Глазами любопытной кошки

– У меня есть кондиционер, – сказала я.

Так Лиза стала моей соседкой. Я рассказала ей о приглашении Мазена, и она захотела с ним познакомиться.

«Мерседес» Мазена оказался развалюхой 1969 года, неровно выкрашенной белой краской. Двигатель почти сразу заглох и завелся затем лишь с нескольких попыток. Мы катались по Амману, и город казался нам убогим, все дома выглядели одинаково. Машина ехала рывками, то замедляя, то ускоряя ход, и нас тошнило.

План города был основан на восьми транспортных кольцах вокруг главной улицы – Зарана.

– Где же пятое кольцо? – поинтересовалась Лиза.

– Это закрытый тоннель, – объяснил Мазен.

Среди достопримечательностей Аммана, которые мы видели, были и древнеримская цитадель с видом на город и несколько пятизвездочных отелей. То тут, то там попадались постовые в модных шлемах – они регулировали движение. Когда загорался красный свет, регулировщики давали сигнал ехать, на зеленый свет мы должны были останавливаться. В Аммане ездили очень быстро, игнорировали разделители полос, и движение было беспорядочным.

На выезде из города мы пропустили поворот и потом несколько кварталов ехали назад по встречной, петляя среди машин. Водители, которые встречались на нашем пути, дружелюбно сворачивали и уступали дорогу.

Миновав холмы того же оттенка бежевого, что и весь Амман, а затем долину, где росли оливы, гранаты и инжир, мы очутились в маленькой деревушке, где были останки старого замка. Вход был закрыт. Мазена руины не заинтересовали.

– В Иордании повсюду римские развалины, – хмыкнул он. – А эти совсем маленькие.

Мазен был толстокожим здоровяком, с ног до головы покрытым татуировками. На плече у него был кислотный ожог – он сам изуродовал себе руку, когда расстался с женщиной, чье имя было наколото у него на руке. Мазен работал инструктором по кикбоксингу в Ираке и тренером фитнес-клуба в США. Армейские друзья обещали помочь ему с переездом в Техас. Я так и не поняла, как ему удалось получить визу – ведь в США не было недостатка в инструкторах по кикбоксингу. Арабское происхождение, безусловно, не добавляло ему очков. Я спросила, как он вообще устроился на работу в американскую армию, и он ответил:

– Однажды я напился как свинья и подписал контракт, а на следующее утро проснулся и подумал: «Что же я натворил?!»

Мазен дважды был женат. Первую жену ему нашли родственники, когда ему было девятнадцать. Родители отвели его к ней в дом выпить чаю, и они виделись всего пять минут. Она была очень застенчивой, но он согласился.

– В брачную ночь она расплакалась и призналась, что не девственница. Обычно мужчина в таких случаях отправляет девушку обратно к родителям, но я сделал это не сразу, поскольку не знал, как поступит ее отец. Она боялась, что ее убьют. Всего несколько лет назад за «убийство чести» мужчины сидели всего полгода. Теперь их ждет пожизненное заключение. – Мазен не хотел быть ее мужем, поэтому они вместе придумали план. – Через десять дней она вернулась к родителям и сказала, что я ужасный муж и она не может со мной жить.

Во второй раз он женился на своей двоюродной сестре, но и этот брак закончился разводом.

– Она была слишком религиозна и совсем не умела развлекаться, – пояснил он.

НА ОКРАИНЕ

Я все еще досматривала свой сон, когда Лиза ворвалась после завтрака в комнату с кофейной гущей на дне чашки. Все еще сонная, я как могла прочла ее судьбу.

Вскоре ко мне постучался один из уборщиков, в руке он держал чашку. Этот худощавый палестинец по имени Хамед был родом из Иерихона. У него была североафриканская внешность, и он так много и так славно улыбался, что я сразу преисполнилась симпатии к нему. Моего скудного арабского не хватило, чтобы объяснить ему увиденное на дне чашки, поэтому Лиза все записала, чтобы потом он смог перевести. Он достал свой телефон с фотоаппаратом и показал нам снимки своих детей, а потом пригласил познакомиться с ними.

