Глазами любопытной кошки

На мандаринском диалекте синьцзянозначает «новая граница». Этот край с незапамятных времен населяют разнообразные мусульманские народы, в большинстве своем уйгуры, чей язык похож на турецкий. До 1949 года менее пяти процентов населения этого региона принадлежали к этническим китайцам (китайцам хань), но после коммунистической революции началась массовая отправка переселенцев из демобилизованных солдат. Теперь китайцы хань составляют сорок процентов населения. Переселенцы работают в промышленности и администрации ужасных тюрем в Китае. Они произвели на свет новое поколение, презираемое местными жителями. По сути, в регионе действует режим апартеида, при котором китайцы и уйгуры живут в обособленных анклавах, почти никогда не работают в одном и том же месте, ходят за покупками и обедают в разных местах.

В аэропорту я должна была встретиться с Мелиссой, исполнительницей танца живота из Нью-Йорка, говорящей по-китайски. Она предложила стать моей попутчицей и переводчицей на эти сорок дней. Мы познакомились по Интернету.

Я забыла спросить, по какому времени мы назначили встречу – по пекинскому или синьцзян-уйгурскому, – и потому не знала, будет ли она меня ждать. Об этом всегда лучше договариваться заранее, потому что в Пекине время на два часа отстает от синьцзян-йгурского; официально весь Китай считается одной временной зоной, однако местные редко следуют этому правилу. Все официальные учреждения, к примеру государственные компании и банки, работают по пекинскому времени. Но неформальные встречи люди назначают по местному времени. Возникает простор для путаницы, и легко разминуться друг с другом. Я выискивала в толпе молодую китаянку, одетую в нью-йоркском стиле и похожую на восточную танцовщицу. Вдруг ко мне подошла высокая женщина европейской наружности с покрытой головой.

– Тамалин? – проговорила она.

Мелисса оказалась наполовину полькой, наполовину литовкой. Китайский она учила в университете, а затем еще несколько лет – в Китае. Ее знание языка пригодилось сразу.

– Хочу найти того грубияна из службы потерянного багажа, – сказала я. – Можешь с ним поговорить?

Вздорный администратор ничего не мог сообщить толком. Мелисса рассердилась еще сильнее, чем я.

– Я наткнулась на Великую Китайскую стену! Вот что больше всего бесит в Китае. Скоро ты поймешь.

ЖИЗНЬ В «ПОСОЛЬСТВЕ»

Чтобы написать эту главу книги, мне пришлось действовать очень осторожно. Я не могла просто пойти к официальным лицам и заявить: «Я хотела бы снять фильм и написать книгу о жизни китайских мусульман». В таком случае мне показали бы сфабрикованную версию реальности, а возможно, вообще бы запретили заниматься этим проектом.

Итак, мне пришлось наугад ездить по региону, надеясь, что подвернется предлог и я смогу получше узнать быт местных жителей. Люди здесь привыкли не критиковать правительство и не говорить о чем-либо подобном, так как это может быть использовано им во вред. Да и мне не хотелось, чтобы у них возникли неприятности.

Многие гостиницы пускают только китайцев. Мелисса прослышала об одном недорогом и хорошем местечке, но нас туда не пустили – что поделать, иностранцы!

Мы перешли улицу и отправились в отель «Семан», также известный как «русское посольство». В этом далеком уголке британцы и русские устраивали шпионские игры. В конце 1800-х годов Российская и Британская империи расширяли свои территории и подобрались довольно близко друг к другу в Центральной Азии. Велась борьба за информацию, влияние и антиквариат. В консульствах даже у стен были уши, и так продолжалось до 1949 года, когда образовалась Китайская Народная Республика. Теперь у приезжающих в Кашгар иностранцев есть два варианта: поселиться в бывшем британском консульстве или в бывшем русском.

