным людям. В тюрьмы и на зоны попадают не только преступники, там отсиживают сроки честные, добропорядочные люди, попавшие под карающий меч закона по несчастному стечению обстоятельств. Или по ложному доносу.

Но попробуй втемяшить это в заскорузлые мозги сторонников жесткой руки.

— Здравствуйте, Константин Сергеевич, — сурово продекламировала секретарша, не отрывая взгляда от бумаг. — Вас ожидают.

Возле двери, оббитой черным дермантином я остановился.

— Простите за неслужебный интерес: Ефим Сидорович уже был у Пантелеймонова?

Секретарша не успела распознать ядовитую начинку, на первый взгляд, невинного вопроса — ответила утвердительно: да, был, только-что ушел. Мои предположения оказались правильными: воротный страж — человек генерального директора, «работает» на него и, возможно, по его заданиям.

Странная, необ»яснимая ситуация! Зачем генеральному знать о моем времяпровождении, что ему дают сведения о наших отношениях с главным технологом, как увязать все это с убийством Вартаньяна? И почему в качестве соглядатая избран именно дед Ефим, воротный страж предприятия? Фантастические переплетения явно запутывали уже возникшие у меня правдоподобные версии…

При моем появлении Пантелеймонов не бросился жать руку своему пожарнику-сторожу, не изобразил неземное блаженство по поводу предстоящего общения — поднял голову и показал на стул напротив письменного стола.

Я послушно занял указанное место.

— Пригласил вас, Константин Сергеевич, для того, чтобы узнать о ходе расследования. По моему, имею на это право. На вашем месте не стал бы ожидать приглашения — пришел бы сам.

За внешне пристойными фразами чисто служебного плана прятался обидный намек на получаемую мной незаработанную зарплату плюс некое вознаграждение за следовательские труды. Захотелось бросить камнем в лицо генеральному нечто дерзкое, повернуться и уйти. Пусть даже на биржу труда или дежурным сторожем на автостоянку.Это неразумное желание подпитывалось организованной генеральным слежкой, непонятной и обидной.

Но я уже успел втиснуться в расследование убийства, наработал несколько правдоподобных и откровенно фантастических версий, бросить которые не хватит силы воли. Придется терпеть замаскированное хамство работодателя, изображать подхалимское согласие с его манерами рабовладельца. Вдруг сошлет непослушного раба на галеры либо прикажет выпороть его кнутом…

— Вы настолько заняты более серьезными делами — не хотел мешать… К тому же, пока нет почти никаких успехов — одни предположения, жидкие, как манная кашка, и вязкие, как бетонная смесь…

— Однако с Алферовой вы делитесь и успехами и неудачами, — с ехидцей проговорил Пантелеймонов, глядя на меня немигающим взором удава, который готовится проглотить бедного кролика. — Я не говорю о ваших интимных отношениях — брезгую копаться в грязном белье сотрудников.

Значит, все же нашептал бывший сексот органов. Перемешал отрывочные фразы, которые удалось подслушать, с выдуманными им самим откровениями и преподнес полученный коктейль генаральному. А тот с удовольствием отпил пару глотков отвратительной смеси.

— Вы, как всегда, правы, Вацлав Егорович. Интимные отношения сотрудников Росбетона никого не касаются. Если, конечно, они не снижают производительность труда и не отражаются на качестве выпускаемой предприятием продукции…

Генеральный воспринял довольно острую отповедь совершенно спокойно. По лицу не промелькнула недовольная гримаса, глаза не сощурились с угрозой. Только повел рукой в сторону, будто отстранил пущенную в него стрелу.