Преодолев запутанный путь, включавший в себя несколько автобусных пересадок, мы с Хамедом очутились на далекой и унылой окраине, состоявшей сплошь из недостроенных домов, которые никто не собирался достраивать. (Во многих бедных странах дома вечно стоят незаконченными, потому что люди строят до тех пор, пока хватает денег, затем делают перерыв, чтобы накопить еще, и продолжают строительство позднее.) Многочисленные родственники Хамеда жили в нескольких квартирах, расположенных друг над другом. Мы поднялись по грубой цементной лестнице, следом за нами увязалась целая толпа любопытных детей.

Внутренняя обстановка дома была богатой: резная мебель, искусственные цветы, множество безделушек и мягкие игрушки. Лума, жена Хамеда, угостила нас фантой и кофе по-турецки. Хамед попросил меня погадать ей. Лиза записала мои предсказания на листке бумаги, чтобы потом перевести их на арабский.

Потом мы с женщинами сели на крыше, где дул благословенный ветерок. Со временем я все лучше говорила по-арабски и, когда возникала необходимость, вспоминала давно забытые слова. Мы ели арбуз, вели беседу, насколько это было возможно, и фотографировались. Снимки на маленьком дисплее фотоаппарата вызывали у детей неподдельный восторг.

НАЦИОНАЛИСТ ИЛИ ПРОСТО СУМАСШЕДШИЙ?.

Заняться было совсем нечем, поэтому стоило мне услышать о демонстрации в поддержку партии «Хезболла» у мечети короля Хусейна, как я подумала: почему бы не сходить? Никто из моих знакомых не хотел идти со мной. Один парень из отеля сказал, что демонстрация уже закончилась. В итоге со мной согласилась пойти Лиза.

Два офицера полиции, которые устанавливали дорожное заграждение напротив нашего отеля, сообщили, что митинг начнется через час или два. Мы не решились подходить близко и так ничего и не услышали – или демонстрация прошла тихо, или мы ее пропустили.

Дело было в пятницу – священный день для мусульман. Почти все магазины закрыли, и на улицах города было тихо, как в американском захолустном городке в воскресный день. Увлеченные интересным разговором, мы с Лизой шли по пустынному тротуару, когда какой-то мужчина вдруг плюнул на нас! Я отскочила в сторону как раз вовремя, а Лизе досталось больше всего, она подумала, что встала под капающий кондиционер!

– Наверное, это один из демонстрантов из «Хезболлы», и он мстит нам таким образом, – пошутила я. – Смотри, опять!

Парень плюнул в другого прохожего на улице, и я убедилась, что лично против нас он ничего не имеет и плюется не потому, что мы иностранцы. Просто у него не все дома – бывает…

ПЕТРА

У Мазена был странный приятель по имени Самир – лысеющий чиновник на госслужбе. Вместе они образовали неофициальный приветственный комитет для круга наших друзей-путешественников, который ширился с каждым днем. Из Англии приехала старшая сестра Сэма Табата, а Мазен взял под свое крыло парочку наших соседей-туристов, которые путешествовали налегке и с минимумом затрат. Нашу компанию можно было встретить в одном из трех мест: «У Рашида», «У Хашема» или на какой-нибудь улице пешеходного района Шемайзани со сверкающими неоновыми вывесками ресторанов быстрого питания и оглушительной музыкой, которая слышалась из проносящихся мимо машин. Здесь гуляли семьи и мужские компании, но женщин без сопровождения я ни разу не встречала.

Каждый день Мазен настойчиво предлагал отвезти нас на своей развалюхе через всю Иорданию к руинам набатейского города Петра [43].

– А потом можно поехать с палатками в знаменитую пустыню Вади Рам, – предложил он.

Мне хотелось побывать и там, и там, но колымага Мазена и его стиль вождения вызывали у меня много сомнений. Сэм с Табатой тоже собирались в Петру. Самир сказал, что поедет на автобусе и встретит их в Вади Рам. Лиза осталась в Аммане – она пыталась оформить визу в Иран. Я решила сначала сесть на автобус с Самиром, а потом отправиться в Петру в одиночестве.

43

Петра – столица Набатеи, древнего государства набатеев (группы арабских племен), существовавшего в конце III в. до н. э. – 106 г. н. э. на территории современной Иордании.