Вкус к украшательству у уйгуров проявляется во всем. В повседневной жизни женщины носят длинные платья с блестками. Яркие шуршащие платки из блестящей ткани скорее дань моде, чем следование религиозным традициям. Холл отеля «Семан» был весь разукрашен узорами из цветов – резьбой по дереву и мрамору. На стене за стойкой портье красовалась рельефная фреска с изображением танцоров и музыкантов. Чуть ли не каждый дюйм стены и мебели этого недорогого отеля украсили каким-нибудь орнаментом. «Семан» мог бы стать подходящим местом для людей во фраках, однако большинство постояльцев были альпинистами или любителями приключений, приехавшими из Пакистана или с Тибета. Корпус отеля для особо важных персон выглядел еще более вычурным. Тут часто останавливались туристические группы из крупных и процветающих городов Китая: Пекина, Шанхая и т. д. На территории отеля функционировали пять интернет-кафе, они же играли роль турагентств, предлагающих пешие прогулки по горам.

Мелисса сразу влюбилась в «Информационное кафе у Джона», расположенное за увитой диким виноградом решеткой у парковки, заставленной огромными и сверкающими туристическими автобусами. Там собирались иностранные туристы и обсуждали лучшие велосипедные маршруты по Тибету, особенности пересечения киргизской границы и расписание автобусов во Внутреннюю Монголию. Если путешественник добрался до Кашгара, он с большой долей вероятности успел побывать уже везде.

Кашгар – само это слово вызывает ассоциации с чем-то мистическим даже у бывалых путешественников. Но я уже приезжала в Кашгар два года назад, хоть и ненадолго, и теперь, во второй свой визит, была разочарована. Большинство традиционных глиняных хижин снесли. Город превратился в большую пыльную стройку с открытой канализацией. Те традиционные дома, что остались нетронутыми, теперь назывались «историческим центром», и за вход в него с туристов взимали плату. Везде на новых бульварах как грибы после дождя вырастали современные коробки, построенные из типично китайского стройматериала, напоминающего кафельную плитку.

ПЕРВАЯ ПРОГУЛКА

Старую площадь и ее окрестности реконструировали в стиле парка аттракционов, в духе сказок «Тысяча и одной ночи». Видимо, уйгуры сами стали главной туристической достопримечательностью. Западные туристы пытались увидеть настоящую жизнь уйгурских племен за фасадом искусственных туристических рынков, ресторанов, разряженных верблюдов и разукрашенных овец, позирующих для фотографий перед экскурсионными автобусами. Китайские туристы ходили большими группами за размахивающими флажками экскурсоводами; на всех были одинаковые шапки.

Под аккомпанемент лихорадочно щелкающих фотоаппаратов местная жизнь текла своим чередом. Кто-то включил магнитофон с уйгурской музыкой. Не меньше тридцати мужчин и мальчиков принялись грациозно переступать и кружиться, репетируя традиционный танец. Веселая музыка и танцы уйгуров славятся на весь Китай.

Мы зашли на улицу, куда не втиснулся бы туристический автобус, – «улицу торговцев». Как и их предки, здесь занимались своим ремеслом кузнецы, торговцы дынями и изготовители музыкальных инструментов. Вся улица словно пела: музыкальных дел мастера проверяли струны, кузнецы постукивали молоточками, изготавливая инструменты, нагревали металл до огненно-красного цвета, а затем резали его, охлаждали и снова нагревали. В витрине лавки, торгующей швейными машинками, выстроились новенькие машины с ножным приводом. Присев под связкой подвешенных у входа дутаров (дутар – одна из многочисленных разновидностей лютни с длинным грифом), мы наблюдали, как юноша сосредоточенно заканчивает мастерить рабаб(струнный инструмент, обтянутый змеиной кожей). На стене висела сушеная шкура гигантской змеи длиной не меньше двадцати футов. Мужчина неподалеку заиграл на дапе(бубне из змеиной кожи со звенящими колечками), виртуозно отбивая ритм.

Мы двинулись дальше и обнаружили парк, где оказалось гигантское колесо обозрения, подсвеченный неоном фонтанчик, искусственная река и «фейерверки» из крошечных лампочек. Шайка мальчишек решила подшутить над двумя иностранками: они попытались выпустить нам на колени скорпиона из банки. Мы завизжали и убежали прочь, затем пошли дальше и отыскали обратный путь по узким переулкам старого квартала в обход билетной кассы, установленной китайским правительством. Темнота стояла кромешная, мы не видели, что в двух шагах перед нами.